Полнолуние - Андрей Дмитриевич Блинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Над землей уже плыла ночь. За полями угасла полоска зари. Вдалеке на фоне еще светлого неба темнела колокольня с пустыми глазницами окон. Где-то едва занялась и вскоре увяла протяжная песня. Люди всегда так поют: протяжно, вяло, кажется, мало вкладывая чувства в свои песни. Как медленно они ходят по земле, так медленно и поют свои непонятные песни.
«Где он? Жив ли?» — вопросительно пискнула она, и сердце ее тревожно забилось. Она не могла больше сидеть под стрехой. Пронеслась над засыпающим селом, тревожно и призывно попискивая. Но никто не ответил ей. Маленькая ласточка упала в еще голый яблоневый сад и уснула на ветке. Ночью она просыпалась, боязливо оглядывалась вокруг. Ей мерещились в темноте желтые вертикальные глаза.
Рано утром над селом весело засновали острокрылые птицы, ища пищи. Маленькая ласточка покинула свое ночное убежище, насквозь просвеченное теплым утренним солнцем, и метнулась в небо над селом. Она носилась быстрее всех. Кричала всех призывней и тревожней. За ней увязывался то один, то другой ее товарищ по стае, но она оставляла их далеко позади. Она искала того, чьи быстрые упругие крылья и сейчас мелькали перед глазами, как неистовая буря силы и мужества.
Черной маленькой молнией она металась между домами, между деревьями, между столбами. Кое-где под карнизами уже чернели первые комочки глины, положенной птичьими новоселами в будущее свое жилище. Но Маленькой ласточке не было до них дела. С отчаянием она думала о том, кто ее спас, и ее голос тревожно звенел над селом. Ей отвечали многие, но ни в одном голосе она не узнала того, кого искала. И только когда она совсем обессилела от отчаяния, он отозвался из-под карниза старого, незаметного в садах домика. Она сразу узнала его. Так мог свистнуть только он. Только у него может быть такой голос.
Он все утро с опаской наблюдал за ней. Поначалу ему казалось, что она играет, как играла в дороге. Что в ее голосе слышалась боль и отчаяние, он понимал. Но он не верил. «Артистка, — думал он. — Когтистый зверь ничему ее не научил». Только вот сейчас, когда ему показалось, что она вот-вот ударится о землю от отчаяния, он понял, что она не играет, а ловит мошек на завтрак.
Она промчалась мимо него с восторженным детским писком. Но он не показался. Она промчалась другой раз. Но он лишь попытался шевельнуть крылом. Оно еще болело, вчера его сильно поранил зверь. Она догадалась, что он не может взлететь, присела рядом с ним и начала кричать, пищать и звенеть о том, какой он сильный, смелый, мужественный, какой он красивый и как она любит его. Она еще никого в жизни не любила, а в это утро готова была умереть от любви. И умерла бы, если бы не нашла его.
С озабоченностью спросила его: не страшно ли было в тот ужасный миг? Не повредил ли зверь ему крыльев? Но он ответил, что нет, не было страшно и зверь не повредил его крыльев. Она обрадовалась и снова восторженно запищала. Вскоре она улетела и вернулась со вздувшимся зобиком. А ему вдруг захотелось есть. Попробовав крыло, боль теперь чувствовалась меньше, он молча поднялся и полетел в сад, где ночевала она, и стал осторожно скользить между деревьями. Еще редкие мошки странным образом ускользали от него, но он все-таки поймал несколько и вернулся под свой карниз. Маленькая ласточка не отставала от него и бесконечно щебетала.
Небо над селом опустело. Ласточки подались на север, а те, кто нашел себе место здесь, уже занялись трудом.
Маленькая ласточка попищала, похныкала, что отстала от стаи. Он молчал. С ее резвыми крыльями стаю можно еще догнать. Была минута, он готов был показать ей направление, но подумал: «Пропадет», — и промолчал.
Она в этот день не раз покидала его и снова возвращалась. Он тоже летал поохотиться и возвращался с полупустым зобиком: никогда охота не была так бездарна.
Они прожили в селе не один день. У него поджило крыло, и он почти привык к ее постоянному писку. Во всяком случае, он мог слушать его и не возмущаться.
Когда он почувствовал в крыльях прежнюю силу, он облетел село и увидел, что многие семьи уже заканчивают свои гнезда. «Что ж, придется поработать», — подумал он и стал искать подходящее место для гнезда. Он нашел несколько сносных мест под крышами домов, несколько хороших мест в церкви, но там среди развалин и тлена ему не хотелось строить свое жилище.
Насчет того, что они будут жить вместе, он уже подумал. Он не мог оставить ее: пропадет. О себе у него не было мыслей. Он лишь чуть-чуть пожалел себя.
«Будем строить здесь, — сказал он Маленькой ласточке. — Мы и так опоздали. Вчера я слышал, как люди говорили: бездомные у нас поселились птички. Даже не птицы! Это мы-то птички».
«Нет, — пискнула она. — Не здесь. Не здесь. Здесь страшный зверь. А людей не слушай. Люди глупые». И она вспомнила, как они бросали ввысь мяч, наверно надеясь, что он улетит в небо, как ласточки.
Он, стиснув клюв и помахав крыльями, сделал прощальный круг над селом. Он мчался, как мина, пущенная из ротного миномета, — красиво и стремительно, взяв курс на север. Он даже не оглянулся, каким-то не известным никому чувством, улавливая за собой неровный лет своей маленькой подруги.
Весна уже шагнула далеко, им надо было догонять ее. Он видел внизу распластавшиеся в голубом мареве поля, широко расплеснувшиеся реки, задымившиеся синим дымком рощицы. По полям и дорогам ползали железные жуки. Сверху они казались крошечными и безобидными, но стоило опуститься ближе к ним, как они несказанно вырастали, грохоча и распространяя вокруг себя горячий, душный воздух. Однажды в дороге их нагнала громадная птица с неподвижными крыльями. Птица гремела, как те железные жуки, что ползали по земле. Он почтительно опустился вниз, но Маленькая ласточка не послушалась его и бросилась за железной птицей. Он, рассердившись на ласточку, погнал ее к земле, крича:
«Это люди. Они добрые, но нельзя вставать поперек их дороги».
«Чепуха, — легкомысленно пропищала она. — Люди не летают. Я знаю».
Он не спорил. Он летел дальше, на север. Крылья его окрепли, пух его снова заблестел, и он почувствовал прежнюю силу и уверенность.
Они пролетали село на крутом берегу реки, где он родился, но Маленькая ласточка не захотела
