Мне давно хотелось убить - Анна Данилова

Он был очень красив, божественно красив. Прекрасно сложен и двигался как танцовщик – грациозно, расправив плечи и спину и высоко подняв голову. Бледное, слегка вытянутое лицо его носило маску неприступности, и, глядя на это лицо, хотелось обхватить его ладонями и прижаться к нему губами… Жанна бы все отдала, чтобы только наслаждаться этим прикосновением, этим причащением к чужой красоте, к чужому счастью, к чужой любви, к чужой жизни. Она любила Адама и страдала от невозможности быть с ним. Ведь мама была тогда молода, она и осталась молодой – навечно.

Иногда они ссорились. И всегда из-за денег. Валентина, плача, называла Адама подлым, она говорила, что тратить деньги, которые ему дает одна женщина, то есть она, на других женщин может только ничтожная личность. Она била его по щекам, а потом прикладывала на разбитый нос примочки со льдом. Они вели себя действительно как самые настоящие влюбленные. И ничего вокруг не замечали.

Валентина, опьяненная своим счастьем, стала многим прощать долги, записи в журналах вела уже небрежно, не как раньше, а когда спохватывалась, то оказывалось, что деньги на исходе. В такие дни они с Адамом не встречались. Она работала, часами сидя за столом, и обзванивала всех клиентов, требуя возвращения долгов.

Потом, когда деньги появлялись, она приглашала к себе ювелира и покупала какую-нибудь безделушку, говоря при этом, что таким образом она не только вкладывает деньги, но и балует себя. Баловала она себя и частыми визитами к Миллерше – Алле Францевне Миллер, своей портнихе, у которой заказывала очередное платье – непременно сногсшибательное, шикарное и дорогое. Словом, жизнь продолжалась.

И хотя в квартире было по-прежнему тихо, Жанна знала, что ОНИ где-то рядом, через пару комнат, и что они живут полной жизнью, а ее считают бессловесной тварью, способной только учить сопливых детей правописанию да шить в свободное время юбки.

Было, правда, время, когда Валентина пыталась приобщить дочь к СВОЕМУ делу. Но Жанна запротестовала.

Она считала, что давать деньги в долг – дело опасное, что для того, чтобы не потерять их, надо хорошо разбираться в людях, иметь свою клиентуру и, конечно же, обладать определенным талантом. И сколько бы Валентина ни убеждала дочь прислушаться к ее советам и попытаться поработать какое-то время с ней в паре, Жанна так и не согласилась. Хотя понимала, что ее диплом филолога способен прокормить только котенка. Вот тогда-то и возникла идея поучиться у Миллерши портновскому искусству.

Жанна много времени проводила у Аллы Францевны и не могла не знать, каким образом Валентина пользуется ее отсутствием. Быть может, из-за этого уже очень скоро Жанна начала испытывать отвращение к шитью. Ведь оно ассоциировалось у нее теперь со свиданиями матери и ее любовника.

И где-то полтора года тому назад случилось то, что и должно было случиться. Любовник матери стал любовником дочери.

– Ответь мне, это Борис убил Валентину?

Она вздрогнула от этого прямого вопроса, вокруг которого он ходил уже достаточно долго, никак не решаясь произнести его вслух.

– Пойми, ее могли убить только двое – ты или он.

Потому что эта смерть была выгодна вам: освобождаясь от нее, вы одновременно обретали и ее деньги. Ведь так?

Но ты бы не смогла. Ты любила ее, хотя и ревновала к нему. А он? Он что, задолжал ей?

– Нет, не думаю… Просто ему всегда были нужны деньги, и очень большие деньги. Он купил квартиру под мастерскую в центре города, ее надо было ремонтировать, вы же сами знаете, как это все дорого. Кроме того, как он мне объяснял, ему подкинули домой наркотики, и ему пришлось откупаться… Он не хотел идти в армию, а для этого тоже нужны были деньги. И везде одни деньги, деньги, деньги!..

– Но почему же он считал, что все его проблемы должна решать она?

– Она любила его, и он этим пользовался. Кроме того, он обладает богатством другого рода: он красив. Ей нравилось появляться с ним на людях. ОН был ее образом жизни, символом ее свободы и власти над молодой плотью.

– Все это рассказал тебе ОН?

– Конечно. Ведь он поработил и меня.

– Послушай, вы живете не в лесу, неужели никто из вашего окружения, из клиентуры, наконец, не понял, что ты встречаешься с любовником твоей матери?

– Думаю, что нет. Ведь он изменился, отрастил бороду…

– Глупости! Быть может, он сделал себе пластическую операцию?

– Да что вы! У меня-то глаза есть.

– Но я ни за что не поверю, что его не узнали! Ты же сама говорила, что Валентина появлялась с ним в ресторанах, что ЕГО ВИДЕЛИ В ЛИЦО!

– А вам не приходило в голову, что люди как раз все и поняли. Другое дело, что я с ними не общаюсь. Вы сами можете все узнать от наших знакомых, да от той же Миллерши, например. Вот она-то его точно видела.

– Хорошо, поставим вопрос по-другому. У него есть алиби на день убийства? Отвечай, не тяни, ведь если бы не было алиби, им все равно бы заинтересовались… Тот же Астраханов.

– Да, он говорил с Борисом, разумеется… Причем, по его словам, Борис был первым подозреваемым. Но в том-то и дело, что у него есть алиби – в день убийства он был на этюдах, и Астраханов сам, лично ездил в ту деревню, где Борис пробыл целые сутки, чтобы побеседовать со свидетельницей, хозяйкой комнаты, которую снимал Борис…

– Он ездил зимой на этюды?

– Да, он привез работы, и я сама их видела, только уже в магазине, на витрине. Это пейзажи. Они были удачно проданы… Борис говорит, что их покупают не потому, что он такой хороший художник, а потому, что он их дешево оценивает. Но я вижу, что вы не верите мне?

Вы не верите в его алиби? Вы вообще ему не верите! Вы ревнуете его ко мне!

– А как можно верить человеку, который постоянно лжет? Я уже больше трех месяцев здесь. И знаешь, чем я все это время занимался?

– Откуда же мне знать?

– Я следил за тобой и за твоим Борисом.

– Но откуда вы могли знать, что Борис и тот человек, с которым встречалась моя мать, – одно и то же лицо?

– У меня в ресторане «Север» работает друг, он официант. Когда-то, очень давно, у нас с ним был тяжелый разговор из-за Валентины. Он любил ее, но тогда она уже носила тебя, и я, как цепной пес, охранял ее от подобных ухажеров. Конечно, он видел ее потом в своем ресторане, тем более что ему несколько раз пришлось обслуживать их столик, и он, как мог, пытался мне описать внешность ее спутника. Но из него плохой рассказчик и тем более художник. Я ничего не понял из его описания. И вот тогда он познакомил меня с настоящим художником, который был знаком с Валентиной… Короче говоря, я получил в результате карандашный портрет ее спутника.

Представь себе мое удивление, когда я узнал приятеля Валентины в твоем парне! Поэтому-то мне и непонятно, как это вас до сих пор не разоблачили? Ты побледнела.

Тебе неприятно это слушать?

– Да нет, не в этом дело… Просто иногда мне кажется, что я и сама до конца не уяснила, он это или нет. Он всегда такой разный, такой непредсказуемый, и я никогда не знаю, как себя с ним вести.

– Ну так брось его! Скажи, тебе никогда не приходила в голову мысль бросить его?

– Почему же, приходила. Но мне кажется, что он никогда никуда не исчезнет, что он – мой рок, мое несчастье, мое наказание за то, что я так пошло спуталась с ним еще при жизни мамы! Что это – страсть, любовь или похоть? Но если это одно из трех, тогда почему же мы весь этот год не могли.., не могли.., провести вместе ночь?..

Я имею в виду не сон, конечно… Что с нами произошло?

Откуда в нем это терпение и такт, если раньше, когда еще мама была жива, мы занимались этим по два раза на день?

– А ты не понимаешь?

Она покачала головой.

– Да это же чувство вины. Больше того, вы так похожи с матерью, что он, возможно, не может быть с тобой, потому что ему кажется, что он лежит в постели с.., ней?

Ведь она умерла, и это могло отвратить его от тебя. Все очень просто.

– Но тогда зачем ему было вообще приходить ко мне?

Зачем я ему нужна?

– Может быть, это любовь… Но любовь к ней, а не к тебе.

– Вы так уверенно об этом говорите, так спокойно рассуждаете, словно вы долго думали об этом еще до нашей встречи.

– Правильно, так оно и есть. Я подозреваю его, понимаешь? И никакое, даже самое надежное алиби на свете не снимет с него моего подозрения. Всех свидетелей на свете можно купить, а тем более в наше время. Что касается тебя, то ты всегда будешь его защищать, потому что, возможно, ты тоже любишь. Хотя скорее всего и ты с ним связана тем же чувством вины, но только другого характера.

– В вас говорит ревность.

Она перевела дух, встала и оглянулась по сторонам, словно желая найти кого-то, кто бы поддержал ее, но, вспомнив, что Борис, который мысленно всегда присутствовал рядом с ней, мерзнет на улице, бросилась к двери:

– Господи, я с вами заговорилась и совсем забыла про него…

Он слышал, как Жанна выбежала из квартиры, как застучали-затопали ее туфельки по лестнице, гулко отдаваясь по всему подъезду (дверь она не заперла и оставила ее чуть приоткрытой), и даже слабый, зовущий Бориса ее крик. Но потом стало тихо, она бесшумно вернулась, разулась, прошла в комнату, села на диван и покачала головой: