Путешествие на «Париже» - Дана Гинтер

Когда в то утро Констанция лежала в постели и напевала «Лузитанию», она вдруг поняла, что влюблена в Сержа Шаброна. Сейчас с ней происходило то же самое, что в свое время, когда она познакомилась с Найджелом Уильямсом: в животе без конца что-то покалывало и она беспричинно заикалась. А главное, ее мысли, в каких бы направлениях они ни разбредались, всегда возвращались к нему. Но, несмотря на подобное состояние, Констанция знала, что о длительных отношениях с доктором не может быть речи, она ни за что не оставит своих дочерей. Кстати, не захватить ли с собой сегодня вечером семейные фотографии, чтобы Серж наконец узнал, что у нее есть муж и дети? Но тогда он решит, что она все это время его дурачила. И это его, вероятно, рассердит.

Констанция снова достала акварельные краски. Она открыла альбом с рисунком, начатым накануне, но после нескольких мазков недовольно поморщилась. Качка была такая, что она не могла провести ни одной ровной линии. К тому же рисунок получался какой-то детский.

Сами собой всплыли воспоминания о художниках, приятелях Фэйт. Констанция грустно вздохнула. Многие из них нарочно делали так, чтобы работы выходили далекими от реальности, – даже те, кто был по-настоящему одарен. Мишель, например, умел подмечать любую деталь: в кафе на салфетках он рисовал посетителей, и сходство было поразительным. Но когда он писал красками, из-под его кисти выходили какие-то странные измененные формы, сочетание цветов было самое что ни на есть нелепое, фигуры выглядели карикатурно…

Зачем он это делал? Почему намеренно писал не так, как надо, а с искажениями?

Фэйт и ее любовник-художник таскали ее по галереям, кафе и чужим квартиркам, таким же неухоженным, грязным, как и квартира ее сестры. Она видела, как Фэйт, не считая себя никому обязанной, делает все, что ей заблагорассудится.

Она же была послушной дочерью и всегда уважала желания своих далеко не идеальных родителей. В двадцать лет Констанция вышла замуж за приличного человека, и у нее началась серьезная, взрослая жизнь – она содержала в порядке дом, растила детей и тревожилась. Она видела, что ее сестра счастлива, и осознавала, что сама она такого счастья лишена, что в жизни ей чего-то недостает и что внутри у нее пустота. Однако то, что ее младшая сестра считает, будто она заслуживает свободу и счастье, приводило Констанцию в бешенство.

«Вернуться в Вустер? – изумленно повторяла Фэйт. – Для чего? Констанция, ты же прекрасно знаешь, что это не поможет. Нет, я остаюсь в Париже! – твердо заявила она. – Здесь для меня самое подходящее место».

Миссия Констанции, несомненно, провалилась – она вернется в Америку одна, и ей придется самой справляться с семейным кризисом. И как бы Констанция ни сердилась на Фэйт, она не могла не завидовать ее упрямству, смелости и легкомысленной убежденности в своей правоте. Как бы ей хотелось, чтобы у нее тоже хватило сил следовать своим наклонностям!

Констанция бросила взгляд на начатый ею рисунок и вдруг стала накладывать на него один длинный плоский мазок за другим, замазывая яркие краски рисунка до тех пор, пока вся страница не покрылась отталкивающим коричневым цветом. Констанция вырвала лист из альбома, скомкала его и бросила липкий комок в мусорную корзину. А потом, окрасив пальцы в алый, синий и желтый, выдавила из каждого тюбика краску и пустые тюбики вслед за рисунком отправила в мусорную корзину. Нет, живопись не ее удел.

– Пожалуйста, угощайтесь горячим шоколадом, – предложила Вера.

– Спасибо. Мне совсем немного, – ответила Эмма Рихтер.

Макса же гораздо больше интересовала игрушечная копилка, и он даже не поднял головы. Вера поставила копилку вместе со стопкой монет на письменный стол еще до прихода гостей. И Макс, едва вошел в каюту, сразу же принялся «кормить» собаку монетами.

Вера разлила какао по чашкам. Амандина с предельной осторожностью разнесла угощение и вернулась на свое место, в кресло возле Веры. Эмма и Амандина молча маленькими глотками отпивали какао, а Вера – она все еще ощущала жар – хотя и поднесла чашку к губам, не в силах была выпить ни глотка.

Когда монетки закончились, Макс потянулся за пирожным – судя по всему, на его любви к сладкому качка не сказалась ни малейшим образом.

– Какие у вас вкусные пирожные, мисс Камилла! – слизывая крем с уголков рта, воскликнул Макс.

Вера вздрогнула от неожиданности и улыбнулась.

Эмма, услышав это странное имя, бросила на сына косой взгляд, но поправлять его не стала.

– Да, очень вкусные, – повернувшись к хозяйке, сказала Эмма. – Спасибо вам, миссис Синклер, за приглашение. В такой тяжкий день, как сегодня, так хочется отвлечься.

– Спасибо, что вы пришли. – Слегка пошатываясь, Вера подошла к гардеробу. – Я подумала, Макс, что тебе они могут понравиться.

Она достала из шкафа марионеток: рыцаря и его даму.

– Родители мне подарили их, когда я была ребенком.

Макс подошел и дотронулся до рыцарского меча.

– Мне они очень нравятся, – сказал он.

– Хочешь, я устрою тебе небольшое кукольное представление? – спросила Вера.

– Хочу! Очень хочу! – воскликнул мальчик.

Вера села на кровать, а Максу протянула подушечку и предложила устроиться перед ней на полу.

– Так с чего же мы начнем? – не подавая и виду, что к этому представлению она готовилась почти весь день, задумчиво проговорила Вера.

Она взяла в руки кукол. Усатый рыцарь жестом поприветствовал публику и низко поклонился.

– Это Кавалер Меланхолии, а это… – Дама присела в реверансе. – Как же мы ее назовем?

– Хм… – Макс зажмурил один глаз и наморщил лоб. – А что если мы назовем ее Дейзи? – предложил он.

– Отличное имя. А это принцесса Дейзи. Однажды принцесса Дейзи узнала, что Кавалер Меланхолии потерялся в горах. «Я его спасу!» – воскликнула она.

– Это глупо! – рассмеялся Макс. – Принцесса спасает рыцаря! Все должно быть наоборот.

– Но Дейзи была волшебной принцессой, она обладала чудодейственной силой, – настаивала Вера. – Дейзи поняла, что много лет назад кто-то заколдовал этого доброго рыцаря чарами грусти. Посмотри на его лицо, на его глаза. Ты и сам, наверное, это видишь.

Вера подвела рыцаря к Максу, и он поклонился мальчику. Макс внимательно всмотрелся в нарисованное лицо марионетки и важно кивнул:

– Он и вправду грустный!

– Так вот переодетая принцессой волшебница дотронулась до щеки рыцаря и сказала: «Улыбнись, Кавалер Меланхолии!»

– О нет! – вскричал рыцарь. – Я не могу улыбнуться. У меня от улыбки болит лицо!

Рыцарь уткнулся лицом в руки, а Макс захихикал.

– О, мой друг, ты сможешь улыбнуться. Я тебе в этом помогу. И даже помогу рассмеяться!