Код Зверя - Кира Иларионова

Спокойной ночи, Оленька.

27марта 2033 г.

Я не смогла его удержать. Сегодня ночью Вадим вновь убил человека. Свернул парню шею просто потому, что надоело волочиться за отрядом. Ему было скучно. Развлечения ради брат инсценировал самоубийство. Подвесил тело за ремень на дерево. И даже написал «предсмертную записку»…

Нет, Док не был хорошим человеком. И, возможно, когда‑нибудь он все‑таки совершил бы задуманное. Но не сегодня. Сегодня ему не за что было умирать. А Вадим… Знаешь, Оля, он так говорит. Чудовищные, по сути, вещи, но… Ведь в главном он прав. Мы с ним — давно уже не люди. Так может, мне тоже перестать упираться? Ведь эта сила манит. Манит так сильно, что сопротивляться ей становится все труднее.

Она обещает покой. Полное отсутствие сомнений. Это меня и пугает. Влекущая меня сила предполагает холодное и беспристрастное деление всего на «хорошо» и «плохо». Вернее, на благо и вред. Только для меня. Плевать на окружающих. Но разделение жизни на черное и белое — искусственно! Все наше существование основано на полутонах. На двухсот пятидесяти шести оттенках серого. И биполярным оно не будет никогда. Ведь то, что для одних благо, для других может стать истинным злом.

Я не могу перестать об этом думать. Так жить меня научил брат. Но сам он, кажется, начинает забывать…

ЗЗЕ

5 апреля 2033 г.

Человек всегда подчиняется нормам морали. Не потому, что ему так хочется быть кому‑то чем‑то обязанным. А лишь потому, что того требует общество. Люди — существа социальные и в одиночестве не выживут, как бы ни желали обратного. Но в любом правиле есть исключения. Есть те, кто считают себя выше морали. Те, кто позволяют себе бесчинствовать. Плевать на закон, плевать на правила. Любого из них рано или поздно ждет наказание. По праву. Но что, если некто становится действительно выше всего этого?

Я никогда не верила в Бога, Оля. До лаборатории просто не успела почувствовать необходимость в Вере. А после… Ведь если он правда есть, такой, каким его описывает Библия, — добрый, справедливый, сострадательный, — то как он мог допустить все это? Как он мог допустить нас с братом?

Там есть что‑то. Но оно точно не человек. И никогда им не было. Это нечто обладает силой неведомой, непостижимой. Безграничной силой создавать миры и уничтожать их. Мощь развращает. И обладающий ей перестает быть человеком. Он становится кем‑то другим. Чем‑то другим. Все его мысли направлены в совершенно иную плоскость. Желания — не подчиняются обычной логике. И типичные дилеммы смертного становятся чуждыми. Так же, как слона не интересуют страхи и сомнения муравьев, сотнями погибающих под его ногами.

Сила, которую обычный человеческий мозг не может себе даже вообразить. Но мы с Вадимом и не люди. Я ее чувствую. Каждый раз, когда тянусь к информационной сфере, каждый раз, когда теряю контроль. Она врывается в мою голову, давит, крушит. Сила вытесняет мое сознание, стирает мою личность. Так соблазнительно — мановением пальцев отпустить. Всего на мгновение. И стать всеведущей, практически бессмертной. Особенно соблазнительно, когда видишь перед собой того, кто уже сдался. И победил.

Для Вадима больше нет понятия морали. Зачем оно тому, кто приблизился к Богу? Оно лишь мешает здраво смотреть на мир и хладнокровно просчитывать будущее. Эмоции — бесполезная мишура, делающая нас лишь слабее. Так он говорит, Оля… Может, брат прав?

Вадим убил Скальда. Кирилл был уже под действием тумана Ладоги и вряд ли, проснувшись, вспомнил бы его. Я бы рассказала сказку о Хозяине Ладожского озера, и они поверили. Но брат решил не рисковать, раз уж парень заметил, как он проник на катер. Он просто свернул Скальду шею и бросил тело за борт. А я опять не смогла его остановить. Сейчас Вадим прячется в грузовом отсеке, и я слышу его смех. Зачем? Зачем я все это делаю ради него?

Задаю себе глупый вопрос, заранее зная ответ. Брат — единственное по — настоящему родное мне существо. И я еще помню его настоящего. Верю, что где‑то там он еще живет. Тот, кто защищал меня, тот, кто растил меня, тот, кто делал ради меня все. Теперь моя очередь.

16 апреля 2033 г.

Он хотел остаться в Питере. Сумасшедший, кипящий, как котел, город пришелся ему по душе. Здесь он мог бы дать себе волю, не вызывая ни у кого подозрений. И рано или поздно подчинил бы себе всех. Или уничтожил.

Но ненависть к тем, кто создал нас, оказалась в нем сильнее. Ведь Лесник не просто так тащит меня в Москву. Ему нужен моделирующий вирус в моей крови. А значит, в столице смогли выжить причастные к проекту люди. И только это удерживает Вадима рядом со мной. Пока удерживает.

Ночью я провела брата в гараж. Он спрятался между наваренными на кунг баками. Благо места там хватает.

Я должна скрывать существование Вадима столько, сколько это вообще возможно. Даже если самой придется подставляться под удар. Почему? Все просто: он уже начал игру. Игру в двенадцать негритят. Как всегда, из‑за скуки. И будет продолжать ее до тех пор, пока «негритята» не знают о его существовании. Но если тайна раскроется — он просто убьет их всех.

В какой‑то степени, наверное, я его даже понимаю. Брату все мельтешения, все переживания и стремления обычных людей кажутся смешными. Ведь сам он давно достиг совершенно иного уровня восприятия жизни. Этот мир для Вадима — открытая книга. Никаких секретов, ни единой тайны. На каждый поставленный вопрос он тут же получает ответ. Но за знания он платит слишком дорогую цену. И я знаю, какую. Каждый раз, когда я сама подключаюсь к ноосфере — теряю часть себя. Способность испытывать эмоции, чувства…

Может быть, я даже смогла бы стать… Богом? Кем‑то всесильным и всемогущим, но… Тело мое — человеческое, несмотря на все операции, шрамы от которых вспахали мою кожу. И оно постепенно разрушается каждый раз, когда я ускоряюсь, залечиваюсь, когда использую неположенную человеческому существу силу. Забавный замкнутый круг: чтобы выжить, мне необходимо использовать способности тела на полную, но делая это, я трачу ресурсы организма. Конечные ресурсы. Мой жизненный срок отмеряй. Только вместо песка в моих часах — седина, разъедающая волосы.

Есть способ замедлить разрушение телесной оболочки. Поглощать энергию других людей. Убивать. Но… Я не хочу… Я НЕ ХОЧУ ЭТОГО ДЕЛАТЬ!

6 мая 2033 г.

Наверное, не стоило ставить дату. Ведь это, по сути, уже не запись дневника. А что? Предсмертная записка? Завещание? Даже смешно.

Слишком многое произошло. И писать об этом я не хочу. Да и не могу. Банально не хватит слов. А они и не нужны. Я просто буду помнить. Помнить до самого конца.

Это больше не мой брат. Оно давно уже перестало им быть. Вадим никогда не смог бы вырезать целую деревню. И пусть все эти люди были никчемными — наркоманами без воли или тиранами, жаждущими власти. Пусть они не жили, а просто волочили свой срок, как заключенные на зоне, — они были людьми. Теперь они

мертвы. А дома их горят. Пламенем, что может сожрать весь оставшийся мир, если его не потушить. Если не положить конец существу, его разжёгшему.

Я всегда убеждала себя и окружающих, что ничего не чувствую. Если бы так, мне было бы гораздо легче. Ведь холодный расчет давно не в пользу брата. Но эмоции разъедают меня изнутри. Половине из них я и названий‑то придумать не могу. Они уничтожают меня… И создают вновь. Той, кем я являюсь на самом деле. Без придуманных, приросших, как вторая кожа, масок. Без ненужной мишуры.

Мы с Вадимом — реликты ушедшей эпохи. Отголоски прошлого, отражающие всю алчность, злобу и ярость человека. Мы оружие Последней войны. Проигранной войны. Отработанные снаряды. Нас создавали убивать, а не жить. Уничтожать, а не созидать. И чтобы мы ни делали, мы не сможем измениться. Он точно не сможет.

Это я сделала из брата чудовище. И кровь всех убитых им людей на моей совести. Ведь тогда, три года назад, он умирал. Организм Вадима, в отличие от моего, не смог полностью абсорбировать вирус. Видимо, в генах, переданных мне мамой, было что‑то, чего не было у его кровной матери. Какой‑то ступеньки в бесконечной лестнице ДНК, чуть не стоившей брату жизни. И я совершила самую большую ошибку, на которую была способна, — перелила ему свою кровь. Вадим излечился, выжил. Но стал другим.

Да, Николай Львович. Природа оказалась умнее всех лабораторных гениев — ученых. Вы годами пытались обуздать вирус. А она сделала это щелчком пальцев, руками глупой девчонки, любившей брата.

Я создала этого монстра. Взрастила его, вскормила кровью. А потом закрывала глаза на все бесчинства, прикрываясь тем же чувством привязанности. На самом деле я просто боялась смотреть в его лицо. Ведь он — это я. То, чем я рано или поздно стану. И мне за него отвечать.

Когда мы достигнем Москвы, я умру. Но жалеть меня не надо. Жалость ранит решимость сильнее, чем пуля, сталь или когти животных. И слез по мне тоже не лейте. Слышишь, плакса? Когда я уйду, мир не рухнет! Наоборот. Ведь я делаю выбор в пользу буду-