Антисталинская подлость - Гровер Ферр

Источники к главе «Произвол Сталина по отношению к партии»

Подписанная Енукидзе директива от 1 декабря 1934 года

Директива получила искаженную трактовку в официальном издании «закрытого доклада» (1989). Без каких-либо доказательств там приводится такое вот «разъяснение»:

«Речь идет о постановлении ЦИК СССР от 1 декабря 1934 г. „О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов“, получившем впоследствии наименование „Закон от 1 декабря 1934 г.“ и действовавшем до 1956 г. Данное постановление не вносилось на утверждение сессией ЦИК СССР, как это требовалось по Конституции СССР».[422]][309

Хрущев намекает на причастность Сталина к убийству Кирова

Большинство авторов не согласны с хрущевской интерпретацией дела об убийстве С. М. Кирова. Например, в мемуарах генерала П. А. Судоплатова читаем:

«Документов и свидетельств, подтверждающих причастность Сталина или аппарата НКВД к убийству Кирова, не существует… Киров не был альтернативой Сталину. Он был одним из непреклонных сталинцев. Версия Хрущева была позднее одобрена и принята Горбачевым как часть антисталинской кампании».[423]

Алла Кирилина, крупнейший в современной России исследователь дела об убийстве Кирова, констатирует:

«Сегодня в условиях вседозволенности и так называемого плюрализма появились статьи, авторы которых не затрудняют себя поисками документов, не обременены стремлением объективно разобраться в том, что же случилось 1 декабря 1934 года. Их главная цель — еще раз заявить, что „Сталин — убийца Кирова“, не располагая при этом ни прямыми, ни косвенными доказательствами, но широко используя мифы, легенды, сплетни».[424]

Присоединившись к дискуссии, посвященной убийству Кирова, на академическом форуме H-RUSSIA (24 августа 2000 года), Дж. А. Гетти отметил:

«За несколько лет проделано было три или, возможно, четыре знаковых («blue ribbon») расследования убийства Кирова. Каждое проводилось по поручению Генерального секретаря, и каждое в соответствии с подлинно советской традицией начиналось с заранее принятого требуемого вывода. Сталин пытался свалить вину на Зиновьева и Троцкого, Хрущев и Горбачев — на Сталина, и все они, соответственно, занимались подбором подходящих расследователей. Из архивных материалов, с которыми мне посчастливилось познакомиться и которые посвящены такого рода попыткам, становится ясно, что требуемых выводов ][310 не удалось заполучить ни в одном из трех случаев. Например, усилия, предпринятые в бытность Хрущева и Горбачева, включали в себя основательное прочесывание архивов и интервью, но их оказалось недостаточно для вывода о причастности Сталина к убийству. Сталинские тщания, конечно же, были нацелены на то, чтобы подтвердить, что убийство было совершено оппозицией, что и послужило основой для московских процессов. Но, если не считать неправдоподобных признаний самих обвиняемых, нет никаких свидетельств, подкрепляющих и этот заранее представленный вывод».

Телеграмма Сталина и Жданова в Политбюро от 25 сентября 1936 года

Вот полный текст телеграммы, маленький фрагмент из которой был зачитан в «закрытом докладе» Хрущева:

«Сталин, Жданов — Кагановичу, Молотову

25 сентября 1936 г. Москва. ЦК ВКП(б).

Тт. Кагановичу, Молотову и другим членам Политбюро ЦК

Первое. Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей Наркомвнудела. Замом Ежова в Наркомвнуделе можно оставить Агранова.

Второе. Считаем необходимым и срочным делом снять Рыкова по Наркомсвязи и назначить на пост Наркомсвязи Ягоду. Мы думаем, что дело это не нуждается в мотивировке, так как оно и так ясно.

Третье. Считаем абсолютно срочным делом снятие Лобова и назначение на пост Наркомлеса тов. Иванова, секретаря Северного крайкома. Иванов знает лесное дело, и человек он оперативный. Лобов как нарком не справляется с делом и каждый год его проваливает. Предлагаем оставить Лобова первым замом Иванова по Наркомлесу.][311

Четвертое. Что касается КПК, то Ежова можно оставить по совместительству председателем КПК с тем, чтобы он девять десятых своего времени отдавал Наркомвнуделу, а первым заместителем Ежова по КПК можно было бы выдвинуть Яковлева Якова Аркадьевича.

Пятое. Ежов согласен с нашими предложениями.

Сталин. Жданов.

№ 44. 25/IX.36 г.

Шестое. Само собой понятно, что Ежов остается секретарем ЦК».

Ф. 558. Оп. 11. Д. 94. Л. 124—127. Автограф Жданова.[425]

Комментируя процитированный документ, Роберт Тэрстон пишет:

«К чему относится ссылка „на четыре года“? Западные авторы обычно отвечают, что словосочетание подразумевает рютинскую платформу. Но в декабре 1936 года в речи на Пленуме Центрального комитета Ежов снова упомянул „формирование в конце 1932 года троцкистско-зиновьевского блока на базе террора“».[426]

Биографы Ежова Янсен и Петров отмечают:

«„Четыре года“ относятся к созданию в 1932 году троцкистско-зиновьевского блока, существование которого было раскрыто не ранее июня—июля 1936 года…»[427]

Телеграмма Сталина и Жданова цитируется в поспеловском черновике «закрытого доклада», однако закавыченные там слова «наверстать упущенное» в самом документе отсутствуют (см. выше):

«Широкие массовые репрессии начались с осени 1936 года, когда наркомом был назначен Ежов и когда Сталин дал установку, что „НКВД опоздал на 4 года“ с разоблачением троц][312кистско-зиновьевского блока, что надо „наверстать упущенное“ путем широких репрессий».[428]

О необходимости «наверстать» упущенное говорится и в докладе комиссии Поспелова:

«Второе. Широкие массовые репрессии начались с конца 1936 года, после телеграммы Сталина и Жданова из Сочи от 25.IX-1936 г., адресованной Кагановичу, Молотову и другим членам Политбюро, в которой говорилось следующее: „Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей НКВД“.

Эта сталинская установка о том, что «НКВД опоздал на 4 года» с применением массовых репрессий, что надо быстро „наверстать“ упущенное, прямо толкала работников НКВД на массовые аресты и расстрелы».[429]

Выступления Сталина на февральско-мартовском (1937) Пленуме ЦК ВКП(б)

Ленин действительно говорил что-то очень близкое к тому, что Сталин высказывал в речах 1928—29 годов:

«Уничтожение классов — дело долгой, трудной, упорной классовой борьбы, которая после свержения власти капитала, после разрушения буржуазного государства, после установления диктатуры пролетариата не исчезает (как воображают пошляки старого социализма и старой социал-демократии), а только меняет свои формы, становясь во многих отношениях еще ожесточеннее».[430]

На февральско-мартовском (1937) Пленуме ЦК ВКП(б) Сталин выступил с докладом, название которого упомянул и Хрущев. Но в выступлении Сталина ничего не говорится о том, что «по мере нашего продвижения вперед к социализму ][313 классовая борьба должна обостряться». Ричард Косолапов так комментирует это искажение «закрытого доклада»:

«В действительности названного тезиса, который без конца тиражировался как „сталинский“ ни в докладе Сталина, ни в его заключительном слове нет. Верно то, что Сталин отмечал необходимость „разбить и отбросить прочь гнилую теорию о том, что с каждым нашим продвижением вперед классовая борьба у нас должна будто бы все более и более затухать, что по мере наших успехов классовый враг становится все более и более ручным“. Подчеркивал Сталин и то, что „если один конец классовой борьбы имеет свое действие в рамках СССР, то другой ее конец протягивается в пределы окружающих нас буржуазных государств“ (Соч. Т. 14. С. 166). Но „теории обострения“ во второй половине 30-х годов, то есть когда в СССР уже было обеспечено абсолютное преобладание социалистических форм хозяйства и принята Конституция победившего социализма, он не выдвигал…»[431]