Танкист на «иномарке». Победили Германию, разбили Японию - Дмитрий Лоза

За первую половину ночи были обшарены все уголки не так уж и большого поселка. Николай Николаевич как в воду канул. Пришлось о случившемся доложить начальнику медицинской службы. Было выслано еще две группы «поисковиков». Их усилия также оказались безрезультатными. И уже на рассвете рабочий наряд по госпитальной кухне среди дров и бревен случайно обнаружил лежащего без сознания рослого мужчину. В одной руке он держал окровавленный топор. Его сразу же внесли в помещение столовой.

О «находке» немедленно сообщили дежурному по госпиталю, а тот позвонил в терапевтическое отделение, чтобы проверили: не их ли нашелся больной?.. Начальник отделения и дежурная сестра примчались в столовую. Да, это был Богданов.

Осмотрели Николая Николаевича. Его состояние оказалось ужасным: проломлен череп в верхней лобной части, обморожены лицо, руки и ноги. Значительная потеря крови. С большими предосторожностями перенесли травмированного в отделение. Обработали рану, обмороженные участки тела. Врачи пришли к единодушному мнению, что Богданов в состоянии запороговой головной боли нанес себе удар топором. Из-за отсутствия в госпитале специалистов по черепно-мозговым травмам медицинское начальство приняло решение переправить пострадавшего в специализированный окружной госпиталь, и через два часа в сопровождении врача и двух санитаров гвардии капитан Николай Богданов, по-прежнему в бессознательном состоянии, был отправлен поездом в Читу.

Шло время. Сведений о судьбе начштаба не поступало. Бригадный врач пытался несколько раз связаться с госпиталем, но безрезультатно. Пришлось отправлять в командировку офицера гвардии старшего лейтенанта Михаила Голубева. Узнав об этом, Радин попросил и ему разрешить проведать Богданова. Конечно, я разрешил. Вечером наши посланцы поездом отправились в дорогу. Мы ждали их возвращения через два-три дня, а они вернулись следующим утром и привезли скорбную весть – Богданов умер.

Коля и Голубев посетили братскую могилу, в которой похоронен Николай Николаевич. Она находится на кладбище, которое расположено в сосновом лесу юго-восточнее областного города. Обстоятельства той трагической поры не позволили нам, его однополчанам, даже горсть земли бросить на гроб боевого побратима.

К концу января сорок шестого года «метиловая смерть» унялась. У нас в батальоне она унесла двенадцать молодых жизней, половина из которых прошли тысячи западных и дальневосточных фронтовых километров.

Николай Радин тяжело переживал кончину Богданова. Не стало его доброго наставника и строгого учителя. Многое ими задуманное осталось неисполненным. Николай Николаевич в последние месяцы уделял исключительное внимание дальнейшему совершенствованию знаний югославом немецкого языка. Капитан и воспитанник могли часами довольно свободно на нем «шпрехать» между собой.

В это время школьники находились на зимних каникулах. Мой отец, я, да и другие офицеры батальона старались всякими делами в танковом парке, оружейной мастерской, в штабе отвлечь Николая от тяжелых мыслей. Иваном Корчаком была придумана даже проверка стрельбой нескольких образцов оружия, в которой активное участие принял и Радин.

Расставание гвардейцев

Весна и лето сорок шестого года – период увольнения в запас на Дальнем Востоке воинов старших возрастов и отслуживших положенный срок. Из западных группировок Советской Армии эта категория военнослужащих была демобилизована еще год назад. Семья гвардейцев-«эмчистов» нашей бригады начала быстро редеть.

В первой волне уезжающих домой оказались старшина батальона Григорий Нестеров, мой отец и Григорий Жуматий. И снова переживания для Николая Радина – Нестеров забирал с собой Николая Демковича, его друга и одноклассника.

Отец еще раз обратился ко мне с просьбой отпустить с ним Радина, на что я ему ответил: «У югослава другая дорога. Он уедет со мною в Москву, когда я поеду учиться в академию». В том, что это произойдет, я не сомневался. Отправлял на Украину, где к этому времени у нашей семьи не было «ни кола, ни двора», одного отца. Мать умерла еще в сороковом году, дом сгорел. Как Федор Федорович будет там устраивать жилье и житье-бытье? Он надеялся первое время остановиться у своих старых друзей. А потом? К этому добавилась и другая трудность. Я планировал и обговорил с командованием бригады, что с отъездом на учебу бразды командования батальоном передам своему заместителю гвардии старшему лейтенанту Павлу Абрамову. Прекрасный боевой офицер, единственный в части кавалер трех орденов Александра Невского и многих других высоких боевых наград, замечательный организатор и исполнитель любого армейского дела, он был на три года старше меня. Но Павел Николаевич в армии оставаться не собирался и подал рапорт на увольнение: «Я – землепашец. Война заставила меня надеть военную форму. Мной выполнен долг перед Родиной, а дома ждет большая семья: родители, жена, двое детей еще младшего школьного возраста». Довод – убедительный, хотя мы все были уверены, что его ждала бы неплохая армейская карьера.

Приближалась годовщина Великой Победы на Западе. Готовились ее праздновать скромно, внутри каждой части. Понимали, что со многими однополчанами мы ее отмечаем последний раз. Разъедутся, разлетятся по разным уголкам широкой нашей страны. Хотелось каждому уходящему в запас преподнести хороший памятный подарок, но в разрушенной войной Родине – где его найти? Да и на что купить?..

Мобилизовали все имеющиеся трофейные резервы, взятые в мукденском арсенале японской армии: нижнее белье, армейские удобные теплые полупальто, кое-какую обувь, добротные рукавицы и даже шапки. Ко всему этому добавили десяток банок мясных и молочных консервов, десять кусков мыла и по пять килограммов риса. В то послевоенное время все это ценилось на вес золота, ведь в городах и селах Советского Союза еще действовала карточная система.

9 Мая состоялся общебригадный митинг с выносом боевого знамени. Минутой молчания почтили память погибших в операциях на Западе и Дальнем Востоке. Начальник политотдела гвардии подполковник Валентин Якимов поздравил сержантов и офицеров с Днем Победы. Призвал танкистов быть достойными славы гвардейцев-фронтовиков в дни мирные.

Значительную часть выступления он посвятил воинам, уволенным в запас. Их отправка домой была намечена на 20 мая: «Вы последние дни в родной бригаде. Ваше мужество и отвага на фронтах вывели часть в ряды лучших в составе соединения. Подтверждение тому – ее боевые награды и почетные наименования. Вы сражались за свободу в независимость Родины, презирая смерть. Ваши ратные подвиги вписаны золотыми буквами в летопись танковой бригады.