Тотальная война - Олег Маркеев

Связь была отличной, но абонент говорил тихим шепотом, и Максимов, поморщившись, плотнее прижал трубку к уху

— Дружище, ты не в курсе, как я понял. Между прочим, я сейчас в Германии. И давно сплю. Вот-вот… Буду в Москве, позвоню. Пока!

Он отключил связь. Усмехнулся и покачал головой.

— Извините. В Москве, оказывается, тоже пьют и не спят.

Зная, что находится в перекрестье двух настороженных взглядов, Максимов удержался и не посмотрел на стеллаж с оружием за спиной Леона.

«Конечно, радиомаяк в фляжке Энке! Мог и раньше догадаться. Черт возьми, как не вовремя!»

Недрожащей рукой он поднес рюмку к губам. Сделал глоток. Слизнул с губ липкую горечь. Вернулся к прерванному разговору.

— Итак, вам решать. Но учтите, у верблюда больше шансов дойти до Антарктиды, чем у вас — оказаться в Мертвом городе.

— Образно. Но хотелось бы конкретнее. — Эрика теперь вела переговоры, не оглядываясь на Леона.

— Детали обсудим в Москве.

— Почему в Москве? — вклинился Леон.

— Во-первых, из Москвы ближе. Или ты горишь желанием еще раз переправиться через Пяндж? Если считаешь, что братья-талибы встретят тебя с распростертыми объятьями, можешь рискнуть. Но мне кажется, что они давно на тебя ножи точат.

Леон зло чиркнул зажигалкой. Закурив, шумно отвалился в кресле.

— А во-вторых, — продолжил Максимов, — здесь становится слишком опасно жить. В Москве не лучше, но там вы еще не успели наследить.

Максимов нащупал пальцы Карины, лежавшие на его плече, погладил. Накрыл ладонью запястье.

Эрика не спускала с него взгляда. Ему вновь показалось, что из ее глаз в его мозг пытается пробиться холодный синий лучик.

Но луч вспыхнул не между ними, а наискосок пересек разделявшее их пространство. И был он ярко-рубинового цвета. В клубе табачного дыма, выпущенном Леоном, отчетливо, как раскаленная струна, загорелся луч лазерного прицела.

«А вот теперь и проверим, кто чего стоит!»

Максимов щелкнул пальцами, привлекая общее внимание, указательным ткнул в луч.

Леон Нуаре не врал, на войне он бывал, реакция оказалась молниеносной.

Он толкнул в плечо Эрику, заставляя пригнуться. Сам опрокинулся назад вместе с креслом, кувырком прокатился к стеллажу с оружием.

Максимов резко рванул Карину за руку, швырнул на пол. В последнюю секунду подстраховал, чтобы не так сильно ударилась о доски. Карина даже не вскрикнула от неожиданности, мягко сгруппировалась, кувырком ушла в темный угол.

Леон распахнул шкаф. Развернувшись, бросил Максимову карабин.

Максимов поймал его в прыжке, упал, перевернувшись на спину Поднял голову Эрика все еще сидела в кресле, сжавшись в комок.

— Леон! — крикнул Максимов.

Леон в этот момент загонял патроны в помповое ружье. Понял без лишних слов: Мощным пинком опрокинул кресло вместе с Эрикой.

Максимов откатился в угол к Карине. Теперь они с Леоном держали под прицелом дверь и оба окна.

Леон тихо свистнул. Показал Максимову неизвестно откуда взявшийся пистолет. Бросил по высокой дуге.

Максимов поймал пистолет, быстро проверил магазин, передернул затвор и протянул пистолет Карине.

— Галчонок, это просто: наводишь и нажимаешь на спуск. Стреляй и ни о чем не думай.

Лицо Карины пылало ярким пятном, глаза лихорадочно блестели, губы сжала в ниточку, через расширившиеся ноздри шумно втягивала воздух.

«Неплохо, — про себя отметил Максимов. — Кровь закипела от адреналина. Хуже, если бы она зажалась в комок. Нервный ступор — стопроцентная смерть».

— В кого? — сипло прошептала Карина.

— В любого, кроме меня.

Карина посмотрела на Леона, крадущегося вдоль стены к выключателю. Потом на Эрику, распластавшуюся на полу.

По тому, как она схватила пистолет, Максимов понял, стрелять Карина будет. Попадет или нет, дело десятое. Главное, у нее хватит решимости нажать на спусковой крючок.

— Сейчас поднимешься наверх, запрешься в спальне.

— Их там две, — вставила Карина.

— В той, где была. Ляжешь так, чтобы держать под прицелом окно и дверь. И стреляй в любого, понимаешь — в любого! — Он ободряюще улыбнулся. — Кроме меня, естественно.

Леон тихо свистнул. Поднял руку. Выждав, пока Максимов кивнет, щелкнул выключателем.

В гостиной стало темно, только красные всполохи огня танцевали на стенах.

— Пошла! — Максимов легко толкнул Карину в спину.

Горячие сухие губы скользнули по его щеке.

Тихие шаги пробежали по лестнице вверх. Скрипнула дверь. Громко щелкнул замок.

Максимов беззвучно переместился к креслу. Затаился за его широкой спинкой. Отсюда можно было держать под прицелом всех: и тех, кто находился в гостиной, и тех, кто мог пробиться в нее через окна.

Он на секунду прикрыл глаза, медленно выдохнул. На четвертом ударе пульса сознание померкло. На его место из глубин поднялись рефлексы воина.

Никто из находящихся в комнате не заметил произошедшей в нем перемены.

А Странник сейчас ощущал нервные токи, пронзающие мир вокруг. Мир, сузившийся до поля битвы.

Он нутром чувствовал, как неотвратимо надвигается смерть. Крадется по мягкому ковру из мокрых хвоинок.

Сторожко ставит легкие ступни, стараясь не потревожить напряженную тишину ночи. И рукава ее черных одежд мокры от недавно пролитой крови…

Черное солнце

Перчатки и края рукавов промокли от крови. Она хлестала из распоротого горла человека, бьющегося в объятиях Сакуры. Конвульсии были настольно сильными, что Сакуре пришлось изо всех сил прижимать его к себе. Мужчина был намного выше и тяжелее Сакуры, бронежилет и снаряжение добавляли веса, и Сакура с трудом удерживал на весу его тело, стараясь не дать судорожно вздрагивающим ногам проскрести по сухому валежнику. Наконец конвульсии ослабли, только слабые токи пробегали по мышцам мужчины, сделавшимся кисельно дряблыми. Сакура осторожно опустил безжизненное тело на землю.

Это был третий, последний в группе огневой поддержки.

Стратегия войны подобна японским шахматам го, основные приемы давно всем известны, как классические партии, принципиально новое придумать невозможно. Да и не станет профессионал тратить силы и время понапрасну, он пойдет к победе хорошо отработанным путем. Скучновато, но зато — надежно.

Сакура без труда разгадал стратегию Энке, стоило бросить взгляд на охотничий домик.

Он стоял в центре небольшой поляны. Скрытно выдвинуться к дому можно было только со стороны пристройки — гаража. Если пробираться от опушки леса, ориентируясь на дальний правый угол дома. то оказываешься в мертвом секторе, не просматриваемом и не простреливаемым из окон. У глухой боковой стенки гаража группа захвата может перевести дух и собраться перед последним броском. А дальше, разбившись на тройки: пара идет вперед, один страхует со спины, — прокрасться к воротам гаража и дверям дома. Тихо взломать гаражные ворота, проскользнуть внутрь — и по сигналу, с двух сторон, — на штурм…

Сакура двигался по часовой стрелке, по очереди снимая стрелков, державших на прицеле фасад, левую стену и тыл дома. Теперь группа захвата, что притаилась на опушке по левую руку от него, была полностью беззащитна. Никто ее не поддержит огнем. Оставалось только ждать, когда противник сделает свой ход в абсолютно обреченной партии. До последней секунды он будет уверен, что все развивается по его замыслу, и победа сама идет в руки. В этом и состояло тонкое удовольствие, доступное только истинным мастерам стратегии: продолжать игру с проигравшим и вести беседу с приговоренным к смерти.

Обо всех, оказавшихся в этот час в лесу, Сакура думал, как о мертвецах. Какая разница, что некоторые уже умерли, не осознав этого, а другие считают себя живыми, хотя давно уже мертвы? Люди тешат себя иллюзиями, цепляются за них или с легкостью меняют одни на другие. Между тем, единственной абсолютной реальностью в этом мире является смерть. Можно сомневаться в чем угодно, но только не в неизбежности смерти. Она обязательно придет, ждешь ты ее или нет. Признавший эту очевидную истину живет без страха, умирает без стона и убивает без трепета.

Сакура вытер о колено измазанную кровью ладонь. Поднял винтовку убитого. Проверил, есть ли патрон в патроннике.

Приклад удобно лег в ложбинку на плече. В ночной прицел отчетливо просматривался сам дом и фосфорно-зеленая трава вокруг него. В кустах зашевелились темные тени.

Сначала одна пробежала через поляну и отчетливым силуэтом человеческой фигуры проступила на белой стене гаража. Следом, цепочкой, бросились остальные.

Сакура сопровождал их, ведя перекрестьем прицела. Насчитал девять человек.

У трупа, лежавшего у ног Сакуры, из уха вывалился микронаушник, из него тихий мужской голос прошептал: