Энн Виккерс - Льюис Синклер

Было бы приятно сообщить, что, хотя персонал смотрел на Энн с возмущением, быстро переходившим в ненависть, арестантки, напротив, были преисполнены живейшей к ней благодарности.

Н ичего подобного. Какой-нибудь час они радовались, что в камерах стало чище, какой-нибудь день наслаждались более разнообразной едой… хотя большинство предпочло бы не лимонный сок и зелень, а булочки с кремом. Потом они забыли.

К счастью, Энн была опытным профессиональным реформатором. В Корлиз-Хуке она усвоила две истины — что не следует ожидать благодарности и что люди, ожидающие благодарности — вечные дилетанты и вечные эгоисты. Она была так же равнодушна — скажем, почти так же равнодушна — к мнению людей, ради которых она добивалась «реформ», как хороший хирург к мнению больного о его профессиональной сноровке.

Ее даже не слишком раздражала ненависть сослуживцев, которых она столь безуспешно пыталась перехитрить.

«Нет, — размышляла она. — Неправда, что женщины менее эгоистичны, жестоки и бессердечны, чем мужчины. В нас достаточно мужской силы! Я бы с удовольствием подвергла пыткам миссис Битлик!.. Нет! Нет! Ты начинаешь втягиваться. То же праведное негодование, что и у нее! Порвалась связь времен, и мы, женщины, должны не только восстановить ее, но и захватить с собою несколько миллионов таких, как миссис Битлик. Неважно, сколько мне удастся сделать здесь, в Копперхеде, но я так или иначе испорчу им всю музыку, когда уеду отсюда и поведаю обо всем миру!.. Как меня тошнит от запаха карболки!»

ГЛАВА XXIX

Несмотря на все умение заговаривать зубы миссис Битлик и забавлять миссис Кэгс, Бэрди Уоллоп попала в беду.

У Бэрди был, как она выражалась, «дружок». И надо сказать, что среди арестанток она была не единственной такой счастливицей. В этих женщинах, казалось бы, полностью изолированных от мужчин каменными стенами, железными решетками и матовыми стеклами, тяга к мужчинам была сильнее, чем даже мечта о еде и о свежем воздухе. Энн слышала, как во время послеобеденной прогулки по двору, в тот единственный час, когда заключенным разрешалось разговаривать, арестантки без умолку болтали о мужчинах — что «он» сказал, как «он» целовал, как щедро «он» угощал в ресторане и с каким нетерпением «он» будет ждать у тюремных ворот. Перед этим извечным биологическим инстинктом все ухищрения властей оказывались бессильными.

Оставалось лишь удивляться, сколько мужчин умудрялось проникать в этот женский монастырь. По коридорам слонялись стражники, то и дело заглядывая в рубашечную мастерскую, где в знойные дни второго лета, которое проводила здесь Энн, женщины сидели, расстегнув ворот форменных платьев.

Обслуживавшие тюрьму арестанты — плотники, водопроводчик, фотограф, специалист по снятию отпечатков пальцев, — явившись в женское отделение, почему — то никак не могли закончить свою работу до тех пор, покуда стражники не выталкивали их за дверь, и целыми днями в нишах и темных закоулках коридоров раздавался приглушенный шепот и смех.

Однако Бэрди Уоллоп принадлежала к числу тех немногих, у кого имелся «постоянный кавалер». Это был электромонтер — отличный электромонтер и к тому же красавец с черными усиками. Кроме того, он был еще и отличным телеграфистом и участвовал в операциях по перехвату телеграфных сообщений, за что получил двенадцать лет. Когда Энн встречала его в коридорах, он лихо сдергивал с головы грязную тюремную шапку, которую носил с таким гордым видом, словно это была солдатская каска, и заговорщически улыбался, так что сердце Энн вдруг замирало.

Он доложил начальству, что электропроводка в коридоре, куда выходили женские камеры, грозит замыканием, и с утра до вечера возился там, а Бэрди, которая бегала по разным поручениям или несла вечно простуженной миссис Битлик кофе и аспирин, подмигивала ему и засовывала записочки в шарниры его стремянки.

До тех пор, пока миссис Битлик не поймала ее с поличным. м иссис Битлик благополучно миновала пору плотских вожделений. Правда, ходили слухи, будто в свое время она вела довольно веселый образ жизни, но если это и в самом деле было так, то теперь она замаливала грехи молодости.

Проходя по коридору, она заметила, как монтер, стоя на стремянке, сбросил Бэрди какой-то сверток, а та быстро сунула его в карман. Бесшумно подкравшись к ним в своих резиновых туфлях, миссис Битлик вырвала у Бэрди сверток, развернула его и обнаружила две пачки папирос, две коробки спичек и пакетик жевательной резинки.

Надо сказать, что праведная миссис Битлик была ярой противницей курящих женщин. Это возмутило и миссис Кэгс, потому что миссис Кэгс и Китти Коньяк владели монополией по продаже папирос арестанткам. Обе тотчас набросились на Бэрди. Она была предана суду военного трибунала в составе миссис Битлик, миссис Кэгс и еще двух-трех надзирательниц, к которым без всякого приглашения присоединилась Энн. А благонравную Китти Коньяк вызвали в качестве свидетельницы.

Надзирательницы уселись полукругом на жестких стульях в кабинете миссис Битлик. Перед ними стояла перепуганная Бэрди. На ее губах то появлялась, то исчезала улыбка, которой она робко пыталась очаровать их, как и прежде.

— Я собственными глазами видела, как она прятала папиросы, — заявила миссис Битлик. — Теперь мы знаем, как это мерзкое зелье попадает в тюрьму!

— Ах! — простонала глубоко шокированная миссис Кэгс.

— И я подозреваю, что она занимается тайным сбытом наркотиков.

— Честное слово, я никогда… — захныкала Бэрди.

— Молчи! — прикрикнула на нее миссис Битлик. — Ну, Китти, ты говорила, что кое-что знаешь.

Китти чопорно выступила вперед.

— Уж это точно! Бэрди передавала на волю всякие записки, и те, где эта Ван Тайл визжит насчет условий тоже! Я вам говорила, что нашла такую записку у нее в камере.

(Энн было хорошо известно, что Бэрди передавала на волю отнюдь не все записки миссис Ван Тайл, ибо львиную их долю передавала она сама.)

— Итак, сударыни, по-моему, мы уже достаточно слышали. Ты опять будешь работать в мастерской, Бэрди. Начнешь сегодня же, а я скажу мисс Пиби, чтобы она не давала тебе лентяйничать!

— Миссис Битлик, миссис Битлик, пожалуйста…

Произнести еще что-нибудь Бэрди не успела. Три надзирательницы окружили ее и потащили вниз, в рубашечную мастерскую.

Энн узнала, что веселого электромонтера посадили в темный сырой карцер.

Вечером того дня, когда хнычущую Бэрди разжаловали в рядовые, Энн явилась с визитом в особняк доктора Сленка, весьма изысканно обставленный. Гостиную украшала элегантная тахта, радиоприемник, шкафчик с различными сортами виски и два зимних пейзажа кисти одного бывшего арестанта, где снег блестел от толченой слюды.

— Доктор Сленк, известно ли вам, что нашу рассыльную Бэрди Уоллоп отправили обратно в мастерскую?

— Да, мне об этом доложили.

— Я хотела бы… Она хорошая девочка. Правда. Я уверена, что имею на нее некоторое влияние, и думаю, что она даст мне слово не раздавать папиросы и не выносить записки и сдержит его.

— Право же, я не могу отменять распоряжения миссис Битлик. И позвольте вам заметить, что вы поступаете не слишком красиво, пытаясь действовать через ее голову.

— Не слишком красиво? Но ведь у меня есть обязанности и по отношению к этим несчастным арестанткам! — Энн забыла про всякую осторожность. Впервые она пыталась поговорить серьезно с беспечным доктором Сленком. — Я никогда не жаловалась ни на одну из заключенных. По-моему, это нечестно. Но когда кто-то пользуется бедой своих товарищей… Я прошу вас, доктор Сленк, выслушайте меня внимательно. Я знаю, что нарушение правил большей частью происходит по вине аферистки Коньяк! Это действительно преступная натура! Она торгует папиросами и наркотиками, а что касается половых извращений…

Вскочив на ноги, коротышка-ветеринар швырнул свою великолепную сигару в поддельные угли, тлевшие в поддельном электрическом камине.

— Довольно! Я не желаю ничего больше слушать. Впервые вижу женщину, которая не стыдится говорить вслух о подобных вещах! И скажите, милая барышня, — его голос стал омерзительно чопорным, словно у старой девы, ведущей класс воскресной школы, — каким это образом вам о них вообще что-то известно?

Впервые за время своего пребывания в Копперхед — Гэпе Энн доставила себе удовольствие прийти в бешенство:

— Довольно! Вам не удастся увильнуть с помощью подобных обвинений! Ну-ка, повторите их на открытом судебном разбирательстве! Я тут долго не останусь…

— Надо думать!

— …и я могла бы сделать вам одолжение, предотвратив публичный скандал, после которого вы вместе с вашей Битлик и с вашим «капитаном» Уолдо вылетите вон из этой тюрьмы! Такие случаи уже бывали, и вы об этом отлично знаете! А у вас тут и взятки, и жестокость, и извращения, и всевозможные ужасы. Я могла бы навести здесь порядок и спасти вас-ведь если все это станет достоянием гласности, вашей карьере конец, друг мой, и никакая политическая протекция вам не поможет! Я предлагаю вам отправить Китти Коньяк в мастерскую, вернуть Бэрди на прежнее место, а старостой назначить женщину, которая умнее и честнее нас с вами, вместе взятых, — Джесси Ван Тайл. Ну, как, намерены вы обдумать мое предложение, или вы предпочитаете, чтобы я обратилась в газеты и подняла шум?