Князь. Записки стукача - Эдвард Радзинский

– Только не торопитесь убивать – не от кого будет получать деньги.

– Именно поэтому и не говорю вам.

– Насчет вашей просьбы я подумаю…

Мы ненавидели друг друга, и оба не скрывали этого.

Итак, это произойдет вскоре. Взорвут в Крыму? Но тогда зачем столько динамита?.. Достаточно было бы двух-трех бомб… Нет, здесь придумано что-то поэффектней.

Догадался… во сне. Увидел рельсы и ясно понял – взорвут на железной дороге. Чтоб шумно! Чтоб вагоны переворачивались! Чтоб фейерверк был!

На следующий день отправился к Урусовой. У княгини узнал маршрут Государя.

Чтобы вернуться в Петербург, у него было два пути. Первый – морем через Одессу, оттуда – поездом в Москву и в Петербург. Второй – из Ливадии в каретах до Симферополя, из Симферополя поездом в Москву и далее в Петербург… Значит, во всех случаях поезд едет через Москву… И взрыв будет там. Но зачем так много динамита? Планируется что-то еще?

В воскресенье ко мне пожаловал пылкий Гольденберг. Он был одет с иголочки и очень возбужден. Я попросил его присесть.

– Динамит пришел. Мы должны платить! – истерически крикнул он. – Вы даете деньги или нет?

– Допустим, нет, – сказал я.

Он положил руку на грудь, на спрятанный за пазухой пистолет…

Я расхохотался.

– Шуток не понимаете…

И протянул ему чек.

Он как-то сразу потерялся и сказал по-детски:

– Спасибо.

Он уже уходил, когда я спросил:

– Если б не дал денег, вы…

Он растерянно прошептал:

– Да что вы, однако…

– Вы должны были? Ведь так? И не испугались бы так просто убить человека?

Глаза у него заблестели. Он важно выпрямился. Он был еврей из какого-то жалкого местечка, и оттого ему нужно было ощущать собственную силу.

– Да… вот так просто убил бы, – важно сказал Гольденберг.

Потом мы сидели в гостиной, распивали чаи и болтали.

И я опять спросил:

– Неужто вправду не шутите? Убили бы?

– Всенепременно, – и он расстегнул сюртук. Под ним я увидел впалую грудь и пистолет, ловко прикрепленный на веревочке.

– Здорово… а вот я не сумел бы.

– А я сумею… Когда убивал в Харькове, не решался долго. Старик-губернатор… Но убил. Вспомнил сосланных и замученных товарищей и убил, – он говорил яростно, заводя себя. – Главное, перешагнуть через сентимент и мерехлюндию… Я потом царя застрелить предлагал, да мне не дали. Погромов боялись. А по мне – чем больше погромов сегодня, тем больше революционеров будет завтра…

И тогда я спросил небрежно:

– Значит, в Москве – фейерверк?

Ему нравилось меня поражать. И поразил.

– Разве только в Москве, – важно произнес он. – Уже по дороге тиран получит динамитные подарочки…

– Но это же целый заговор! – продолжал восхищаться я.

Довольный впечатлением, он долго смеялся. Он был совершеннейшее дитя. Такие обычно становятся поэтами. Этот стал убийцей. Но ребенком остался, тщеславным ребенком…

– Оттого и динамита нужно много… У нас гениальные мозги работают. Они все рассчитали. И если не удастся убрать его на дороге, весь динамит соберем в Москве… И уж там, как вы точно сказали, большой фейерверк устроим.

И тут я не сплоховал:

– Неужто будете сами свозить динамит? Пишут, что это очень опасно…

– Да уж! Очень чувствителен, сколько динамитчиков… – он сделал знак рукой вверх. – Здесь смельчак нужен, хладнокровный смельчак.

– Вы! Вы повезете! – восторженно воскликнул я.

Он важно промолчал. Но жаждал продолжения восторгов… И рассказал, как он в Москве готовил галерею… Оказалось, они сняли дом. Объявили, что ремонтируется. И по ночам рыли… На четвереньках, по шею в мокрой грязи, с раннего утра до ночи. Выкопанную галерею укрепляли досками – на случай, если крепеж не выдержит и их засыплет землею… Он всегда брал с собой яд – чтоб долго тогда не мучиться.

– Мы все прекрасно знаем, что нас ждет в случае ареста, – шептал он. – На сей случай в доме стоит бутылка с нитроглицерином. И дежурит около нее один из нас с револьвером… Если придет полиция, он должен пустить ее в дом, выстрелить и с нею взлететь на воздуси… Но, невзирая на все опасности, какая веселость царит в нашем домике! Как все счастливы, когда за обедом сходимся вместе, болтаем и шутим… У Сонечки такой смех… серебристый. Да вы ее знаете…

И он рассказывал, как они «искренне веселятся», слушая «серебристый смех» Сонечки и… готовясь взорвать множество людей!

В заключение сказал мне:

– Рад знакомству, вы отличный человек, – засмеялся. – Сонечка просила стрелять вам в сердце, чтоб не мучились.

Я поблагодарил за заботу о моем убийстве.

Уходя, он сказал то, что я так хотел услышать:

– Завтра уезжаю. Надеюсь, еще свидимся…

Я чувствовал себя гнусно, ибо знал, что больше он со мной не свидится.

Всю жизнь хотел хоть раз понравиться себе! Подводя итоги, скажу – не удалось!

На следующий день, наклеив усы и бороду, я ждал его на вокзале… И он появился. Шел в белом костюме денди и с огромным чемоданом. Нес его очень легко – сразу видно, что пустой.

Он ехал в Одессу. Я опускаю то, как отправился за Гольденбергом тем же поездом, как следил за ним в Одессе, как он встретился со смешным мужичонкой, которого я сразу узнал – он был тогда, на солнечной поляночке… Из его квартиры Гольденберг вышел, с трудом таща английской кожи чемодан… Я понял: они готовили взрыв в Одессе, но Государь поехал через Симферополь. И динамит стал свободным. Теперь неутомимый, вечно воспаленный Гольденберг вез его в Москву…

Далее все было просто. Мы выехали из Одессы одним поездом. С ним еще был напарник, но тот уехал раньше.

В Елисаветграде была пересадка на московский поезд. Как я и предполагал, Гольденберг не решился поручить свой чемодан носильщику.

В великолепном дорогом костюме этот безумец нес свой огромный чемодан по платформе. После стольких покушений на Государя на перроне должны были быть агенты. И я их увидел – в одинаковых котелках, в темных костюмах, они преспокойно сидели на скамейках, не замечая подозрительного, богатого по виду господина, который почему-то сам волочил тяжеленный чемодан, вместо того чтобы передать его носильщику.

Мне пришлось действовать самостоятельно! Я подозвал слонявшегося без дела носильщика.

– Не кажется ли тебе, голубчик, странным то, что этот богатый еврей сам волочит чемодан? И не хочет пригласить тебя?

Носильщик сначала пробормотал что-то про жадных жидов, но потом смекнул. И засеменил по платформе, ища полицейского. Но полицейских почему-то не было… Подошел состав. Гольденберг, пыхтя, протащил чемодан в вагон. И я вскочил следом за ним в уходящий поезд…

Когда мы подъехали к следующей станции, в окно я увидел толпившихся жандармов. Гольденберг, спустившись с поезда, сразу понял и, бросив чемодан, рванулся было по платформе. Но тотчас был окружен… Из окна я наблюдал, как он выхватил пистолет, взвел курок и отпугивал наседавших – целился в каждого, кто приближался… Образовалась злобная толпа. Справедливо говорил Кириллов: «Или Сидору в ноги, или Ивану в рыло». А тут можно в рыло! Да еще жиду!

Наконец вырвали револьвер из его рук. И вся толпа набросилась на беднягу. Жандармы отступили – наблюдали за избиением. Я выскочил из вагона и потребовал, чтобы жандармы прекратили расправу. Они нехотя, лениво растолкали людей… Гольденберг лежал на платформе в ужасающего вида когда-то белом костюме. Его приподняли, привели в чувство. И тотчас он продолжил сопротивляться. Помню, как несколько жандармов с трудом связали ему руки.. Он отбивался – нелепо кусался. Но главное было сделано. Они открыли чемодан и нашли динамит… Я с удовольствием принял участие в качестве свидетеля, показав фальшивый паспорт на имя дворянина Апраксина. Обходительнейший жандармский полковник, составлявший протокол, задал мне несколько вопросов. Под именем Апраксина я просил зафиксировать в протоколе мое суждение о том, что по маршруту царского поезда готовятся взрывы. Естественно, о том же думал жандарм. При мне в Петербург пошли телеграммы Кириллову… Теперь у полиции не могло быть сомнений: террористы готовят взрыв царского поезда по пути в Москву.

Императорский поезд и поезд свиты должны были выехать завтра…

Я свое дело сделал. Сдав несчастного Гольденберга, я мог быть уверен, что теперь они изменят смертельный императорский маршрут.

Я вернулся в Петербург. Через несколько дней в столице узнал: царский поезд продолжил следовать по прежнему маршруту. И взрыв состоялся!

Дневникъ императора Александра II

Четвертое покушение

Еще один страшный день! И опять! Опять! Столько сил! Опять они! Горстка негодяев, которых не может поймать моя закормленная деньгами и наградами полиция! Порядочному человеку становится жить у нас невозможно…

Как было хорошо! Крымская ночь – пенье цикад, запахи полыни, шум волн… Сидели вдвоем на скамейке, смотрели в море. Но надо было возвращаться в промозглый Петербург. Там уже наступила ранняя зима… Впрочем, и здесь последние дни не баловали – дожди, холодные, осенние… Но после дождей – полынный воздух. Катя с детьми жила во дворце, и несчастному А. (министру двора Адлербергу) трудно было делать вид, что ничего не замечает. Однако он из последних сил старался, спасибо за деликатность.