Бродяга, Плутовка и Аристократ - Александр Фарсов

газ и давали лекарство. Всеми возможными средствами они старались сделать так, чтобы его тело не атрофировалось. В зрачки ему капали специальный раствор, чтобы в будущем Нейт мог видеть. Мышцы по всему телу стимулировали током и делали им растяжку. В сердце Гильмеша всё ещё жила надежда, что, когда это закончится, Нейт сможет вернуться в мир хотя бы отчасти здоровым человеком.

Секретарь уже битый час сидел напротив камеры. Его взгляд был каким-то беглым, как будто уставшим или неуверенным. То он смотрел на свернувшегося калачиком Нейта, то на компьютеры. Но всё чаще его глаза касались медальона в руках. Небольшой круглый аксессуар в золотой отделке в аккурат помещался на половине ладони. А в нём выцветавшая фотография ребёнка жутко похожего на Гамлета. И на крышке нацарапанная надпись: «Натаниэль».

— Знаешь, — заговорил Николай. — До этого я не понимал твоих чувств как отца. Но теперь мне…

— Вы до сих пор не понимаете. — пресёк Гамлет, захлопнув крышку медальона. — Были бы настоящим отцом, не издевались бы над сыном. Не притворяйтесь, что понимаете меня.

— Но ты тоже здесь. Со мной. Получается, мы не сильно то и отличаемся.

— У меня свои резоны, — брызнул он агрессивно. — И хватит об этом.

— Если хочешь, мы можем поговорить, — внезапно предложил Гильмеш.

— Что? Вы стали сентиментальнее, должен заметить. Прежде Вас такое не интересовало.

— Годы идут, и я становлюсь похожим на человека. Я никогда не спрашивал тебя о твоё сыне. Это так. Меня мало это заботило. Ведь раньше ты не задавал лишних вопросов, не пытался меня нравоучать. Просто идеальный секретарь. Но сейчас всё иначе. Мне захотелось узнать тебя как человека со своей личной историей. Мы никогда не были друзьями или даже приятелями. Работник и работодатель. Вот и всё, что нас связывало. Не считая, кучи секретов, конечно же. Но теперь у нас есть общая боль. Этот мальчик, — он с печалью взглянул на Нейта. — Мы оба терзаемся одними и теми же сомнениями. И оба знаем, что поступаем неверно, но всё равно продолжаем настаивать на своём.

Гамлет отчасти согласился с ним. Он развернул кресло в его сторону, как бы готовясь к диалогу.

— Ну давайте поговорим, — на выдохе сказал он. — Что бы Вы хотели узнать обо мне?

— Твой сын. Что с ним случилось?

— Он умер от болезни кишок, — ответил, сжимая медальон. — Когда семья Шамиль потеряла статус аристократов, у нас отняли всё имущество. Семья Шамиль была обширна и каждому достался жалкий кусочек от общего пирога. Нам выпали сущие пустяки. А всему виной мой неродивый папаша, решивший поиграть в благородство. Хотя эту историю Вы и так знаете, — добавил он. — Сами были участником событий.

Гильмеш нахмурился, вспомнив ещё один неприятный день из своей жизни. День, когда он лишился лучшего друга. Тут Николай поднял указательный палец, тем самым попросив собеседника подождать. Сам же он вышел из комнаты и метнулся в кабинет. Вернулся он уже с бутылкой бренди и двумя металлическими кружками.

— Будь проклята та зимняя жатва, — выразился он, разливая алкоголь.

— Уж где мы с Вами солидарны, там солидарны, — ответил, приняв угощение. — Так, о чем я говорил. Ах, точно. После национализации собственности, мы больше не могли давать сыну необходимое лечение… Он умер в муках… а ведь ему и пяти не было, — сказал и опустошил кружку, а следом за ним также поступил и Гильмеш.

— Поэтому ты зациклен на статусе аристократа?

— Такова была предсмертная воля моей жены, перед тем как она повеселилась. Она не выдержала смерти маленького Натаниэля, — он подставил кружку, чтобы ему налили ещё. — Если бы только за нами остался статус, все были бы живы. Вот для чего я мучаю этого ребенка вместе с Вами. Если Вы получите своё, а я буду участником Вашего научного триумфа, всем придется признать меня. Так я исполню мечту своих близких. Во мне нет, страждущего желания постичь этот мир, нет величайших политических амбиций. Мне нужен только статус, больше ничего. Для этого я готов пойти по головам, даже по Вашей, Николай, — отметил, снова выпив бренди до дна.

Алкоголь понемногу начал действовать. Их речь становилась более плавной, слова вязли в горле и неохотно выговаривались.

— Учту и соболезную, Гамлет, — ответил Гильмеш. — Но и я несу в себе мечту рода. Но я настолько эгоистичен, что ставлю свою цель превыше.

— Оставьте свои сожаления при себе, — отмёл он. — Но Вы же до сих пытаетесь найти лекарство, разве нет?

— Да-а, — Гильмеш вновь взглянул на бродягу. — Но безуспешно. Кажется, эта болезнь просто неизлечима. Она коварна. Убивает медленно и жестоко, — он вспомнил то, как умирала его жена. — Орган за органом, даже зрения и слух она забирает себе. Есть мифы о Пустоши, мол она поглощает всё, чего касается. И эта треклятая болезнь тому доказательство. Я, правда, хочу его вылечить, хочу выпустить из этой камеры… но понимаю, что если он уйдет, век Гильмешей, мой век, закончится на пустом месте. Мы так много привнесли в эту страну, но так и не смогли достичь желаемого. Каждый мой предок умирал с печалью на лице. Я думал, что хотя бы я умру с улыбкой. Но нет… моя кончина будет ещё хуже. Я последний из рода, и я не могу успокоить души почивших.

— Он уже три месяца там сидит. А результатов никаких. Вы все равно будете держать его до конца?

— Да… но стойкость его сознания поражает. Он до сих борется.

— Вы, действительно, считаете, что это всё имеет хоть какой-то смысл? Это же абсурдно. Ваша теория познания абсурдна, — Гамлета понесло.

— Я уже не знаю… я просто верю. Нечто внутри подсказывает мне, что я рядом с истиной. И эта внутренняя ложь заставляет меня идти дальше.

Он налил себе уже третью кружку и потянулся запихнуть её себе в горло.

— Николай, — вдруг подумал секретарь. — Вы же не пьёте. С чего захотели?

— Да так… решил побаловаться, — произнес, наблюдая за тем, как какая-то крошка крутится в бренди.

Из динамиков послышался голос Нейта.

— Я устал, — заговорил он в пустоту. — Я так устал… жизнь ли это вообще? Как мне понять, что я ещё не умер? Сколько бы не пытался проверить, бесполезно. Лишь тот факт, что могу мыслить, убеждает меня. Но… мыслят не только живые… точнее, реальные… что? О чём я только что подумал? Бред какой… не могу сконцентрироваться.

Ученый и секретарь слушали его, и от этих слов грудь их сжималась. Борьба противоречий, желания и натура души раздирали их.

— Всё плывёт. Не могу даже встать. Не могу понять