Опасное соседство - Ялмар Тесен

Он медленно поднялся и задумчиво погрыз сломанный ноготь. Старая клетка-ловушка, с которой он уже экспериментировал, по-прежнему стояла в сарае. В разобранном состоянии ее пять секций легко было перевезти в любое место и быстро собрать вновь, укрепив легкими цепями. Разборной клетка была задумана изначально, иначе она оказывалась слишком громоздкой при транспортировке. Мачек лихорадочно соображал: до наступления темноты еще достаточно времени, и с помощью всего двух рабочих, даже если они будут сонными и ленивыми в этот субботний день, ловушку установить нетрудно. Ее хорошо бы отвезти на «лендровере» да не забыть захватить ружье и запас крупной дроби, термос с крепким кофе и бутерброды. Нужно также взять фонарик, запасные батарейки, фляжку с бренди или сливовицей — что найдется. Собрать все это не составит труда. Если же у него ничего не получится, он завтра с утра позвонит и всем сообщит о следе черного леопарда, и ничего плохого в этом нет. Он прошел до самой опушки леса, но больше ни одного заметного отпечатка лап не обнаружил: поляна заросла спутанной травой кикуйю. Мачек решительно повернул назад и зашагал к поселку рабочих.

С двумя помощниками он легко извлек проволочные секции клетки из-под сваленной в кучу упряжи для мулов, клетей из-под люцерны, листов рифленого железа и разнообразных запчастей. Сетка везде оказалась цела, вот только спусковой механизм на двери-ловушке не работал. Мачек довольно легкомысленно отреагировал на эту неисправность, потому что в его планы не входило использование ловушки как таковой.

Он рассчитывал в качестве живой приманки предложить зверю себя, находясь в безопасности внутри клетки и держа наготове ружье и электрический фонарь.

Они подъехали к той поляне, которую он выбрал, — когда-то здесь складывали бревна. Тот след вроде бы вел именно сюда. Поляна находилась примерно в километре от лесничества. Мачек и его помощники установили клетку, скрепив ее стенки друг с другом и с крышей цепями, а местами еще и дополнительно связав толстой проволокой, и только когда он принялся устраиваться в клетке, на лицах рабочих появились признаки сомнения и удивления.

— Nee God baas kannie die hele nag hier alleen sit nie9.

Это сказал Том Уиндвааи, тракторист. Мачек обычно разговаривал со своей женой на африкаанс, но, несмотря на долгие годы, прожитые среди буров, все еще говорил на этом языке с акцентом и так строил предложения, что вызывал веселье у своих цветных подчиненных. Он был достаточно умен, чтобы относиться к этому с юмором, к тому же рабочие любили его, хоть и считали, что он чуточку не в своем уме.

Сейчас Том Уиндвааи был искренне обеспокоен. Конечно, он-то уже слышал об этом tier, однако никак не мог поверить, что леопард может быть черным, как не мог поверить и тому старику, который рассказывал, что видел в цирке полосатого tier. Он так и сказал Мачеку: а вдруг этот tier его самого поймает? Но Мачек, размахивая своей знаменитой серебряной фляжкой с крестом, заявил, что если он выпьет побольше бренди, то и двух таких зверей изловить сумеет. Рабочие еще постояли там, глядя, как Мачек вносит в клетку свои пожитки, заряжает ружье, проверяет, хорошо ли работает фонарик, и устраивает себе подстилку из листьев папоротника. Он сам нарушил затянувшееся молчание, скорчив страшную рожу и притворившись, будто хочет достать своих помощников когтями. Рабочие, нервно смеясь, отшатнулись и тут же обрушили на него град вопросов: «Почему этот леопард должен обязательно сюда явиться?», «А вдруг он сумеет пролезть сквозь решетку или снизу?». Они искренне беспокоились за Мачека, восхищались его смелостью, и он велел им еще раз проверить крепления и самим убедиться, как тяжела клетка и прочна сетка, а когда их доверие к его убежищу несколько возросло, то и у него полегчало на душе, однако он так и не сказал им о следе на тропе около дома. Когда они уехали, он вспомнил, что следовало попросить их утром заехать за ним, но звук мотора уже еле слышался в лесной тишине. Ничего, когда снова станет светло, на дороге будет вполне безопасно; а он, разумеется, выйдет из клетки, только когда солнце поднимется достаточно высоко.

Он уселся на походный стульчик, слушая затихающий птичий хор, надел толстую армейскую куртку и налил в пластиковый стаканчик первую щедрую порцию бренди. С этого момента именно содержимое фляжки поддерживало в нем охотничий азарт. Лесная сова проплыла над ним в непроницаемой тьме, пробудила его от дремоты своим похоронным:

«Кто ты? Ху-гу», а один раз он услышал встревоженный рев бушбока, треск ветвей и шорох листьев, когда вспугнутая антилопа умчалась прочь. Нервы его были напряжены до предела, руки дрожали; в одной руке он сжимал фонарик, а в другой — холодный ствол ружья. Время от времени он обводил ярким лучом света окружавшие его предметы, особенно если слышал хотя бы малейший шорох, и чуть не выстрелил, когда в зарослях вспыхнули золотистые глаза генетты, однако кошка, испуганная его резким движением, тут же стремительно ретировалась, хотя он все же успел заметить, что это был за зверь. В четыре утра какое-то мертвящее чувство охватило всю его душу, однако, борясь с собой, он выпил оставшийся кофе, съел последний из бутербродов и налил себе еще бренди из почти опустевшей фляжки. Потом он то задремывал, то вдруг пробуждался, как от толчка, особенно когда рядом по-собачьи пролаял павиан, предупреждая стаю об опасности.

Сердце у Мачека забилось где-то в горле, рот пересох, и он стал слушать, как стая павианов с треском продирается сквозь заросли; потом сумасшедшая толпа лающих и вопящих от страха обезьян исчезла вдали, а он, напрягая зрение, вглядывался в медленно редеющий ночной мрак и глубоко вдыхал воздух, стараясь унять охватившую его дрожь — от холода, от страха и от чрезмерного напряжения. Он понимал, что леопард где-то поблизости, и при этой мысли волосы у него на голове вставали дыбом, а по спине пробегали мурашки. По крайней мере полчаса он сидел совершенно неподвижно, крепко сжимая ружье со спущенным предохранителем, так что в конце концов у него свело обе руки, согнутые в локтях. Когда же наконец сквозь деревья проглянуло солнце и запели птицы — малиновки, серые синицы, соловьи, — точно благодаря судьбу за еще одну успешно пережитую ночь и за новый рассвет, Мачек положил ружье на землю и вытянулся с ним рядом, зевая и улыбаясь от облегчения, ибо впервые за всю ночь как следует расправил онемевшее тело. Он решил сперва немного поспать, а потом, когда утро будет уже в самом разгаре, пойти пешком в лесничество и оттуда позвонить Тернеру.

Храп человека не то чтобы разбудил черного леопарда, но все же снова заставил прислушаться и обратить на спящего внимание. Хищник недовольно дернул ухом, точно храп был ему неприятен, и широко открыл глаза. Потом пересек поляну, покружил возле клетки — уже в четвертый раз за эту ночь — и вернулся в густые заросли, где еще не остыло его лежбище на подстилке из сухих листьев.