Мозг отправьте по адресу... - Моника Спивак

Давали информацию также журналист Борис Борисович Скуратов (1897–1973),[505] знавший поэта еще со школьного возраста (литера "В"), и художник Михаил Арнольдович Файнзильберг, брат Ильи Ильфа. Он родился в 1896 году и умер в 1942-м в Ташкенте, в эвакуации. Вместе с Багрицким М.А. Файнзильберг служил в ЮгРОСТА, потом тоже переехал в Москву. Его показания – под литерой "Б".

Всего было опрошено десять человек. Кстати, большинство из дававших информацию для исследования активно участвовали и в формировании легенды о поэте. Стихи о Багрицком писал не только Н. Дементьев, но В. Инбер[506] и В. Нарбут.[507] В. Катаев вывел Багрицкого в рассказе «Бездельник Эдуард» (1920), создал его образ в лирической автобиграфической повести «Алмазный мой венец» (1965). И В. Катаев, и В. Инбер, и И. Бабель, и Б. Скуратов – авторы воспоминаний о Багрицком, опубликованных в сборнике под редакцией В. Нарбута.[508] Конечно, все эти люди любили Багрицкого, или уж по крайней мере ценили его. Но знали они и оборотную сторону творческой одаренности – его очень непростую натуру, отнюдь не идеальный характер и отнюдь не примерный образ жизни. Однако они не спешили делиться с широкой читающей публикой своими знаниями по причинам не только идеологическим, но и чисто этическим. Другое дело мемуары для служебного пользования. Предельная искренность и открытость информантов объясняется, наверное, тем, что им были близки идеи и цели интервьюирущего их ученого, ими двигало стремление послужить истине и свойственная эпохе вера в науку. Не случайно призывом к медикам закончил свои воспоминания И. Бабель: "Багрицкий умер 38 лет, не сделав и малой части того, что мог. В государстве нашем основан ВИЭМ – институт экспериментальной медицины. Пусть добьется он того, чтобы бессмысленные эти преступления природы не повторялись больше".[509]

Имеющаяся в нашем распоряжении машинопись представляет собой подготовительные материалы к «делу» Багрицкого. Текст датируется 1935 годом.[510] В нем содержатся разделы о наследственности, о конституциональных и других особенностях личности, «разбор некоторых моментов, имеющих отношение к творческой деятельности» и «сведения биографического характера».

Автора исследования прежде всего интересовали поведенческие модели, нравы, привычки. Отдельные неточности в датах и названиях мест службы поэта представляются нам несущественными. Кстати, и до сих пор нет ни авторитетной научной биографии Багрицкого, ни подробной летописи его жизни.

Из главы о наследственности мы приводим лишь данные о ближайших родственниках: об отце, Годеле Мошковиче Дзюбине (Дзюбане;[511] втор. пол. 1860-х – 1919?), матери, Ите Абрамовне (Осиповне) Дзюбиной (урожд. Шапиро; 1871–1939), сыне, Всеволоде Эдуардовиче Багрицком (1922–1942), поэте, погибшем в Великую Отечественную войну. Сведения о семье Багрицкого кажутся нам особенно важными, так как обычно информация о детстве и родителях поэта черпается из литературного источника – стихотворения «Происхождение» (1930), в котором Багрицкий очень экспрессивно изобразил затхлый мир еврейского мещанства.

Глава о творческой деятельности публикуется в извлечениях. Мы ограничиваемся лишь несколькими особо значимыми высказываниями.

К сожалению, отсутствуют тексты «бесед», и мы можем ознакомиться только с теми высказываниями друзей и родственников, которые инкорпорированы в общий текст исследования. Остались лишь несколько страниц с отрывочными записями рассказов. Часть из них дается со ссылкой на жену. Кому принадлежат другие суждения и характеристики, остается догадываться. Некоторые из них приводятся. Незначительные купюры в остальных главах помечены угловыми скобками.

Приношу благодарность за помощь в работе А.И. Ильф, А.Е. Парнису, А.Л. Соболеву, сотруднику Одесского литературного музея А.Л. Яворской.

М. С.

Сведения биографического характера

Э.Г. родился в Одессе 4 ноября 1895 г.[512] Спустя месяц после рождения была сделана операция удаления какого-то нароста под левой грудью, после чего остался шрам. На первом же году жизни перенес заболевание – воспаление легких. Вообще, в детстве, несмотря на то что производил впечатление физически здорового, упитанного и крепкого ребенка, очень легко поддавался простуде, часто болел.

Воспитывался в семье, причем в его воспитании наибольшее участие, помимо матери, принимала его бабушка. Жили в Одессе, недалеко от Александровского парка.[513] Ежедневно ходил гулять с бабушкой в этот парк. Был в детстве очень красивый мальчик, так что обращали на это внимание. Несмотря на то что имел много игрушек, играть в них не любил, предпочитал сам вырезать себе из бумаги игрушки. По-видимому, товарищей в период раннего детства не было. Семья была средней зажиточности, с достатком, имелась домашняя работница. Семья придерживалась еврейских обрядов, но в значительной степени с внешней стороны имела тяготение быть «светской». Это относится главным образом к матери, которая стремилась всегда хорошо одеваться, «по моде». Э.Г., единственный ребенок, был в центре всей семьи. Был любимцем, все с ним возились и уделяли ему много внимания, за исключением отца, который уделял ему меньше времени. Но сам Э.Г. вспоминал впоследствии о том, что отец ему купил клетку с птичкой и этим привил ему любовь к птицам. Запомнился этот случай еще и потому, что этот подарок казался ему впоследствии странным, необычным.

Необходимо также отметить, что влияние на воспитание со стороны матери имело скорее поверхностный характер: «чтобы все было прилично». Влияние на воспитание ребенка, кроме бабушки и матери, имела еще тетка, сестра матери.

Необходимо еще добавить, что в детстве очень любил слушать, как читают сказки. Почти каждый день покупали и прочитывали новые сказки. Впоследствии, когда научился сам читать, очень много читал. Когда начал читать, установить не удается.

Школьный период[514]

До поступления в школу занимался дома, с учителем. Занимался старательно и прилежно, в этом отношении было наблюдение со стороны родных. Занимался также и древнееврейским, но плохо – по-видимому, это его совершенно не интересовало. Первое время по поступлении в частное реальное училище (ему было тогда 10 лет) учился очень хорошо, аккуратно и прилежно, имел все «пятерки». Так было примерно первые два-три года. Приблизительно с третьего класса поведение резко изменилось, начал относиться к учению небрежно, пропускать уроки («править казну»),[515] получал переэкзаменовки, учился на одни двойки. Как передает В., «уроков обычно не готовил. Получалось так, что, как и у всех остальных товарищей из этой компании, к концу года распродавал все учебники». Единственным исключением являлись словесность и история, по которым имел «пятерки». По этим двум предметам был лучший ученик, резко выделялся среди всех остальных школьников, знал значительно больше, чем полагалось не только по программе, но и чем знал сам преподаватель. В летнее время часто пропадал из дому на несколько дней, «отбился от рук» совершенно, стал «вконец испорченным мальчиком». Это сопровождалось крупными семейными сценами, отец кричал на него, сын отвечал ему тем же, мать была в отчаянии. Справиться с Эдуардом, несмотря на все усилия, не удавалось. Совершенно очевидно, что в этой борьбе уже тогда проявил большую самостоятельность и выдержку: «ставил на своем».

Компания, с которой водился, была небольшая, около пяти человек, состояла почти исключительно из еврейских мальчиков, но не той школы, в которой учился Багрицкий. Эта компания все свое время проводила вне дома, на море или пляже. Сильно хулиганили. Например, в парке любили смущать парочки тем, что громко нецензурно ругались или садились на шляпы, лежавшие подле на скамейке. Элемент ухаживания за девушками, флирта для Багрицкого не имел значения, но «хулиганил» очень активно, был одним из инициаторов. Большое значение имел, несомненно, интерес Багрицкого к природе. Весной, вместо того чтобы идти в школу, шел в парк и там ловил птичек, раскидывая сети и приманивая птиц подражательными звуками. На это занятие часто ходил один. Одним из излюбленных дел было: вместе с рыбаками ловить рыбу и продавать ее на базаре.

Указаний на то, что были друзья, с которыми был бы откровенен, – нет. По-видимому, эта способность не была ему свойственна и в детские годы, и позже. Никакого интереса к занятиям научными, политическими вопросами не было. Но в спокойные промежутки между похождениями много читал: фантастическую, приключенческую, историческую литературу. Очень интересовался уже и тогда поэзией, очень хорошо знал былины, интересовался славянским языком, знал очень много стихов. Не представлял себе, кем он будет, но зато хорошо знал, кем не хотел быть и к чему его хотели готовить родители – на врача, адвоката. Надежды сделаться инженером не было, так как математика и технические науки совершенно его не интересовали и, по-видимому, не давались.