Имперский рыцарь - Дмитрий Старицкий

— Меня сейчас больше именно этот эпизод с полковником беспокоит. Это точно, что именно после выступления Кобчика поменяли весь план наступления Восточного фронта?

— Я тому свидетель, ваше превосходительство, — констатировал Молас.

— Тогда возьми с него подписку о неразглашении, — попросил квартирмейстера Аршфорт.

Что и было сделано. Я охотно подписал документ, сулящий страшными карами за… Одним больше, одним меньше.

Когда Молас убрал подписанную мной бумагу в стол, Аршфорт расстелил на столе карту.

— Император требует от меня как можно быстрее покончить с осадой Щеттинпорта, — пояснил командарм свои действия.

— Тем более что царцы готовят зимнее наступление по льду Ныси, которая за эту зиму замерзла так, что по ней даже тяжелую артиллерию перетащить можно, — добавил Молас.

— А от меня что требуется? — не понял я. — От контуженного субалтерна, находящегося на излечении от нервической горячки и постконтузионного синдрома.

— Ты понял, ваше превосходительство, какой изощренный ум у этого офицера? Он тебе сейчас насоветует, а ответственности нести не будет, так как советовал почти в нервическом бреду, — засмеялся второй квартирмейстер фронта.

— Я сам разберусь, что бред, а что нет, — возразил ему Аршфорт. — Армией командую я, а не советники, так что и ответственность вся полностью только моя. Введи нас, разведка, в курс дела по расположению врага от моря до узловой станции. Дальше уже зона ответственности южной армии.

Молас вызвал в кабинет кирасирского ротмистра, который быстро и четко отметил на пустой карте места дислокаций царских войск на правом берегу Ныси и войск островитян в Щеттинпорте. Отдельно нарисовал, где какая артиллерия у них стоит, и даже сектора обстрелов кругами начертил тонким карандашом. Отдельно выдал промеры толщины льда на реке в разных местах. И все это наизусть. Силён. Я просто в восхищении.

— А лед-то как мерили? — удивился я.

— Ночами проверяли лунки, которые ранее долбили царские пластуны, — удовлетворил мое любопытство ротмистр.

— Где они их долбили, показать на карте можете? — одолело меня любопытство.

— Легко, — ответил ротмистр и нарисовал несколько точек на русле реки. — А вот здесь, здесь и здесь мы сами лунки долбили.

— А где лед выдержит тяжелую артиллерию? — продолжал я задавать вопросы.

— Вот тут и тут, — показал ротмистр. — Инженеры клянутся, что если армировать лед хотя бы ветками, то переправа выдержит рутьер с двухсотпудовым орудием на прицепе. Если не останавливаться на льду.

— Значит ли это, что предварительно требуется захватить достаточно обширный плацдарм, чтобы обеспечить безопасность такой переправе?

— Так точно. Если только вы в этих местах лед с воздуха не разбомбите, — бросил он беглый взгляд на мою форму, — то при захвате плацдарма такую переправу навести дело двух дней. Настелить фашины и залить их водой и подождать, пока промерзнут. Но полевую артиллерию можно переправить по льду везде на всем протяжении русла реки. Толщина льда позволяет. К тому же в этих двух местах железная дорога отстоит на наибольшем расстоянии от реки. Мы поднимали на ближайшей станции аэростат — реки не видно. Корректировка орудий особого могущества невозможна. Мы в отделе считаем…

— Стоп, — приказал Аршфорт. — Мы потом обязательно выслушаем коллективное мнение вашего отдела. Но сейчас достаточно. Примите мое удовольствие прекрасно сделанной работой.

— Служу императору и Отечеству. — Ротмистр щелкнул каблуками.

— Один вопрос позволите, ваше превосходительство? — обратился я к командарму.

— Только если это конкретика какая, а не тактика, — разрешил Аршфорт.

— Господин ротмистр, каков максимальный калибр полевой артиллерии можно переправить без инженерного оборудования ледяной переправы?

— Четыре дюйма, — тут же ответил ротмистр. — Но если гаубицы, то пять дюймов. Они у царцев легче пушек.

— Где пластуны долбили лунки светлым днем? Если такое было в действительности.

— Такого не было, господин лейтенант, но вот в сумерках они за этим занятием были замечены именно в тех местах, где возможна переправа тяжелых орудий.

— Благодарю вас, ротмистр, — рассыпался я в любезностях. — Как воздушный разведчик я в восхищении от проделанной работы вашим отделом.

Когда ротмистр покинул кабинет, Молас ехидно спросил.

— Так ты еще и разведчик?

— Так точно, экселенц. Последняя моя должность по штатному расписанию в воздухоплавательном отряде — старший летчик-наблюдатель. А квалификацию я сдал еще летом, когда прорабатывали хронометраж и варианты прорыва бронепоездов с дирижабля.

— Так каково твое мнение, Кобчик, о направлении главного удара царцев? — настаивал на моем ответе командарм.

— Там, где можно протащить тяжелую артиллерию, они наступать не будут.

— Отчего ты так думаешь? — удивился Аршфорт. — Мой начальник штаба просто уверен, что главный удар будет именно там.

— Какова максимальная дальность выстрела двухсотпудовой длинноствольной шестидюймовой царской пушки?

— Двенадцать километров, — подсказал Молас.

— Благодарю, экселенц. Тяжелой артиллерии у них не так много — только корпусные полки. Я на их месте сосредоточил бы всю ее на участке прорыва и не сдвигал со своего берега. Расстояния достаточно, чтобы поддержать пехоту и полевую артиллерию в наступлении и захвате достаточно глубокого плацдарма. Все равно в любом месте нашего берега завеса ваших войск, — кивнул я командарму, — будет слабее ударного кулака наступающих. А основная ваша артиллерия привязана к осаде порта.

— То есть ты считаешь, что они в любом месте легко перережут железную дорогу? — спросил командарм.

— Есть такое опасение, если у них командовать будет кто-то умный, типа полковника Куявски, — убежденно ответил я.

— Куявски уже бригадный генерал и направлен командовать дивизией на отогузский фронт. Юго-восточный, если по нашей терминологии, — выдал справку Молас. — Далеко от нас.

— Хранят нас и дальше ушедшие боги, — высказался по этому поводу Аршфорт.

— Есть характеристики возможных командующих такой операцией у царцев? — обратился я к Моласу.

— Скажу одно, — ответил он. — Таких, как Куявски, у царя единицы. Но и тому просто повезло оказаться в командующих стараниями комендоров твоего бронепоезда. Остальные действуют по уставу. А царский устав предписывает равномерно распределять артиллерию по войскам.

— Хорошо бы, если так все было, — засомневался я. — Война часто выдвигает на руководящие посты умных и инициативных генералов, в отличие от мирного времени.