Рябиновое танго - Неделина Надежда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Макс, ты не знаешь, как это работает? Я не успела прочитать инструкцию.
— А я успел! — рассмеялся Максим, доставая точно такую же коробку, только из платяного шкафа.
С удивлением Маша смотрела на него.
— Я радуюсь не второй «Радионяне», а тому, что ты думала о том же… Ты думала о том, что Мотя будет спать один, потому что…
Он не успел договорить, его объяснение прервал Машин поцелуй.
— Конечно, я не могла не думать о нашей первой брачной ночи…
— Нет, милая, о второй, — целуя ее, возразил Максим.
— Но та же ночь не была брачной, — прошептала Маша.
— Была. Нас повенчали судьба и звездная августовская ночь. В ту ночь у нас даже свидетели были.
— Как?! Кто?!
— Море ярких августовских звезд и луна, — шептал он, неся ее на руках.
И снова он видел эти звезды в ее глазах, искал ее губы, дышал ею и не мог надышаться, жил ею и умирал от любви… И она вспоминала нежность его рук, его губ, растворялась в нем, и готова была как растение, которое цветет раз в жизни и гибнет, отцветая, отдать ему свою любовь и умереть…
— Ты что-то сказала мне в загсе? Ну, только мне одному…
— Да, тебе одному…
— Скажи еще…
— Я скажу, но я боюсь… Мне кажется, что если часто повторять эти слова, то они потускнеют, уменьшится их значимость… Говорить о любви это… как молиться: ты обращаешься к любимому как к некому верховному существу и хочешь быть услышанной только им одним. Но человек ведь не молится всуе… поэтому я не буду твердить о своей любви ежечасно, я просто буду любить тебя. Я люблю тебя, Макс. Люблю, наверное, с первой минуты, с нашего первого танго… Если бы ты не нашел меня, я бы никогда не вышла замуж, я бы любила тебя в твоем сыне… Просто я такая есть, я не могу быть другой…
— Ты настоящая, ты моя жизнь…
И, словно боясь потерять связь с жизнью, он снова приник к ее губам…
Весь вечер Наталья Николаевна ощущала на себе взгляд его цыганских глаз и, волнуясь словно девчонка-школьница, изо всех сил старалась не смотреть в его сторону, боясь встретиться с этим взглядом. Решив уйти, попрощавшись только с хозяевами, не привлекая к себе внимания остального общества, она не увидела, а скорее почувствовала, что он рядом.
— Натали, разрешите проводить вас? — услышала она за своей спиной голос Сергея Владимировича.
Резко развернувшись, она встретилась с его излучающим нежность взглядом.
— А разве нам по пути? — тихо спросила она.
— Что-то мне подсказывает, что это так и есть, — глубокомысленно подтвердил он.
Наталья Николаевна понимала, что в его ответе есть подтекст, но боялась думать об этом.
— Буду вам очень признательна, — улыбнулась она, первой выходя из квартиры Бернадских-старших.
В лифте они молчали, чувствуя некоторую неловкость.
— Какая у вас огромная машина! — удивилась она. — Прямо целый дом!
— А это и есть мой дом, — улыбнулся Сергей Владимирович. — Дом на колесах, — добавил он, распахивая дверцу и помогая Наталье Николаевне сесть. — Я не сижу в офисе, постоянно мотаюсь по объектам.
Ехали они медленно. Наталья Николаевна смотрела в окно, за которым проплывали яркие огни ночного города, кипела непонятная ей чужая жизнь. Она слушала, но не слышала Сергея Владимировича, вспоминая прожитый день. Никогда прежде она не видела так много счастья. Счастье светилось в глазах дочери, немного поглупел от счастья Максим. Счастье присутствующих на торжестве других семейных пар хотя и было немного другим — выдержанным, устоявшимся, но оно тоже было видимым, явным.
«Я тоже счастлива, потому что счастлива моя дочь… Но почему мне не хочется покидать эту машину? Мне хочется, чтобы эта дорога никогда не заканчивалась… Во всем виноват мой спутник. Он смотрит на меня так, как сто лет никто не смотрел. Я тоже хочу смотреть на него, меня тянет к нему. Может, я поддаюсь гипнозу его цыганских глаз? А если он пригласит меня в гости? Я этого и боюсь, и хочу…» — стараясь определиться в своих чувствах, думала она.
— Натали, вы не слушаете меня? Я предлагаю вам посмотреть мой настоящий дом. Вы согласны?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Она ждала этого предложения, но внутренне вздрогнула, услышав его, запаниковала, не зная ответа.
— Да, — ответила она, когда поняла, что пауза несколько затянулась.
— Замечательно! По дороге заскочим в магазин, я куплю чего-нибудь вкусненького, чего нет в моем холостяцком холодильнике.
— Зачем? Мы же едем со свадьбы, — улыбаясь, возразила она.
— И не спорьте, я должен соблюсти законы гостеприимства. Вы пойдете со мной или отдохнете в машине?
— Да, спасибо, я лучше посижу тут…
После ухода Сергея Владимировича в магазин она продолжала терзать себя: «Я сошла с ума. Что я делаю? Я ведь представляю себе последствия этого ночного визита… Зачем? Зачем мне это минутное счастье почувствовать себя женщиной? Хотя бы желанной женщиной…»
Она продолжала терзать себя всю дорогу. Ходя за ним по его огромному дому, ока не только ничего не слышала, но и ничего не видела.
— А давайте выпьем шампанского! Сегодня же непростой день и для вас, и для меня. Сегодня я увидел вас… Натали, поскучайте десять минут, я что-нибудь приготовлю, — попросил он и усадил ее на удобный светло-желтый диван.
«Десять минут… Это много или мало? За это время человек может родиться, может умереть, может наделать кучу ошибок, может изменить жизнь», — думала Наталья Николаевна, немного успокаиваясь.
Увидев на журнальном столике канделябр и зажигалку, она зажгла одну свечу.
— Я не очень долго? — улыбнулся Сергей Владимирович, ставя на стол большой поднос, уставленный угощениями.
— Клубника со сливками, тарталетки с икрой… Когда вы успели? А как все красиво! — искренне восхитилась Наталья Николаевна.
— Знаете, я очень люблю готовить. Только почти не занимаюсь этим, потому что некогда, да и готовить мне некому. — Он задумался, наливая в бокалы шампанское. — У меня почему-то все так и получается в жизни. Я люблю готовить, но не готовлю. Я мечтаю о семье и детях, но жена ушла от меня, они с дочерью живут теперь аж в Австралии. У меня огромный дом, но он пустой и безрадостный. Я в душе сугубо штатский человек, а двадцать лет прослужил в армии. Мне уже видится в этом нечто роковое. Возможно, эти противоречия связаны с явным несоответствием моей внешности и моей фамилии. Как вы думаете, какую фамилию может носить человек с такой внешностью, как у меня?
— Ну, если вы так спрашиваете… — Она на секунду задумалась. — Может быть, Белый?
— Почти в яблочко! — рассмеялся он. — Как это вам удалось? Белов и Белый — очень похожие фамилии! Может, будь я Чернов, то все бы в моей жизни шло гладко. Натали, останься со мной, — неожиданно предложил он, — не только сегодня. Останься навсегда.
Он смотрел на нее умоляюще, она, пораженная услышанным, молчала.
— Серж, ты, то есть…
— Нет, хорошо! Продолжай, пожалуйста.
— Мы ведь даже не малознакомы, мы совсем незнакомы…
— А вот тут ты ошибаешься! Я знаю твою дочь! Знаю, что ты растила ее одна, а значит, никто ничего не корректировал. Значит, я смело могу провести аналогию и предположить, что, зная Машу, я знаю и тебя. Я вижу тебя… Останься…
— Хорошо, — неожиданно для себя самой согласилась она. — Я останусь… сегодня…
Ей показалось, что он все сделал в один миг: встал, шагнул к ней, притянул ее к себе и поцеловал. У нее закружилась голова, она не знала, чего хочет больше: сесть снова на диван или остаться в его объятиях.
— Где у тебя ванная? — прошептала она.
Он, не разжимая рук, слегка отклонив назад голову, внимательно смотрел ей в глаза, словно искал в них то, о чем она промолчала. Молчание затягивалось.
— Да, конечно, прости, я очень волнуюсь, — произнес он, вздохнув. — Там все халаты и полотенца чистые.
По дороге в ванную в сумочке, лежавшей в прихожей, она нашла свой телефон и не ответила на недоуменный взгляд Сергея. Зайдя в ванную, нашла в себе силы восхититься ее красотой, но, вспомнив о телефоне, быстро набрала почти родной номер.