Кулаком и добрым словом - Nik Держ

— Что такое? — вдруг гневно крикнул он.

Все притихли, особенно чашники, разносящие хмельное.

— Вино горькое!

Князь взял со стола нежное перепелиное крылышко, надкусил его.

— Еда горькая!

Воцарилась гнетущая тишина.

— Горько! — вдруг закричал князь весело.

— Горько! Горько! — опомнившись, подхватили его клич богатыри.

Дунай нежно обнял супругу и поцеловал её в губы. Настасья зарделась, смущенно села на свое место.

— Ну вот, — довольно произнес Владимир, — чтоб богатыря мне родили! Да такого чтобы ух… Чтоб Илью за пояс заткнул!

— Дай срок, князь! — весело произнес Дунай.

— Будет тебе срок, — ответил Владимир, показывая челядину пустую чару.

Отрок быстро наполнил княжеский кубок.

— Давай выпьем с тобой, Дунай, за будущего богатыря!

Богатырь взял заново наполненный кубок.

— Нет! — резко оборвал его Владимир. — За богатыря этой чары мало, — князь оглянулся, — давайте вон ту!

Палец князя указывал на огромную резную братину, выполненную в виде трехглавого дракона. Из этой чары можно было напоить десяток богатырей из старшей дружины. И лишь Илья Жидовин однажды выпил ее в одиночку. Двое отроков с трудом поднесли братину Дунаю. Он принял её обеими руками, вино мерно плескалось вровень с краями.

— За богатыря! — произнес князь. — До дна!

— До дна! — закричали богатыри.

Дунай поднес братину к губам. Раздались подбадривающие крики, свист, богатыри бились об заклад: осилит Дунай братину или нет. Один лишь Добрыня смотрел на эту затею осуждающе. Наконец Дунай оторвался, перевернул братину над головой. Она была пуста.

— Слава Дунаю! — закричали со всех сторон. — Даешь богатыря!

— Вот это по-нашему, — сказал князь, — по-русски! Так мы и погань всякую бить будем! До конца! До дна!

— Слава князю! — богатыри вновь подняли кубки.

— За землю Русскую! — торжественно произнес князь, осушая очередной кубок.

Дунай с трудом заставил себя пригубить из услужливо наполненной расторопным челядином чары и камнем рухнул на место. В голове шумело. Разговор постепенно перетёк в привычное русло: о молодоженах забыли. Обсуждали все: войну с поляками, участившиеся набеги печенегов, договор с литвой. Вспоминали дела прошлые, подвиги ратные.

…да не, — как всегда громко спорил Фарлаф, — тиверцы мечом махать не мастера! А вот стрелки — отменные. Вон Велигой, — Фарлаф обернулся в поисках товарища, — где Велигой? Только что здесь был!

— Ты чего, Фарлаф, опять хмельного меда перебрал? — загомонили со всех сторон. — Велигой как пообещал князю голову Радивоя Проклятого, так с тех пор на княжьи пиры и не ходит: совестно людям в глаза смотреть!

— А жаль, — опечалился Фарлаф, — мы с ним так душевно…

— Хвастали, да медовуху жрали! — закончил за Фарлафа язвительный Попович.

— Всякое было, — и не думал обижаться Фарлаф, — однако стрелок он отменный! Мало кто еще так из лука умеет, разве что Дунай. Признай, Лешак, что ты хуже из лука стреляешь!

— Ну, тут я спорить не буду, — согласился Попович, — и никто не будет…

— Лучший стрелок, — вдруг громко выкрикнула новоиспеченная княгиня Опраксия, — моя сестра Настасья!

Разговоры враз смолкли, все с интересом смотрели на Опраксию, да и сам князь с удивлением разглядывал супружницу словно в первый раз видел.

— Ни за что не поверю, — прогудел Фарлаф, — чтобы баба лучше мужика из лука била! Готов об заклад биться! Не выстоять ей супротив Велигоя!

— Не выстоять, эт точно! — словно разбуженный улей зашевелились богатыри.

— Только беда одна, — не унималась Опраксия, — нет здесь Велигоя! Кто вместо него?

— Вот баба глупая, — проворчал Фарлаф, — и не нужен Велигой! Пусть мужа своего победит — Дуная! Он тоже не лаптем щи хлебает! Ну?

— Давайте так, — вдруг влез в спор сам Великий князь, — если Настасья победит Дуная…

Богатыри оскорблено загомонили. Князь властно поднял руку, призывая к молчанию.

— Итак, повторяю, если Настасья победит Дуная, ты, Фарлаф, год на пирах рта не раскроешь, если я сам тебя об этом не попрошу!

Зная хвастливый нрав Фарлафа, вся Золотая Палата разразилась хохотом. Дождавшись пока стихнут раскаты смеха, князь продолжил:

— Ну а если победит Дунай, каждое утро к твоему крыльцу будут доставлять бочку самого лучшего вина из моих погребов в течении года! Согласен?

— По рукам! — заревел Фарлаф. — Други, ох погуляем же мы, год дармовое вино пить будем!

— Какие условия поединка? — деловито спросил князь.

— Будем стрелять в лезвие ножа, — подала голос Настасья, — чтобы стрела на две половинки…

— Нет! — вдруг перебил её Дунай, поднимаясь из-за стола, — будем стрелять в кольцо, поставленное на голову…

Настасья побледнела:

— Дунай одумайся!

— На чью голову? — лупая выпуклыми лягушачьими глазами, влез в разговор Фарлаф.

— На твою дурную голову, — резко ответил Дунай, покачнувшись. — А ты голубушка, раз уж взялася за гуж…

Дунай не договорил, схватил со стола кубок и осушил его в один момент.

— Чего тут непонятного, — хмуро пояснил Фарлафу Добрыня, — каждый стреляет в кольцо, поставленное на голову соперника.

— А если кто — ить, — Фарлаф даже икнул от испуга, — промажет?

— Подумай своей башкой, она у тебя не только шелом носить, — буркнул Добрыня, отворачиваясь от посеревшего Фарлафа.

— Мож на завтра все перенесём? — громко выкрикнул Добрыня. — Дунай еще после братины не отошел!

— Спасибо побратим за заботу, — заплетающимся языком произнёс Дунай, — но не я это начал! Сегодня! Сейчас! Выясним, наконец, кто ж в доме мужик, а кто баба!

— Ну, зачем ты так, Дунаюшка! — попыталась утихомирить мужа Настасья, ласково взяв его за руку.

— Несите лук со стрелами! — выкрикнул Дунай, выдергивая ладонь.

Расторопный челядник тут же помчался выполнять его приказание.

— Князь! — обратился теперь уже к Владимиру Добрыня. — Прикажи им остановиться! Ты ж видишь, какой сейчас из Дуная стрелок!

— Не могу, — притворно развел руками Владимир, — тут уж дело семейное, а не государственное! Супруги бранятся, только тешатся! Успокойся, Добрыня, все обойдется!

Добрыня в сердцах махнул рукой и быстро покинул Золотую Палату. Вернулся запыхавшийся отрок с луком и стрелами. Добрыня взял лук, провел пальцем по туго натянутой тетиве. Тетива возмущенно загудела.

— Добрый лук, — сказал Дунай, тщательно осмотрев оружие и протягивая его Настасье. — Первая стрелять будешь!

Он снял с пальца обручальное кольцо и нетвердым шагом пошел в дальний конец Золотой палаты. Прислонившись к бревенчатой стене, Дунай осторожно дрожащей рукой поставил кольцо себе на голову. Мутным взором посмотрел на жену, та робко переминалась с ноги на ногу, не зная, что делать.