Страж государя - Андрей Бондаренко

Егор всегда помнил, что, несмотря на всё многообразие чинов и обязанностей, свалившихся на его голову (постоянный член Высшего Государственного Совета, генерал-майор, командир полка Преображенского, дворянин, помещик, глава семейства, фабрикант, поставщик продовольствия и прочего для армейских нужд, начальник оружейной лаборатории, Великий Посол), он, прежде всего, царёв охранитель, обязанный тщательно и вдумчиво оберегать жизнь и здоровье Петра, государя российского.

Алексей Петрович, устав от созерцания через окошки каретные нехитрых российских пейзажей, наконец, угомонился и уснул, пристроив свою курчавую голову на отцовских костистых и угловатых коленях.

– Я тут Указ издал ещё один, перед самым отъездом, – хмуро сообщил Пётр, ласково разглаживая своей большой ладонью тёмно-каштановые волосы сына. – Про то, чтобы Евдокию, мать Алёшкину, в монастырь сослали – на вечные времена. Дура она набитая, ничего не понимает в жизни: лишь бы пошлую лесть выслушивать да гордыней упиваться собственной… Что, Алексашка, не одобряешь, небось?

– Твоя воля, государь! – нейтрально вздохнул Егор, прекрасно понимая, что царь завёл этот разговор совсем не просто так. – Твоя воля…

Помолчали несколько минут.

– А что, если мне жениться на Анне Монс? Царицей её сделать – российской, полноправной? – негромко и вкрадчиво спросил Пётр. – А что тут такого? Женщина она красивая, неглупая, обученная политесу, вона – мажордома завела у себя, слуг ливрейных… Не, а что делать, если твой доктор Жабо мне запрещает с женщинами русскими в связь вступать серьёзную, плотскую? Царю быть неженатым – не по-людски это, народ не поймёт… Опять же, Алексею нужен надзор материнский. Сестра Наташка – молодец у меня, да не то это совсем. А Аннушка Монс умна, она всё правильно делать будет… Как думаешь, охранитель верный? Или что знаешь нехорошее про Анну? Тогда говори, не молчи! Что, путается постоянно – с мужиками всякими? Так не беда то! Станет настоящей, законной царицей – сразу перестанет путаться: под страхом дыбы и топора!

– Прав ты, государь! – Егор начал издалека. – Нет в том беды большой, что Анна Монс, когда ты бываешь в отъездах долгих, знается с мужчинами другими… Она же – не жена венчанная тебе, в конце-то концов. Действительно, поправимо это. Но вот только одно смущает меня сильно…

– Говори же, сукин кот, не тяни жилы! – злым шёпотом, чтобы не разбудить сына, приказал Пётр.

– Вот эти тёплые отношения её – с саксонским посланником Кенигсеком… Одно дело – утехи плотские скоротечные, а тут серьёзно всё. Так и до государственной измены недалеко, шаг всего один…

– Да, это дело меняет! – подумав с минуту, невесело изрёк царь. – Мне не нужна жена, замешанная в дела политические, скользкие… Мне нужна просто жена, верная, любящая. Женщина, одним словом. Ладно, с Анной я потом разберусь! – неожиданно посуровел взглядом, спросил – уже требовательно и жёстко: – А что по поиску той наяды, что привиделась нам с тобой, Алексашка, над озере Ладожском?

Совсем не хотел Егор говорить на эту тему, берёг своё знание о Марте Скавронской – как туза заветного, козырного, но почувствовал – на уровне подсознания, что надо сейчас шепнуть Петру хоть что-нибудь позитивное, пока тот не наделал всяких глупостей.

– Есть, мин херц, некоторые успехи! – улыбнулся скупо, но при этом – чуть загадочно.

– Ну? Подробнее давай! Быстро! А то в морду получишь! – Царь окончательно перешёл на шёпот, почувствовав, что спящий Алексей беспокойно заворочался.

Егор тоже заговорил – едва слышно:

– Александра, жена моя, рисует здорово парсуны и картины разные. Виды природные, цветы, лошадей и птиц, лица человеческие. Так вот, Санька – с моих слов, нарисовала портрет той странной особы. Лицо только – без прочих разных прелестей, обнажённых тогда… Показывал я тот портрет самым разным людям: своим сотрудникам, купцам русским и иноземным, офицерам, генералам и адмиралам, поступившим к нам на службу из стран европейских. Некоторые из них сказали, что видели девушку похожую…

Санька действительно нарисовала портрет Марты (будущей Екатерины Первой), а вот всё остальное Егор уже присочинил – самым бессовестным образом.

– Кто она? Где живёт? – Пётр нетерпеливо заблестел глазами.

– Вот здесь – не всё понятно до конца! – импровизируя, Егор – словно бы в нешуточной задумчивости – наморщил свой лоб. – Одни говорят, что особа сия – графиня Саксонская, и лет ей сейчас – уже далеко за сорок. – Пётр помрачнел и нахмурился. – Другие утверждают, что это – шведская мещаночка, тоже не молоденькая уже, живёт где-то под городом Стокгольмом…

– Тот ещё вариант! – прокомментировал царь.

– Ещё купчик один, что некоторые дела торговые имеет с Лифляндией, утверждает, что девицу эту Мартой зовут, видел он её в тамошней крепости Мариенбурге, что выстроена на большом озёрном острове.

– А этой барышне сколько будет годков? – с надеждой спросил Пётр.

– Пятнадцать, может, шестнадцать, она простая служанка в доме пастора тамошнего, католического.

– Это уже интереснее! Послал человека в Мариенбург?

– Нет ещё, мин херц! – Егор решил, что дальше врать не имеет никакого смысла.

– Почему?

– Мариенбург сей сейчас шведами занят. Туда надо обязательно иноземца посылать, или нашего человека, но языки всякие знающего, с корнями заграничными. При этом – шустрого, сообразительного, понимающего, умеющего язык держать за зубами… Дело это – зело щекотливое, мин херц!

– Есть такой человек! – тут же радостно заявил Пётр. – А зовут его…

– Яков Брюс его зовут! – невежливо перебил царя Егор. – Так Яшка-то наш ещё не приехал из Европы. Вот Пётр Алексеевич, я и решил – подождать немного. Вернёмся из этого Константинополя, сразу же и пошлём полковника Брюса аккуратно выкрасть ту Марту Скавронскую и тайно доставить её в Москву…

Над воронежскими степями завис – в лёгкой полудрёме – ленивый летний зной, иногда с диких степей налетал, бросая в лицо горсти раскалённого песка, колючий южный ветер, Дон-батюшка застыл – на много вёрст зеркалом венецианским, над которым поднимались частые белые спирали пара от воды испаряющейся…

Речка Воронеж (одноимённая с городом), до самого своего слияния с великим Доном, была густо заставлена новенькими судами: бригантинами, галерами, стругами, каторгами, серьёзными многопушечными кораблями.

– Вот, государь, трудимся без роздыха! – устало докладывал Фёдор Апраксин – архангельский корабельных дел мастер, два года назад опрометчиво согласившийся переехать на воронежские верфи. – День и ночь идёт работа! Третьего дня полностью закончили отделку «Крепости». Добрый получился корабль: устойчивый на крутой волне, ходкий, оснащён сорока пушками. Сейчас готовим его в путь дальний…

Трёхмачтовый «Крепость» величественно покачивался посредине глубокого речного омута, крепко привязанный к многочисленным деревянным длинным сваям, вбитым в илистое дно. К чёрному, свеже просмолённому борту корабля постоянно, сменяя друг друга, подплывали многочисленные струги и каторги.

– Уже на дно трюмов разместили мешки с песком и камнями – для балласта при сильной морской качке. Теперь порохом грузим, ядрами, гранатами картечными, ружейными патронами, – пояснял Апраксин. – Как закончим с припасами огненными, сразу перейдём к продовольствию, большим бочкам с водой и вином. Потом уже загрузим грузы Посольства Великого: сундуки со златом и серебром, украшениями разными, самоцветами уральскими необработанными, мехами ценными…

– Кто капитаном назначен на «Крепости»? – спросил царь.

– Португалец Памбург. Дельный моряк, знающий. Правда, злой, как сам чёрт, чуть что не так – драться начинает…

– То и ничего! – понимающе ухмыльнулся Пётр. – Я тоже на руку горяч да скор! Да и мужики наши русские не могут работать дельно – без зуботычины хорошей… А кто поведёт всю эскадру? Вице-адмирал Крейс?

– Так точно! Настоящий адмирал, важный такой, на всех смотрит сверху вниз, всё пыхтит презрительно, плюётся во все стороны – что тот верблюд астраханский…

Над Воронежем (и над городом, и над рекой) без умолка стучали плотницкие топоры и специальные деревянные кувалдочки, с помощью которых судовые мастера конопатили дощатые борта лодок и кораблей. Повсюду густо дымили большие котлы с кипящей смолой, весело звенели кузнечные молоты и молотки, тягуче и тонко визжали ручные пилы, с помощью которых плотники «разбирали» толстенные брёвна на ровные доски.

– Ещё надо месяц ждать, чтобы достроили все суда! – густо дымя своей курительной трубкой, важно сообщил вице-адмирал Крейс.

– Отплываем послезавтра на рассвете! Теми кораблями и лодками, кои готовы! – кратко скомандовал Пётр, резко развернулся и, под удивлённым взглядом голландца, нервно зашагал вдоль пологой речной косы. Царевич Алексей, радостно подпрыгивая и кружась, бросился догонять отца…