Поводырь в опале - Андрей Дай

Не очень понятно, а потому подозрительно, звучала та часть послания, в которой Куйчам выражал недоумение в необходимости присутствия крупного, по тамошним меркам, русского воинского контингента в Чуйской степи. Мол, две великие империи давно живут в мире и согласии, так чего же опасается Томский амбань? Зачем крепость с пушками и целая армия кавалеристов? Это он, как я понял, о казаках. Хотел уже было сесть писать ему ехидный ответ. Что-нибудь вроде того, что, мол, у вас в Синьдзяне такая каша варится, что брызги кипятка и до нас долетают… А потом Герочка, коварно так, поинтересовался — а не намерен ли я здесь в Сибири еще и МИД Империи заменить? И если вдруг — да, так где у меня тут двери, чтоб он мог сойти с этого сумасшедшего носителя…

Улясютайский наместник был более лаконичен. Просто, и даже не слишком любезно, извещал меня, что царь Высокого государства разрешил, в порядке личной инициативы, торговать с осажденными в Кульдже циньскими властями. А потому, предлагал мне немедленно оповестить торговых людей своей губернии, что в столице Илийского края достаточно чая, шелка и серебра, чтоб вызвать интерес купцов. Китайцы же заинтересованы в поставках продовольствия, пороха и оружия. В случае же, если достаточно отважных и предприимчивых торговцев у нас не сыщется, наместник сообщал о возможности отправки караванов в Синьдзян из Монголии. Видно в Кульдже дела обстояли настолько плохо, что маньчжуры были готовы даже заплатить двойную таможенную пошлину, только чтоб не допустить падения осажденной повстанцами цитадели.

И только последним абзацем, буквально в двух словах, цзянь-цзунь сообщал, что Пекинское правительство официально разрешило торговлю китайских подданных в свободной экономической зоне в урочище Бураты.

Пока изучал послания, пока обдумывал куда переслать эти документы — в Омск или сразу в столицу, и что бы этакого написать в сопроводительной записке, бессознательно крутил в руках подарок томской юродивой. И очень удивился, когда один из купцов вдруг залопотал, за-лянькал и за-ханькал что-то по своему, указывая пальцем на поблескивающий у меня в ладошке опал.

— Уважаемый Сяй говорит, что лишь сильный человек может владеть таким камнем, — заторопился переводить похожий больше на татарина, чем на китайца толмач. — Иными камень владеет сам! По древней легенде, такая драгоценность даже однажды спасла Китай.

— Очень интересно, — равнодушно выговорил я, досадуя, что пожилой торговец оторвал меня от размышлений.

— Уважаемый Сяй говорит, что осажденные в последнем оплоте китайцы подарили такой камень предводителю завоевателей, и тот больше так и не смог оторвать взгляд от волшебного мира, заключенного в драгоценности. Его армия была разбита, а он сам умер от голода.

— Могу отправить его предводителю бандитов, что ныне стоят под стенами Кульджи, — хмыкнул я. — Только сомнение в эффективности такого способа вести войну останавливает меня.

Глава делегации снова заговорил, и вскоре я услышал перевод.

— Уважаемый Сяй опечален. Он говорит, что теперь другая война и другие камни. И если эта драгоценная вещь — единственное, чем Высокое государство готово помочь несчастным обитателям Кульджи, то они уже обречены.

— Другое время, другая война, — кивнул я. — Только люди — все те же.

Глава 12

Семнадцать мгновений зимы

Полностью готовый всеподданнейший отчет все равно продолжал называться черновиком. Потому что с января месяца порядок подачи такого типа документов был в Империи изменен. Теперь, прежде чем размноженные на копии попадут на столы Государя Императора, Наследника и Председателя Комитета министров, бумаги обязан был просмотреть и внести правки генерал-губернатор. Мне в общем-то было все едино, только так случилось, что к ноябрю кресло Западносибирского наместника оказалось вакантным. Прошение Александра Осиповича Дюгамеля об отставке вдруг было императором удовлетворено, однако имя нового Омского начальника так и не было названо. Странно это как-то было. Странно и тревожно. Словно черные, грозовые тучи на горизонте, которые невесть куда может принести.

Кстати сказать, Обычно замещающий Дюгамеля, генерал-лейтенант Панов тоже был как-то вдруг снят с должности военного губернатора Области Сибирских киргизов и причислен к Генеральному Штабу. Сама же область разделена примерно пополам. На Акмолинскую — перешедшую под управление Оренбургских властей, и Семиреченскую — присоединенную к вновь создаваемому Туркестанскому наместничеству. Генерал-губернатором в Ташкент был назначен генерал-лейтенант Михаил Григорьевич Черняев.

Все-таки жаль, что новый член Государственного Совета, генерал-лейтенант Дюгамель никоим образом к моей губернии не относился. Забавно было бы отметить факт его убытия в Россию в первом пункте отчета.

«Движение народонаселения в губернии». Дотошный Фризель и новый Председатель только что созданного губернского Статистической комиссии, князь Костров постарались пересчитать всех, кто этой весной стронулся с обжитых мест. Интересно было читать. Шестьсот казацких семей, общим счетом почти в четыре тысячи человек. Две роты солдат с припасами. Новый гарнизон крепости. По Чуйскому тракту только добровольных переселенцев прошла целая армия. А если еще и ссыльных учесть — так даже и орда.

Две тысячи двести человек из поселка при Томском заводе переселены наоборот, на север. Еще в саму губернскую столицу на постоянное жительство приписаны почти пять тысяч. Добавить к сухой статистике пространные объяснения — кто, куда и по какой надобности, так первый же пункт отчета уже страниц на шесть расползается. А еще ведь и информацию о родившихся в уходящем году детях нужно сюда включить. Не много не мало — восемнадцать тысяч шестьсот новых маленьких сибиряков.

Ребенок Бутковской пойдет уже в статистику будущего года. Он… или она… УЗИ еще не изобретено — потому только Богу ведомо, какого пола малыш родится в начале мая 1866 года.

— Герман, я должна тебе открыться, — нерешительно выговорила Карина при последнем моем ее посещении. — Я…

— Влюбилась? — хмыкнул я, стягивая с плеч полукафтан.

— Нет, — она прижала руки к груди. — Я… я непраздна.

Едрешкин корень! Я замер на месте. Герочка рычал, бился в клетке моего черепа и требовал решить все дело одним метким выстрелом. А по пути рисовал все прелести женитьбы на содержанке, чтоб я не решился вдруг на благородный поступок.

— И я… — получилось хрипло. Пришлось прокашляться, чтоб голос звучал более или менее ровно. — И я его…

— Нет, любезный Герман, нет, — женщина сделала шаг ко мне и вдруг, неожиданно, упала на колени. — Прости меня! Простите, Ваше превосходительство! Он… Он один поляк…

Я встал и отвернулся, чтоб не показывать полячке, как был рад. Прямо будто гора с плеч свалилась.

Взял мундир, прежде небрежно брошенный на спинку стула.

— Ты ныне дама с хорошим приданым, — придавливая ликование души, строго сказал я. — Выходи за этого человека замуж и живите счастливо. А я…

И все-таки было немного жаль терять эту девушку. Может быть, потому голос предательски дрогнул?

— А я стану за вами присматривать, чтоб твой поляк не смел тебя обидеть.

Больше я в клуб не ходил. Миша изредка упоминал о том, как там обстоят дела, но в подробности личной жизни Карины не вдавался. А я не спрашивал. Быть может, боялся узнать, что она мне солгала, и никакого поляка не существует…

«Сведения о добровольных переселенцах» — это новый пункт. До летнего Указа его в отчетности не было. Но и тут нам есть что сказать. Чем похвастаться. Одни датчане чего стоят. А еще ведь и русские «самоходы» имеются. Межевая комиссия на будущую весну десять тысяч участков готовит только на землях гражданского правления. Из АГО сведения скупы и отрывочны. Будто это тайна великая — сколько они новых крестьян на землю в текущем году поселили.

Хотя, мы тоже не торопимся указывать, что благодаря голоду на Урале, удалось сманить в край дефицитных мастеровых и строителей. Более трех тысяч! Для задыхающегося от нехватки рабочих рук Томска — это просто глоток свежего воздуха! А вот владельцам уральских заводов о такой нашей активности лучше не знать…

«Состояние урожая и вообще средств народного продовольствия». Ха! Да мы весь год всю Западную Сибирь кормили. И Красноярск в придачу. Цены в городах губернии слегка выросли, но и товарооборот резко подскочил. Земледельцы торопились истратить нежданно свалившуюся прибыль. А осенью вдруг выяснили, что «праздник живота» продолжается. Снова с юга на окрестности Сеипалатинска принесло саранчу, а поздние весенние заморозки лишили последних надежд на хотя бы неплохой урожай в Омской и Тобольской губерниях. И снова потянулись ко мне в край купцы. Пошли на юг, в хлебный город Бийск, пароходы.