Учитель Истории - Артур Гафуров

— Нет, пойдешь, — я с силой перехватил ткань куртки на ее плечах и вздернул легкое тело вверх.

— Нет… Пусти… Они ничего мне не сделают.

— Не глупи, — я взял ее за подбородок, запрокинул голову и посмотрел ей прямо в глаза. — Они убьют любого, кто встанет у них на пути. А с тобой еще и порезвятся напоследок. Нужно идти. Чувствуешь? Воздух влажный. Где-то рядом Волга.

— Мы же не моржи… — голос у нее остался таким же слабым и безвольным, но в зрачках что-то прояснилось: смекнула, чем дело пахнет. — Они догонят нас.

— Догонят, — уверенно ответил я. — Но у меня есть план.

— Они идут!

Выглянув из-за ствола, я увидел, что несколько теней быстро движутся по направлению к нам. Они не скрывались: слаженно перебегали от дерева к дереву, стремясь как можно скорее сократить расстояние. Снег хрустел под ногами, с задетых плечами и головами еловых ветвей сыпались блёстки. Я насчитал четверых… Нет, пятерых громобоев. Верно, думают, что у нас при себе совсем никакого оружия нет. Не хочется вас разочаровывать, пацаны, но…

— Ой… — один из преследователей схватился руками за грудь, повалился на землю и отчаянно задрыгал ногами. — Попали, в меня попали!

— Вперед!

Пока все взгляды обращены на подранка, нужно воспользоваться короткой форой… Бежать, бежать! Это страшно, так страшно, что и словами не передашь: бежать в ежесекундном ожидании выстрела, который прежде срока завершит и сам забег, и всю твою жизнь. В левой руке разряженный арбалет, в правой — воздух. Только бы хватило его, воздуха, только бы не вышел раньше времени из легких… Громкое дыхание, всхлипы, стон. Яне, наверняка, много страшнее. Она еще маленькая, она не привыкла к такому. Да что там говорить, я сам не привык! Но Яна бежала рядом, не отставая ни на шаг и не вынуждая меня замедляться. Она была умничкой, и в тот момент я любил ее, как родную сестру.

Мы справились. Выстрелы все-таки раздались, но запоздалые, далекие… Бессмысленные. А мы вырвались.

— Берег! — Яна бессильно рухнула на колени, жадно хватая ртом сырой воздух. — Все, больше не могу…

— Отлично! — я огляделся по сторонам в поисках погони. — Не падай духом, родная, поднимайся! Давай вниз! Нет, стой… Черт!

В ствол ближайшей сосны угодила пуля, разлетевшись брызгами коры и щепы. Отрыв получился не таким уж капитальным, как я хотел надеяться.

— Вон они! Гаси их, гаси!

Вниз, по склону, к воде, на остатках сил. Больше некуда. Неужели все закончится так глупо? Ладно, я дурак, но девочка? Ее-то за что? Не следовало брать ее с собой, пусть даже она сама просилась… Пусть даже угрожала…

Вдруг я почувствовал, что меня тянут куда-то вбок. Это Яна заметила кое-что на речном откосе — узкий трапециевидный проем, чернеющий среди присыпанных снегом валунов… Тогда она схватила меня за руку и потащила туда, решив, что больше все равно отступать некуда.

И Яна была права.

— Пещера!

— Вход в пещеру, — машинально поправил я, и увидев, что из леса выходят наши преследователи, тут же скомандовал. — Давай внутрь!

С косогора до нас донеслись яростные крики, по камням торопливо зацокали пули, но было уже поздно: мы скрылись в темноте.

Глава XXXI: В первобытной тьме

Вместо мерзлой земли под ногами — шероховатая каменная поверхность, которую, однако, я даже не смог рассмотреть: стоило сделать всего пару шагов вглубь пещеры, как вокруг уже царил непроницаемый мрак. Яны не было видно, до меня доносились только обрывочные всхлипы и тяжелое дыхание. Девочка запыхалась, девочка устала. Ничего, какие твои годы. Ты, видимо, еще не до конца осознала, как крупно нам повезло.

Нужно убираться подальше от входа, но тут же начинаются проблемы: пол неровный. Неровный? Да это вообще не пол, а черти что, специально приспособленое для ломания ног. Ступать следует крайне осторожно, иначе, не ровен час, навернешься о выступ или провалишься в дыру. Или просто собьешь себе пальцы, ненароком подфутболив булдыган размером с кочан капусты. Наощупь продвигаюсь вперед и вдруг совершенно неожиданно для себя утыкаюсь руками в твердую поверхность. Стена! Неужели наше укрытие оказалось просто выемкой в породе, а не полноценной пещерой? Нет, нет, нет… Но тут чуть левее во тьме замаячил голубоватый огонек: это идущая на три шага впереди Яна подсветила себе путь экраном мобильного телефона. Скоординировав направление, я осторожно двинулся к ней.

— Филипп?

— Да, это я. Идем дальше.

— Вглубь? Там есть проход.

— Да, вглубь. У тебя фонарик только в телефоне?

— Да, только такой… Но он садится.

— Печально. Но пока еще он не сел, так что будем надеяться на лучшее.

И мы пошли, осторожно, выверяя каждый шаг, обшаривая лучами фонарей пространство вокруг себя и то и дело прислушиваясь: нет ли погони? Я не знал, насколько глубока пещера и глубока ли она вообще. Но пока позволяло пространство, нужно идти. И плевать на риски и тесноту и сырость. Снаружи ждет враг пострашнее.

Пещера представляла собой извилистую, уходящую вглубь берега заброшенную штольню шириной метра два и примерно такой же высоты. Но встречались и более узкие участки. Внутри было сыро и, на удивление, тепло: пусть немного, но выше нуля. Размалеванные предыдущими визитерами стены во многих местах были подперты полуистлевшими угольно-черными балками. То тут, то там попадались обвалившиеся участки. Так, кричать здесь не стоит, порода не совсем устойчивая. Стрелять, кстати, тоже. Надеюсь, нашим преследователям не придет в голову шарахнуть возле входа какой-нибудь взрыв-пакет и похоронить нас здесь заживо?

Несколько раз проход раздваивался, и тогда приходилось выбирать, в какую сторону идти. Внутрь некоторых из ответвлений можно было проникнуть исключительно ползком, настолько тесными они были. Зато другие по размерам не уступали «альма матер». Настоящий подземный лабиринт! Сколько мы здесь уже находимся?

— Минут пять, — ответила Яна на мой вопрос.

Она сильно запыхалась и вообще, кажется, была близка к истерике, но пока что ни словом, ни жестом не выказывала накопившейся усталости и нервного истощения.

— Получается, мы прошли всего-ничего?

— Думаю, да, — подтвердила она. — Проход сильно извивается, а тут куча всяких ходов и лазов… Наверняка, в эту часть пещеры есть более короткий путь.

— В таком случае нам стоит поторопиться, — я только сейчас сообразил, что арбалет, который я все это время старательно тащил с собой, разряжен, и снова взвел тетиву. — Здесь у нас, конечно, больше шансов, чем снаружи, но… Короче, как повезет.

Увы, было бы верхом наивности надеяться, что громобои все поголовно боятся темноты, страдают клаустрофобией или испытывают суеверный ужас перед какой-нибудь неизвестной нам местной легендой. Как ни велики были размеры случайно встретившейся нам земной червоточины, ей было очень далеко до пресловутой Мамонтовой пещеры в США, протяженность которой составляла почти шестьсот километров, или трехсоткилометровой мексиканской Сак-Актун, большая часть которой, правда, была затоплена водой, но и оставшихся площадей более чем хватало для игры в «прятки». Крупнейшие из младовских рудников имели протяженность не более километра (скорее всего, даже меньше), а в глубину уходили и вовсем метров на двадцать-тридцать. Если среди громобоев есть хоть один диггер-любитель, нас отыщут быстрее, чем я успею вспомнить, хотя бы три художественных произведения, где фигурируют пещеры. Так, проверим… «Том Сойер» Марка Твена, «Одиссея» Гомера, «Путешествие к центру Земли» Жюля Верна…

— Я что-то слышала, — Яна замерла, как вкопанная, рассеянный луч света уперся в узкое отверстие бокового прохода, располагавшееся на высоте полуметра от пола.

— Погаси, погаси! — отчаянно зашипел я, выключая собственный фонарик.

Секунда — и мы оказались в полнейшей мгле. Ни отблеска, ни искорки. Я поднес руку к самому лицу, но так и не смог различить хоть каких-нибудь деталей, пока случайно не ударил сам себя по носу. Было больно. Видимо, таким и был мир до начала времен: темным и холодным. Непроглядным. Мир, в котором бесполезны глаза.

Зато очень полезен слух.

Сначала до моих ушей донеслось невнятное шебуршание: так в деревенском доме за стенкой скребутся мыши. При здешней акустике звук должен идти далеко… Но скоро к скрежету прибавилось пыхтение, как будто кто-то волочил по земле непосильную ношу. А затем — человеческие голоса.

— Давай шустрее, жирный.

— Сам ты жирный! Тут стенки узкие.

— Это не стенки узкие, это ты жирный. И тише. Не блажи, как блаженный.

— Я тихо, я не самоубийца. Мой локоть! Сраный «шкуродер»!

— Да тихо же!

— Все, прости. Я молчок.

Я сделал шаг в сторону Яны и на ощупь взял ее за руку.

— Идем.

Но она не двинулась с места.

— Они в «шкуродере».