Самое Тихое Время Города - Екатерина Кинн

– Просто мы никогда бы не бросили папу, – послышался сердитый детский голос. На пороге комнаты стояла Светка. – Он самый лучший! И мы его не бросим! Мы сами так решили! Ясно? – Она топнула ногой и выскочила из комнаты.

Фомин виновато посмотрел ей вслед. Прокашлялся. Затем вздохнул и продолжил:

– Очнулся я – а мы стоим на начальной станции, и Вася Стрельченко мне говорит: «Ну как?» – «Хорошо», – говорю, а сам едва не бросился ему на шею от радости. Думаю, задремал, наверное, во сне привиделось.

Он снова молча попыхал трубкой.

– Да, а наутро прихожу я на работу и узнаю, что заместителя моего арестовали. И не вчера, а уж неделю назад. И все об этом знают, только я не знаю еще. А тут совещание с утра, планерка, и сижу я там, только глазами хлопаю – выходит так, что ветку ту как будто мы и не строили, и никто ничего не знает. И ощущение такое, как будто мне проект этот приснился. Или, наоборот, что сейчас снится планерка. И сижу я не то во сне, не то наяву, и страшно мне, потому что попал я в какой-то бред, и как из него выбираться – непонятно. А денька через три вызывают меня в министерство и говорят: «Переводим тебя, Фомин, в группу товарища Иофана, будешь Дворец Советов строить. Ты, говорят, новый метод расчетов изобрел, так пригодится». – «Да какой такой метод? – говорю. – Это вас в заблуждение кто-то ввел». А мне: «А тот, который позволяет мосты через эфир перебрасывать».

Академик выбил трубку и придвинул к себе чашку с остывающим чаем.

– Алексей Владимирович, а что это за метод? – спросил Андрей, уже почти догадываясь, что ему ответят.

– А я, видите ли, Андрюша, в молодости баловался математикой, да и потом тоже не бросал это занятие. И создал одну интересную модель. Вот представьте себе, что рядом с нами есть другой мир, эфирный, который мы ни увидеть, ни руками потрогать не можем. Граница между нами есть, вроде пленки поверхностного натяжения. Так при определенных условиях чисто теоретически можно эту пленку проколоть. – Он помолчал. – Однако, скажу вам откровенно, теория есть теория, а вот с математическим оформлением не вышло у меня ничего. Есть там одна переменная, которая не желает поддаваться, не желает угадываться. Даже эмпирически не получается ничего. Такой вот полнейший икс. Живой какой-то. Так вот, должен был я, понимаете ли, обнаружить, что это за икс…

Он снова замолчал, и вид у него был такой усталый и безнадежный, что у Андрея сердце заныло.

– Но зачем Иофану был нужен этот метод? Он ведь строил Дворец Советов в том самом тридцать седьмом, если я правильно помню.

– Правильно помните. Ему-то, может, и не нужен был. А вот тем, кто эту башню хотел построить да особое метро особым образом проложить… Так вот, а в кабинете на стене эскиз висит с тем самым Дворцом Советов да план центра Москвы. Вы ведь помните, как оно расположено? Изгиб реки между Пречистенской набережной и Берсеневской…

Андрей помнил. Он мысленно представил карту…

– Там церковь в центре, – сказал он. – Русское барокко, но она жуткая какая-то. Как будто ее на чужой фундамент подняли. Пятикупольную красную с белыми колоннами – на серый камень. И она какому-то папе римскому посвящена…

– Не папе, а святому Клименту, епископу римскому, – поправил Фомин. – Хотя он папа, конечно…

– Странно, – медленно проговорил Андрей. – Она почти на одной линии в этом выступе Замоскворечья… А ведь я когда мимо нее хожу, морозом продирает. Там еще какие-то секретные институты раньше были… сейчас тоже, наверное, есть. А возле Дома на набережной я из жизни совсем выпадаю, ни одной детали вспомнить не могу, как в тумане все. И мимо храма Христа Спасителя тоже стараюсь не ходить, сразу в метро ныряю, это на Кропоткинской…

Он вспомнил, как осенью напоролся там, на углу у моста, на незримые острия и увидел Черного Принца, То-го-кто-стоит-за-плечом. Посмотрел на Фомина и увидел в его глазах понимание.

– И… что было дальше, Алексей Владимирович?

– А дальше стал я отказываться. И знаете почему? Не из-за этих не то снов, не то чего еще, где говорили мне про ту самую башню, что на крови, мол, хорошо стоит. Нет. – Он снова помолчал, уставившись куда-то за окно, в осязаемую темноту. – Понимаете, Андрей, я же Ленина еще живым застал. Как человека его помнил – нет, я близким к нему и быть-то не мог, но мы, тогдашняя молодежь, были такими энтузиастами, мы верили, да я и до сих пор верю в коммунизм, как в прекрасную мечту человечества. И верили, что сможем его построить. – Снова попыхал трубкой, немного нервно. – И вот тогда, после того как Ленин умер, до нас стало доходить, что мы строим не то. Многие из моих друзей просто убедили себя в том, что все правильно, некоторые еще верили, некоторые пытались вообще ни о чем не думать, а просто делали свое дело, не спрашивая зачем. Вот и я тоже пытался не думать. Все же в партии и у руля страны не дураки, лучше знают. Как-то мирился. Думал, может, это я неправильно мыслю, ведь кто – они, а кто – я? Но вот когда стали мы обсуждать эту самую башню, не смог я больше себя убеждать. Ведь я Ленина-то живым видел, слушал, мы даже молодежной делегацией с ним встречались… Живой он был, просто человек, понимаете? А как умер, так из него стали делать какого-то идола, бронзового бога. И показалось мне, что вот сняли с него посмертную маску и надели на кого-то еще, и теперь он стоит в виде всех этих бронзовых статуй, смотрит с портретов. И именно этот другой будет стоять над городом, как гигантский надзиратель. Тут вспомнил я своего «хеопса», безликого такого… А не он ли маску наденет? Страшно мне стало. Хоть и атеист я, а пробрало так, что оборачиваться стал – не стоит ли дьявол за спиной. И понял я, что не стали Ленина хоронить по-людски, чтобы не сумел уйти он от них – как вот и я…

Академик вздохнул.

– А от страха что – либо зажмуриться и уши заткнуть, либо отказаться. И не смог я больше уши затыкать да глаза закрывать. Понял, что строить это я не буду. Ни за что. Никогда. И тут мне о подписке-то и напомнили. И говорят – либо работаете, либо… В общем, время дали до вечера. Дальше вы уже знаете. – Он помолчал, посасывая трубку. – Вот с тех пор мы так и существуем. Времени у меня много было, я тут кое над чем поразмышлял… Вот. – Он взял со стола потрепанную тетрадь в коричневом переплете. – Почитайте на досуге. А потом приходите.

– Но как мне вас найти? Вы снова пошлете Вику? Снова будете ею рисковать?

– Я сама вызвалась, – послышался сзади голос. Вика стояла в дверях. Сейчас она казалась очень взрослой и суровой. – Я не знаю, приду ли. Найди нас сам, Андрей. Я верю, ты успеешь. Ты найдешь.

– А теперь идите, Андрюша, – сказал академик. – Нельзя вам у нас долго быть. Нельзя живому быть с мертвыми. Вы ведь из-за нас меняетесь, не надо вам этого. Так ведь и эти, – он кивнул за окно, – смогут вас подстрелить.