Пастырь Вселенной - Дмитрий Абеляшев

— А какой высоты заборы предпочитают у вас на Земле?

— Метра три, не меньше, — сказал Владимир, вспомнив при этом, что Лея, в общем-то, была у него на даче, где его низкорослый сеточный заборчик, увы, не дотягивал до названной планки.

Впрочем, девушка вместо ответа невозмутимо набрала нечто на своем пульте, и снизу, прямо из снега, за считанные секунды выросли стены названной Владимиром высоты, ограничивая немалые земельные угодья — гектар, не меньше, — принадлежавшие его избраннице.

— А можно так, — сказала Лея, положив теплую ладонь Володе на плечо, и от следующего нажатия на кнопку стены беззвучно выросли еще раза в три. Метров десять сделались, выше дома. Девушка вновь надавила на брелочек, и стены вновь обрели заказанную Владимиром высоту.

Молодые люди плотно поужинали. Всего было вдоволь, и мясного, и самых изысканных фруктов из отдаленных провинций Империи, после чего Володю неудержимо потянуло в сон. Лея отвела мужу отдельную комнату, где, поставив обогрев на 15 градусов, в пересчете на Цельсия, сделала воздух вполне приемлемым для обитания Владимира, при условии, конечно, что он будет в свитере или под одеялом. На вопрос, нельзя ли сделать температуру еще хоть немного повыше, Лея сказала, что нет — это было бы неправильно с точки зрения конспирации. Оказывается, хотя подобные дома и способны создать хоть тридцатиградусную жару, но их хозяева тут же попадают под подозрение контрразведки. Ведь кому еще на Анданоре может понадобиться такое непереносимое пекло, как не шпионам с Силлура! Вообще Лея все продумала до мелочей — этот домик принадлежал ее лучшей подруге, Тидле, с которой они, на всякий случай, обменялись ключами — мало ли что может в жизни случиться.

Тидла сейчас служила надсмотрщицей на одной из жарких колоний, откуда Империя в избытке получала продукты и полезные ископаемые — копила себе на приданое. В розыске она не находилась, а потому без вести пропавшая, с точки зрения Анданора, Лея, ничем особо не рискуя, поселилась в ее жилище. Девушка любила этот пригород анданорской столицы — тут было тихо и спокойно и, с другой стороны, недалеко от центра. Так что впечатлений у Владимира хватало в избытке. И оттого сейчас он с трудом заставил себя продрать слипшиеся глаза — казалось, сознание его отказывалось пробуждаться, вполне довольствуясь порцией информации, полученной вчера.

— Вставай, соня, рассвет пропустишь! — не унималась Лея.

«Эка невидаль — рассвет», — подумал Володя, но, вспомнив изумительные краски давешнего заката, поднялся. Лея заставила его одеться и вывела на воздух. И вовремя — они успели к самому началу. На востоке небо уже окрасилось в нежно-зеленые тона, в зените же и на западе царила непроглядная ночь с крохотными искорками звезд, складывавшихся в причудливые фигуры здешних созвездий. Одно из них удивительно напоминало женскую фигуру, сидящую в кресле. Над ее головой семь звезд соединялись в подобие алмазного купола стридора.

— А что это за созвездие? — спросил Владимир.

— В каком смысле? — не поняла Лея. — Все эти звезды отстоят одна от другой на сотни световых лет, они только кажутся обособленной группой.

— Неужели у вас нет созвездий? — изумился Володя.

— А что это такое, созвездие? — спросила Лея.

— Посмотри, Лея, — сказал он, — видишь, похоже, что эти звезды складываются — ну, если соединить мысленно их вместе — в женщину-пилота, сидящего в кабине небольшого космолета, как раз как наш. Видишь?

— Ну, может быть… — неуверенно согласилась Лея. — Но ведь это только фантазия, это даже искусством не назовешь…

— А у нас на Земле все мало-мальски заметные звездочки объединены людьми в созвездия. Конечно, можно сказать, что ради того, чтобы было проще их запомнить и ориентироваться в ночном небе, но разве тебе не кажется, что это очень красиво, когда звезды — не просто звезды, а еще и какие-то образы, которые пытаются прочитать в них люди…

Владимир обнял Лею, наконец-то одевшуюся просто и красиво в анданорское короткое платье зеленого цвета с красными незнакомыми камнями, украшавшими рукава и ворот. Лея молчала, вглядываясь в стремительно зеленевшее небо. Володя спросил:

— Так, значит, у вас созвездия не имеют названий?

— Нет, — тихо ответила Лея.

— Тогда я назову это созвездие твоим именем, милая моя. Теперь это созвездие будет называться созвездием Леи.

Лея молча обняла Володю и припала своими устами к его губам, а рукой, расстегнув «молнию» куртки, проникла под футболку, нежно коснувшись его груди.

— Я, кажется, начинаю понимать, что такое ваша земная поэзия, — сказала она затем. — Это когда хочешь подарить любимому существу больше, чем имеешь. Например, вот эту россыпь звезд или целый мир. Спасибо, Володя. Мне нравится твой подарок. Я принимаю его — пусть теперь это будет называться созвездием Леи. Ох, милый, — спохватилась с улыбкой девушка, — а знаешь ли ты, что одна из звездочек — та, что прямо у меня над головой, ведь это теперь как бы я в небе — это твое солнце?

— Нет, конечно, не знал… — изумленно откликнулся Володя. — Но это даже еще интереснее, ведь я впервые увидел тебя в твоем стридоре именно возле Земли.

— В нашем стридоре, дорогой, — сказала Лея, лаская пальцами тощий после двух шедших подряд перелетов Володин живот. — Даже скорее твоем, чем моем.

— Это еще почему? — усмехнулся Володя.

— Ну, я его купила на деньги Стора. Ты его убил своей колотушкой, мой дикарь, и забрал его женщину, меня то есть, его оружие — плазмомет и его сбережения, которые он, можно сказать, в нем прятал.

Лея помолчала немножко и спросила:

— Сейчас досмотрим рассвет, и ты возьмешь меня, ладно?

— С удовольствием, — ответил Володя, скользнув рукой по мощному красивому бедру своей жены.

Тем временем созвездие Леи уже утонуло в небесной зелени зарождающегося утра — только звезды на западе еще светили какое-то время тусклыми бусинами, но, наконец, рассветная волна сияния растворила в себе и их свет. Утреннее небо Анданора было бездонным и густо травянисто-зеленым. Оно, безусловно, стоило того, чтобы подняться так рано. Лея свободной рукою вынула брелочек и нажала на кнопку, втягивая оставшийся со вчерашнего дня трехметровый забор так, чтобы он не скрывал от Володиного взгляда заснеженной равнины.

Потому что в следующую минуту над горизонтом показался край сияющего изумруда, которым стало за ночь бордовое солнце. Светило было радостным и теплыми лучами грело лицо, но даже когда выкатилось полностью, на него все-таки можно было смотреть не мигая. О боже! Как же преобразилась заснеженная равнина от его прикосновения! Владимиру даже пришлось помотать головой, прогоняя наваждение, — такой полной была внезапная иллюзия поросших травами равнин его родной Земли. Володя еще не досмотрел до конца чудесную мистерию рассвета, но уже был страстно в него влюблен, столь живо увиденная картина напомнила ему безмятежную радость наполненных сиянием лета подмосковных лугов. Дома же анданорцев, разбросанные по этим лугам, напоминали сейчас жилища сказовных эльфов — в них не осталось ничего кровавого или мрачного — до закатного часа.

— И эта сказка повторяется здесь каждое утро? — переведя дыхание, спросил Владимир у Леи, похожей сейчас в концентрированно-зеленых, словно солнце пропустили через бутылочное донце, лучах на царевну-лягушку.

— Каждое, милый мой, — отозвалась Лея. — Ну, понял ты теперь, что Анданор невозможно не полюбить?

— Понял, — ответил Володя.

Он заметил, как вдали по сугробам, чуть подлетая на и каждом шагу, прыгали уже знакомые ему потешные скримлики; крылья позволяли им, по-заячьи подскакивая вверх на несколько метров, затем пролетать значительные расстояния.

— Весна, — сказала Лея, тоже следившая за ними глазами. — Да ведь и правда, — спохватилась она, — я столько времени провела на Земле и Силлуре, что совсем сбилась со счета. Весна, милый, это значит, что очень скоро ты увидишь, как растут кулямбы, как летают по небу скримлики — у нас ведь нет птиц, а эти нежные зайчики летают, лишь когда справляют свадьбы. У них тогда крылья наливаются силой — силой любви. Сейчас у них начинается пора брачных турниров — гляди: та, что скачет впереди, пожирнее и покруглее, — это самочка. Те, что сзади, — самцы. Скримлики устраивают настоящие турниры и в борьбе за свою любимую иногда стоят до конца. Если один из них слабее, но влюблен в самочку до смерти, то он не отступает и продолжает сражение, даже когда повержен. Его более сильный соперник понимает, что тот будет драться до конца, и, если для него выбор именно этой спутницы был случайным, то уступает перед настоящей любовью. Если же любовь, или злость, или принципиальные соображения берут в нем верх, то начинается совсем иной бой — скримлики, дравшиеся до этого лапами без когтей, выпускают острые, как лезвия, когти — они их не используют даже для самообороны, если их схватит хищник, представляешь? Только защищая самочку или детишек.