Сталин перед судом пигмеев - Юрий Емельянов

Покончив с рассказами о конфликтах Сталина из-за носков, стеганого одеяла и валенок, Будягин уверял читателей в том, что «со своими капризами, обидами, тягостными недоразумениями он был несносен. Другие ходили на охоту, на рыбалку, только он никуда не ходил, сидел вечерами у окна и занимался при свете керосиновой лампы». (На самом деле известно, что в Туруханской ссылке Сталин постоянно охотился и ловил рыбу и этим обеспечивал себе скудное пропитание.) Будягин также сообщал читателям, что «одинокий непримиримый грузин… молча слушал споры своих образованных товарищей» и таким образом давал понять, что Сталин не был образованным и не мог поддержать разговор образованных людей. В то же время Будягин признавал, что Сталин «много читал, даже изучал английский язык». Затем было сказано, что «большинство изучали немецкий, французский, только Сталин не занимался языками». Возможно, что Будягин и Рыбаков не считали английский, который учил Сталин, языком. Видимо, презирая тех, кто не знал немецкого и французского, Будягин быстро разочаровался в Сталине, а затем «встретил насвоем цути людей более образованных и блестящих, чем Сталин».

Отметил Будягин и другие недостатки Сталина, сказав о «его прямолинейности, семинарской склонности к толкованиям, непоколебимой уверенности, что его знания — предел мудрости». Главной же чертой Сталина Будягин считал его «грубость». По его словам, Сталин говорил ему в ссылке: «Грубости надо противопоставлять еще большую грубость — люди принимают ее за силу».

Для того чтобы объяснить, почему бывший выпускник духовного училища и бывший семинарист стал апологетом грубости, Рыбаков дал такое объяснение устами самого Сталина, который вспоминал: «Отец вечерами пил с приятелями атенское вино и пел с ними песни — щемящее сердце грузинское многоголосье. Хорошо пели, хорошо пили — по-грузински, добрея и веселея от вина, не так как пьют русские мужики, впадая от водки в пьяный кураж, драки и поножовщину». Очевидно, что лишь в России Сталин столкнулся со столь грубым поведением подвыпивших людей. Но он признавал очевидное количественное преобладание русских над грузинами и приходил к выводу: «В Советском Союзе, насчитывающем сотню народов, ведущим может быть только один народ — русский». А поэтому Сталин решил пренебречь дурными качествами русского народа.

Однако это ему нелегко. По словам Рыбакова, Сталин рассуждал так: «Русские — это не грузины. В училище, в семинарии никто не трогал его из-за поврежденной руки, в этом проявлялось исконное грузинское благородство. Но потом люди не считались с этим его физическим недостатком, ни в Баку, ни в Батуми, ни в Сибири, были грубы и безжалостны». Хотя получалось, что грубы были люди не только в Сибири, но также в Баку и Батуми, изначальное противопоставление русских грузинам не оставляло сомнений в том, что главное отличие между этими народами Рыбаков видел в «грубости» первых и «благородстве» других. Хотя Рыбаков и постарался скрыть свою русофобию упоминанием о Баку и Батуми, получалось, что в «грубости» Сталина виноваты русские, которые являются «грубыми» по своей природе.

Стараясь выжить среди «грубых» русских, Сталин якобы «противопоставил им еще большую грубость. За грубость Ленин упрекал его, но только так можно управлять: грубость аппарата держит в узде грубость народа. Деликатничают с ним только интеллигенты, которых потом же и выкидывают, как хлам. Еще тогда, в молодости, он понял, что демократия в России — это лишь свобода для развязывания грубых сил. Грубые инстинкты можно подавить только сильной властью, такая власть называется диктатурой».

Напомнили Будягин и Рыбаков также про другие замечания Ленина о Сталине из «Письма к съезду», которые были своеобразно изложены в романе. Говоря о своих встречах со Сталиным в годы Гражданской войны, Будягин замечал: «Его воля, энергия могли служить революции; нелояльность, грубость, стремление к единовластию были терпимы, революция применяет и крайние средства. Но в эпоху созидания эти недостатки становились опасными. Сталин овладевал властью всеобъемлющей и бесконтрольной. В этом и заключался смысл ленинского письма». Но Будягин и Рыбаков шли дальше критических высказываний Ленина, делая безоговорочный вывод: «Преданность идее Сталин изменял преданностью себе».

Эта «преданность себе», видимо, выражалась в исключительном самомнении Сталина, доходящем до приписывания себе Божественных качеств, хотя, как убеждены Будягин и Рыбаков, со времени Туруханской ссылки Сталин сохранил все свои малоприятные качества и низкий уровень образования. В ходе своей встречи со Сталиным Будягин, который во время действия романа был полпредом, чувствовал, что «в неумолимом азиатском боге проснулся одинокий ссыльный грузин в сибирской избе», который так и остался «необразованным» и «грубым». А так как «Сталин не знал Европы», то он не сумел оценить значения прихода к власти Гитлера. Будягин считает «концепцию Сталина, сложившуюся еще во времена Веймарской республики, устаревшей, способность Сталина все упрощать — катастрофой».

Разоблачения Сталина в романе продолжает сам Сталин. Хотя в романе немало бесед Сталина с различными советскими руководителями и зубным врачом Липманом, значительно больше места уделено «внутренним монологам» Сталина. Следуя примеру Солженицына, которыйвпервые изложил неизвестно каким образом подслушанные им «мысли Сталина (а затем — мысли Ленина), лауреат Сталинской премии Рыбаков решил «озвучить» мыслительный процесс, происходивший в голове Сталина. В своих «внутренних монологах» «Сталин» так дискредитировал себя, как ни одно сочинение Хрущева, ни одна самая вздорная байка из собрания Борева. Рыбаковский «Сталин» выбалтывал свои зловещие планы. Он выдавал себя с головой, рассказывая изумленным читателям, насколько он ограничен и злобен, «Сталин» сообщил читателям, что увидел в Будягине врага, потому что тот «не включился в общий хор, не славословил. Этого для Сталина достаточно». «Сталин» заподозрил Будягина в том, что он «пришел по поручению. От тех, кто якобы помог ему, Сталину, разгромить противников, на кого он будто бы опирался, опирается и должен опираться, иначе они отстранят его так же, как отстранили тех». Поэтому Будягин обречен.

Многочисленные рассуждения «Сталина» должны были убедить читателей в том, что главными в его жизни были стремление к неограниченной личной власти и фантастическое самомнение. «Сталин» заявлял: «Истинный вождь приходит САМ, своей властью он обязан только САМОМУ СЕБЕ… Он стал вождем не потому, что ему удалось разгромить своих противников. Он разгромил своих противников потому, что он вождь, именно он предназначен вести страну». Даже война, которая грозит Советскому Союзу, «о мнению «Сталина», нужна его врагам только потому, что «других путей свалить ЕГО у них нет, других путей к захвату власти они не видят».

Критику работ М.М. Покровского, в которых очернялось дореволюционное прошлое России, «Сталин» объяснял тем, что этот историк якобы отрицал «роль личности в истории, желая этим умалить прежде всего ЕГО роль в истории партии, в истории России». «Сталин» убежден в том, что он «является единственным толкователем ленинского наследства, в том числе и в области истории, ибо ОН эту историю ДЕЛАЕТ… ОН создаст не только новую историю России, но и выработает новые критерии в оценке исторических событий — только так можно обеспечить правильное суждение нынешних и будущих поколений об эпохе, ЕГО эпохе». Как диктатор из фантастического романа Джорджа Оруэлла «1984», «Сталин» убежден в своей способности менять прошлое по своему произволу и таким образом управлять настоящим и будущим.

Созидательные планы «Сталина» подчинены стремлению увековечить самого себя. В своих монологах он заявлял: «Памятником ЕГО эпохе будет Москва, город, который ОН воссоздаст заново… Дворец Советов построит ОН, построит как архитектурный центр новой Москвы, прорубит новые магистрали, проложит метрополитен, возведет современные жилые дома и административные здания, соорудит новые мосты и набережные, воздвигнет гостиницы, школы, библиотеки, театры, клубы, сады и парки. Все это будет величественным памятником ЕГО эпохи».

Однако «Сталин» убежден, что есть немало людей, которые готовы сорвать выполнение его эгоцентричных замыслов. Он знает, что есть народ, который всегда выступал против всех «вождей». «Сталин» рассуждает: «Евреи никогда не понимали, что такое ВОЖДЬ. Они никогда не умели по-настоящему подчиняться, это у них сложилось исторически, в этом их национальная трагедия… Для них нет абсолютного авторитета… Все народы подчинились Риму и сохранили себя как нации. Евреи единственные не подчинились». Из этих замечаний ясно, что Рыбаков толком не знал истории Римской империи, что он забыл даже школьные уроки про восстания разных народов против гнета Рима, про исчезновение многих народов вместе с римлянами и многое другое.