Стендинг или правила приличия по Берюрье - Сан-Антонио

Если является парижский граф, не говорите ему: «Здравствуйте, г-н граф», так как он не совсем настоящий граф, в виду того, что на самом деле он принц. Несмотря на то, что у вас республиканский темперамент, вы слегка изгибаете позвоночник, как будто глотаете аршин, и говорите ему: «Для меня большая честь принимать у себя дома Ваше княжеское достоинство в моей скромной малогабаритной трехкомнатной квартире с ванной».

Потом действуете так же, как при встрече нунция.

Что касается принцессы Маргарет, проявите по отношению к ней больше чувства.

Вы чмокаете ее в ручку, потому что она замужняя женщина, и говорите ей: «Примите уверения в моем высоком уважении, принцесса, очень любезно с вашей стороны, что вы приняли мое приглашение. Я долгие годы умирал от желания познакомиться с вами. И я наконец решился, пока вы совсем не стали старенькой».

Как и в предыдущих случаях, вы представляете приглашенных, а затем тоже ведете ее к лифту, но на этот раз входите в кабину вместе с ней, чтобы показать дорогу. Когда вошли в кабину, снимите берет. Во время подъема ведите с ней светскую беседу: «Ваша сестра по-прежнему проживает в Букингемском дворце? Как поживают ее детки? Хорошо? В детской комнате не было эпидемии кори?»

За столом вы, естественно, усаживаете знатного гостя на почетное место: справа от хозяйки дома, если это мужчина, и по правую руку от вас, если это женщина. Хорошенько порекомендуйте своей супружнице, если у нее, ненароком, своенравный характер, не ругаться, если гость нумбер ван случайно наступит ей на ногу. Запретите своей брюзге хлестать его по фейсу под тем предлогом, что он ее бывшая пассия. Постарайтесь вдолбить ей, что это, в общем, большая честь, когда важная персона вытирает подошвы о ее лакированные лодочки. На вас возлагается обязанность развлекать Маргарет. Только, пожалуйста, без панибратства. Старайтесь быть утонченным и галантным: «Прекрасная принцесса, как бы я хотел, чтобы вы помассировали мне коленную чашечку!» А еще лучше: «Когда смотришь на вас, кажется, что попал в сказку про фей. Любуясь вами, невозможно представить себе, что вы ходите в туалет, как все обыкновенные люди!» Не бойтесь льстить ей. Она с самого рождения окружена типусами, которые к ней подлизываются, поэтому бояться нечего — лишним не будет!

Берюрье замолкает, потягивается, зевает, смотрит на часы и встает. Он подходит к краю эстрады и улыбается нам.

— На этом я кончаю с приемами. Но я хочу вам порекомендовать одну вещь, хотя в моем учебнике она противопоказана. Они там пишут, что во время церемонии представления не следует делать намеков на счет их профессии. Я с этим не согласен. В один прекрасный день, на дружеской вечеринке, был один господин, которого мне представили только по его хликухе, не уточнив, чем он занимается. Какое-то время спустя я начинаю по-всякому поносить советников по финансам, обратив при этом внимание на то, что если бы она хорошо знали свою работенку, то давно были бы не советниками, а миллиардерами. Никто не возникал. Тогда я призываю в свидетели этого имярек, о котором я говорил. «Вы позволите мне оставить ответ за собой, — говорит он мне, — в виду того, что я сам — советник по финансам». Не допускайте подвохов такого рода. И говорите прямо и без всяких эдаких. «Я представляю вам господина Люшнока, который является скульптором по губке. А это господин Фротфорт, который владеет предприятием по очистке переходов». Или так, когда речь вдет о дамах: «Позвольте мне представить вам мадам Бельоньон, любовницу префекта. Господин Келэбель, штатный любовник председательши Бросмуа». Таким образом вы не сделаете ляпа. Если, конечно, вы не сделаете это нарочно!

Когда Неподражаемый делает это впечатляющее заключение своей речи, кто-то тихонько стучится в дверь. Лицо Мастодонта покрывается яркими пунцовыми пятнами…

— Наконец-то она пришла! — бормочет он, как в бреду. — Я сейчас крикну «войдите», а вы все, хором, мужики, кричите: «Здравствуйте, госпожа графиня!» Хорошо?

— Войдите! — кричит Его Благочестивость.

И мы все вместе, объединенные одним порывом с Берюрье, вопим:

— Здравствуйте, госпожа графиня!

Дверь открывается и входит хилый, рассыпающийся, помятый Дюпанар.

Рассыльный, удостоенный такой чести, от изумления пошел зигзагом. Он смотрит на разгоряченные лица, вытянувшиеся навстречу ему, как вьюнки к солнцу, перекатывает из-под правой щеки под левую комок жевательного табака, будто ни с того ни с сего потерял обоняние.

Радость Берю переходит в черную ярость.

— Эй, вы, Дюконар! — обращается он к нему, — с каких это пор вы стали входить в аудиторию во время лекции?

— У меня записка для господина Нио Санато, — блеет старая развалина.

— Кто этот кретин! — орет его Округлость, который уже забыл мой псевдоним.

Я поднимаюсь.

Тут Ужасный опадает, как пена на молоке, когда закрывают кран газовой плиты.

Я хватаю конверт, который протягивает мне Дюпанар. В нем лежит фотография какого-то паренька тридцати лет с умным взглядом. У него темные волосы, причесанные в стиле Бельмондо, на подбородке ямочка и очки в оправе из черепахового панциря. К фотографии приклеен листочек, на котором на машинке отпечатана: «Инспектор Авель Канто».

Сестрички, у меня от этого свело скулы. И было от чего: у этого Авеля Канто не было ничего общего с тем Авелем, который учился в этой школе и который исчез! И вдруг в моей башке все прояснилось, как при свете неоновой лампы.

Ваш обожаемый Сан-Антонио не такой уж недотепа, мои милые, так как он все время что-то варил в своем котелке, пока Берю раздвигал горизонты знаний этих молодых людей. Он всегда оставался комиссаром при исполнении, несмотря на то, что был все время в тени. Сейчас он держится в сторонке, потому что центром притяжения является Берю, но его голова все время работает. И он вас не забывает, поверьте этому.

Oн нарочно заставляет вас мучиться от нетерпения. Макиавелли! Когда Сан-Антонио отходит в сторону, желание возрастает! Верх хорошего тона уметь уступать свое место, везде, и даже в книге!

Сейчас мне все стало ясно, как дважды два: Авель Канто был зачислен в школу, а банда террористов перехватила его в пути и подменила его подставным Авелем Канто.

Только два слушателя в школе сыщиков знали настоящего Авеля: Кастеллини и Бардан. Террористы были в курсе насчет Кастеллини и в срочном порядке сбросили его в пролет до приезда в шкалу Канто номер два; но им не было известно, что настоящего Канто знал еще один слушатель. Когда в автобусе Бардан обнаружил подмену, он понял, что происходит что-то серьезное. Он, может быть, даже связал между собой это присвоение чужой фамилии и «самоубийство» Кастеллини? Как бы то ни было, он допустил какую-то неосторожность, когда вышел из автобуса, и она оказалась для него роковой. Какая неосторожность? Это еще предстоит выяснить, во всяком случае, край завесы приподнят, как говорится в еще более плохих, чем мой, романах. Дюпанар уходит.

Берю громко стучит кулаком по столу, чтобы успокоить аудиторию и привлечь внимание к себе.

— Граждане, — провозглашает Трибун, — пожар потушили, продолжаем нашу лекцию. Я перехожу к рубрике «правила хорошего тона автомобилиста», ввиду того, что, как я вам уже говорил немного выше, колеса занимают важное место в современной жизни.

Указательным и большим пальцем он нежно массирует мочку уха и торжественно заявляет — Есть два вида автомобилистов: люди, которые крутят баранку своей машины, и люди, которые ее не крутят. Первые называются мерзкие шоферюги, а вторые — безобразные пешеходы.

Берюрье властным, обычным для него и уже знакомым для вас, жестом прекращает смех:

— Между пешеходом и автомобилистом гораздо больше разницы, чем между таксой и Эйфелевой башней. Например: какой-нибудь мужик вертит туда-сюда баранку, чтобы припарковаться. Если у него на пути появляется пешеход, он ему кричит, опустив стекло:

«Ты, раззява, ты что, не можешь посторониться?»

На что пешеход ему, естественно, отвечает «Ср…ть я хотел на тебя и на твою колымагу!»

Ладно. Автомобилист глушит двигатель, через правое окошко опускает монету в счетчик времени стоянки и выходят из машины через левую дверь на проезжую часть. Его задевает проходящая машина. Он тут же начинает вопить:

«Давитель! Нет, вы только посмотрите на них, они думают, что им все дозволено, этим шоферюгам!» Такая капитальная трансформация. Мгновенно! Стоит автомобилисту выйти из машины, и он тут же теряет свою шоферскую психологию водителя. Я позволил себе составить для вас один небольшой список того, что пешеход может кричать автомобилисту, а другой — того, что автомобилист может выдать пешеходу! Это для тех, кто лезет за словом в свой карман.

Он вытаскивает из кармана клочок туалетной бумаги, что красноречиво свидетельствует, в каком месте он предается размышлениям, разглаживает его, как стофранковую купюру, и читает: