Расцвет и упадок государства - Мартин ван Кревельд

Благодаря Локку и Монтескье необходимость защищать собственность от всех посторонних (будь то лица, не владеющие собственностью, или сам правитель), была возведена до уровня основополагающего принципа политической теории. Первый провозгласил право на собственность неотъемлемым законом природы вплоть до того, что определял саму жизнь как «собственность», которой ни один человек не может быть лишен без причины. Второй посвятил ключевые разделы своей работы подробному объяснению способов, которыми это право следует обеспечивать на практике. Так случилось, что первым государством, которое открыто объявило этот принцип основополагающим, была Англия после Славной революции 1688 г. Соединенные Штаты и Франция последовали за ней, первые — как только приняли конституцию, последняя — в «Декларации прав человека и гражданина» (1789). В Пруссии понятие неприкосновенности частной собственности постепенно формируется в XVIII в., а реформы 1807–1813 гг. официально закрепляют его. Неудивительно, что к началу XIX в. сильные мира сего (которые, после того как все остальные социальные узы были разрушены, в девяти случаях из десяти превратились в просто богатых) почти всегда оказывались на стороне государства. За исключением некоторых русских эксцентричных аристократов с анархическими склонностями, таких как Бакунин и Кропоткин, на их помощь можно было рассчитывать в случае любой попытки свергнуть существующий строй; это дало возможность Марксу в 1848 г. определить государство как просто комитет, учрежденный «всей буржуазией» для того, чтобы вести дела от ее имени[516].

Обеспечив себе таким образом молчаливое согласие, а зачастую даже восторженную поддержку имущих классов, государство начала XIX в. приступило к распространению своего закона и своего порядка на те части населения, которые до тех пор считались недостойными его внимания. Раньше в большинстве стран преступность в низших социальных кругах воспринималась как результат «испорченности» отдельных людей. Как бы ни была она прискорбна с моральной точки зрения, но она не угрожала обществу, тем более что по большей части принимала форму мелких соседских склок, когда бедные ссорились с бедными. Но поскольку с появлением современного государства члены высших классов оказались разоружены, а индустриализация привела к концентрации огромного числа неимущих в быстро растущих городах, ситуация изменилась. События 1789–1794 гг. показали, что может сделать толпа, особенно должным образом подстрекаемая и направляемая, даже с самым могущественным и хорошо организованным государством в истории. В течение десятилетий, последовавших за 1815 г., набирающий силу «социальный вопрос» стал восприниматься как угроза самим основам сложившегося общественного строя, а также трудовой дисциплине, необходимой для функционирования современного капитализма и промышленности.

В течение двух десятилетий после 1810 г. одна страна за другой, каждая по своим причинам, стала подражать Наполеону, создавая новые полицейские силы и централизуя уже существующие. Если ограничиться лишь самыми важными изменениями, между 1815 и 1825 гг. старая прусская городская «гражданская стража» (Burgergarden), которая до того занималась лишь мелкими преступлениями, была упразднена. На ее место пришла полиция, а в сельской местности — жандармы: обе службы содержались на государственные средства. В середине XIX в. в типичном провинциальном прусском городке один полицейский приходился на 3 тыс. жителей, к началу Первой мировой войны — уже один на тысячу[517]. В России в 1811 г. царь Александр I, предвидя возможное вторжение французов и потому стремясь искоренить нелояльность, учредил министерство полиции, выделив его из существующего министерства внутренних дел[518]. Переименованное в «третье отделение» Николаем I, оно получило карт-бланш на сбор информации, касающейся всего без исключения: к 40-м годам XIX в. оно настолько вышло из-под контроля, что стало следить за собственным сыном императора без его ведома[519]. Этому ведомству суждено было действовать до самого конца царского режима, принимая разные обличья. Со временем оно послужило образцом для своих печально известных коммунистических преемников — ЧК, ОГПУ, НКВД и КГБ.

Среди основных европейских стран самые сильные либеральные традиции имела Великобритания. Хотя отдельные члены Парламента периодически протестовали против возникающей угрозы для свободы, но и здесь рост и централизация государственных регулярных полицейских сил шли своим чередом. В 1829 г. в Лондоне появились «бобби» (названные так в честь министра внутренних дел Роберта Пиля). В 1835 г. Парламент предписал всем городским муниципалитетам последовать примеру Лондона, а спустя 21 год был принят «Акт о полиции в графствах и городах», сделавший полицейские формирования обязательными по всей стране. Тем временем развитие сети дорог, железных дорог и телеграфа положило конец изоляции местных полицейских подразделений, как в Британии, так и в других странах. В 1870-е годы такие вопросы, как оплата, дисциплина и критерии для набора полицейских, были изъяты из ведения местных органов власти и переданы министерству внутренних дел. Следующий важный шаг был сделан в 1890 г., когда законом была предоставлена официальная возможность переводить полицейских, и даже целые подразделения, из одного местного управления в другое. К 1906 г. не менее трети деятельности министерства внутренних дел сосредоточилось в его криминальном отделе, который к тому времени занимался всем, от контроля за официантами-иммигрантами до мелких преступлений. Но при всем том по сравнению с тем, что происходило в других странах, Великобритания находилась в числе отстающих. Например, стандартная для всей страны процедура ареста была введена только в 1929 г.

В то время как происходили все эти изменения, государство, изначально исключительно европейское изобретение, уже начало свой победный марш, которому суждено было сделать его господином мира. Позже мы рассмотрим подробнее этот процесс распространения; здесь лишь отметим, что британская система профессиональной полиции была экспортирована в ее главные колонии, которые, естественно, обращались за помощью в решении своих проблем к метрополии. В Соединенных Штатах, к тому времени самом важном государстве за пределами Европы, Нью-Йорк стал первым городом, в котором была создана муниципальная полиция в 1845 г. Изначально она насчитывала 800 человек — довольно крупная структура по тем временам — но и она вскоре устарела, так как численность населения Нью-Йорка за следующие два десятилетия возросла от 400 тыс. до 650 тыс. человек[520]. В 1865 г. была создана Секретная служба, первая общенациональная полицейская организация, задачей которой была охрана президента. В 1905 г. Пенсильвания стала первым американским штатом, где была учреждена полиция штата; позже ее примеру последовали Нью-Йорк (1917), Мичиган, Колорадо и Западная Вирджиния (1919) и Массачусетс (1920). К 1920 г. уже в течение 12 лет действовало Бюро расследований, позже переименованное в Федеральное бюро расследований (ФБР). Оно было создано исполнительной властью, несмотря на возражения Конгресса, отдельные члены которого боялись, что это повлечет за собой пристальное внимание к их собственным делам. Первоначально задачей ФБР было расследование антитрестовских дел, некоторых видов мошенничества, а также определенных видов преступлений, совершаемых против государственной собственности либо государственными чиновниками. Как и все бюрократические организации, ФБР стало разрастаться до тех пор, пока не включило в свою компетенцию большой список «федеральных» преступлений.

Создав полицейские силы, эти и другие американские штаты стали наводить порядок как в сельской местности, так и в районах городской бедноты, которые раньше находились практически полностью за пределами их досягаемости. Патрулируя улицы, надзирая за рынками, пивными и борделями (но делая это осторожно, стараясь избегать мест, в которые наведывались высшие государственные чиновники), полиция заставила всех почувствовать свое присутствие, хотя это в большей степени касается Европы, а не Соединенных Штатов с их широкими открытыми пространствами и особыми общественными условиями на осваиваемых территориях. Опять же хорошим эталоном может служить Великобритания с ее относительно либеральными традициями. В период между 1805 и 1842 гг. количество уголовных судебных преследований возросло в 7 раз; с учетом роста населения эта цифра увеличилась в 4,5 раза в подушевом выражении. Поскольку упор теперь делался на общественный порядок (например, «Акт о бродяжничестве», принятый в Соединенном Королевстве в 1824 г., позволил преследовать людей просто за то, что они находились на улицах), не удивительно, что большая часть обвиняемых принадлежала к низшему классу. Последствия были воистину драматическими. После 1848 г. редко возникала необходимость вызывать войска для подавления бунтов и т. п. В Великобритании между 1850 и 1914 гг. (когда кривая изменила направление и стала горизонтальной) количество краж со взломом в расчете на 100 тыс. человек уменьшилось на 35 %, убийств — на 42 % и разбойных нападений — на 71 %[521]. Под предлогом необходимости дисциплинировать народ государство начало завоевывать целые городские кварталы, которые ранее были вне его доступа, и переделывать их по своему образу и подобию.