В тени Катыни - Станислав Свяневич

После трех лет, проведенных в тюрьмах и лагерях, я вступал в новый этап своей жизни. Мысль моя то забегала вперед, рождая множество вопросов, то отступала в воспоминания о прошедшем, и хотя его уже не вернуть, оно вставало передо мною явственно и рельефно. Россия, оставившая на мне глубокий след в детстве, вновь становилась для меня большой личной и политической проблемой. Я вспоминал о польских повстанцах, погибших в сибирских острогах и ссылках, о царских генералах, друзьях моих родителей, о трагической судьбе моих друзей детства и юности; я с грустью и тоской думал и о своей семье. Может, что узнаю о них в посольстве?

В таком настроении я и сошел на берег в Куйбышеве, ставшем на время второй столицей Советского Союза.

Примечания

1. Александр Исаевич Солженицын в своей известной повести «В круге первом» описывает эти кровати и добавляет, что они были типичными в московской бутырской тюрьме. Но в мою бытность их там уже не было. В марте 1941 года, уже после вынесения мне приговора, я провел некоторое время в общей камере бутырской тюрьмы, и тогда там был просто примитивный ряд нар, как в лагерных бараках. (Прим. автора)

2. Кормушкой» на тюремном жаргоне называлось небольшое отверстие в двери камеры, через которое заключенным передавалась пища. Многие узники сталинских тюрем пишут в своих воспоминаниях, что часто, особенно в 1937–1938 годах, кормушка была единственной связью камеры с внешним миром, даже параша [4] иногда выносилась только раз в неделю, независимо от того, как быстро она наполнялась. (Прим. переводчика)

3. В «Архипелаге ГУЛАГ» Солженицына и в «Крутом маршруте» Евгении Гинзбург упоминаются каменные шкафы, в которых люди могли либо только стоять, либо только сидеть, в зависимости от конструкции шкафа. Эти помещения применялись в качестве карцеров и иногда в качестве одного из элементов допросов. Есть свидетельства, что некоторые заключенные проводили до трех недель в этих шкафах. Однако других свидетельств о существовании железных шкафов-карцеров в мемуарной и советологической литературе найти не удалось. Безусловно, отсутствие упоминаний о них никак не может ставить под сомнение свидетельство Свяневича. (Прим. переводчика)

4. Б. Яковлев в своем фундаментальном труде «Концентрационные лагеря в СССР», изданном в 1983 году канадским издательством «Заря» об этом периоде в истории советских лагерей пишет следующее: «Этот период (1939–1940 года) ознаменовался новым притоком заключенных, арестованных еще во времена ежовщины, но задержанных в следственных тюрьмах.

О созданных в этих годах закрытых изоляторах имеются разноречивые сведения. По-видимому, никому из них не удалось достичь свободного мира. Созданы эти изоляторы были в различных отдаленных местах Советского Союза. Заключенные в них, по ряду сообщений, не принуждались к тяжелому труду и при поступлении становились «номерниками», теряя свои установочные данные.

В этот период лагеря пополнились следующими контингентами:

5. Польским офицерством, избежавшим Катынского уничтожения;

2. Советскими военнопленными, освобожденными из финского плена;

3. Депортированными из Польши, Литвы, Латвии и Эстонии. В 1940 году в лагерях были произведены массовые расстрелы по норме указанной ГУЛАГом — пять процентов от общего числа заключенных». (Прим. переводчика)

6. Николай Ежов занимал пост наркома внутренних дел 25 сентября 1937 года по декабрь 1938-го, заменив на этом посту Генриха Ягоду. Краткий период «работы» Ежова в НКВД тем не менее был, пожалуй, самым страшным для советского народа. Взяв на вооружение выступление Сталина на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года, провозгласившим борьбу со «шпионами и диверсантами», Ежов и партийное руководство привели страну в состояние постоянной напряженности, всеобщей шпиономании, подозрительности. Террор принял в это время плановый характер, все местные подразделения НКВД получали спущенный им план по аресту и ликвидации «врагов народа». Однако очень скоро Ежов выполнил свою функцию палача и стал более не нужен Сталину. В июле 1938 года Ежов совместил обязанности наркома НКВД и наркома водного транспорта, а Берия был назначен заместителем наркома НКВД. В декабре того же года Берия был назначен наркомом НКВД. Ежов, в отличие от своего предшественника Ягоды, не был объявлен шпионом или врагом, он просто «исчез» из советской печати и общественной жизни. Достоверных данных о его дальнейшей судьбе нет. (Прим. переводчика)

7. Имеются в виду книги Светланы Аллилуевой «Двадцать писем к другу» и «Всего один год». (Прим. переводчика.)

8. Всеволод Николаевич Меркулов — заместитель наркома НКВД. С 1941 года, после отделения от НКВД наркомата госбезопасности (НКГБ) Меркулов был назначен наркомом госбезопасности, в 1946 году он был обвинен Сталиным в некомпетентности и заменен на этом посту Виктором Абакумовым. Расстрелян вместе с Берия в декабре 1953 года. (Прим. переводчика)

9. Имеется в виду так называемая прожарка — камера для дезинфекционной обработки одежды и вещей заключенных посредством высокой температуры или пара. Судя по воспоминаниям бывших зэков, в тридцатых — пятидесятых годах прожарка была единственным применявшимся методом дезинфекции в советских тюрьмах и пересыльных пунктах. Известна прожарка и не прошедшим через тюрьмы. В санпропускниках, во время Великой Отечественной войны, она широко применялась и была известна в народе под названием вошебойки. (Прим. переводчика)

10. Milovan Dzilas. Nova klassa wyzyskiwaczy. Institut literacki, Pariz, 1957. Существуют и русские издания этой книги, см., например: Милован Джилас. Новый класс. Посев, 1970.

Милован Джилас — видный деятель югославской компартии. Член КПЮ с 1932 года, с 1937-го — член ЦК КПЮ, с 1940-го — член Исполкома ЦК КПЮ. Активно участвовал во Второй мировой войне, неоднократно бывал в составе югославских военных делегаций в СССР (на основе своих встреч со Сталиным написал в 1961 году книгу «Разговоры со Сталиным»). После победы над фашизмом вошел в состав Временной народной Скупщины (парламента), получив пост министра по делам Черногории. В начале 1953 года он становится одним из четырех вице-президентов Югославии, а в конце того же года председателем Союзной народной Скупщины. В 1953 году, после опубликования своей статьи в газете «Борба», где он обвинил партию в перерождении и в превращении ее в правящий класс, он вошел в открытый конфликт с властями. В январе 1954 года он был решением пленума Союза коммунистов Югославии смещен со всех своих постов, а в марте — исключен из партии. В1956 году он открыто одобрял Венгерское восстание, за что был осужден на три года заключения, после выхода в свет «Разговоров со Сталиным» (1961) был вновь осужден за «разглашение государственных тайн» на семь лет. Освободился он из заключения в 1966 году, но не был восстановлен в гражданских правах. Основным его трудом, безусловно, можно считать книгу «Новый класс», в которой он подробно разрабатывает и обосновывает появление и существование в социалистических странах нового паразитического класса бюрократов из числа партийных и государственных аппаратчиков (номенклатуры). (Прим. переводчика)