Время учеников. Выпуск 3 - Андрей Чертков

Это право дано нам Богом…

— Вам нехорошо? — участливо спрашивает менеджер, опять оказавшийся рядом.

— Главное, чтобы вам было хорошо, — отвечает писатель Жилин через силу. Он бережно прячет камни в карманы. Менеджер пятится, вежливо хихикая.

Радость, абсолютно ничем не мотивированная, комом стоит в горле. Эйфория — это, знаете ли, симптом, вспоминает Жилин и озабоченно думает: «Вот что, не сойти бы мне с ума». Когда человек подменяет себя героем, придуманным собой же, когда он покидает свое тело и смотрит на себя сверху, — это чревато потерей собственного Я. «Вот что, — озабоченно думаю я, — не забыть бы мне вернуться…»

Что я тут нагородил, с веселым ужасом продолжает думать Жилин. Неужели это мои были мысли — про монополию Мирового Совета на власть и про рецептуру создания Нового Человека? Про богоизбранность коммунистов — тоже мои мысли? Не может быть. Да, я коммунист, именно поэтому я знаю назубок: стоит только помянуть Бога, обязательно находится кто-то, возомнивший себя «богоизбранным», и начинает раскачивать мир, лишая его реальности. Реальность превращается в сон, и почему-то этот сон всегда оказывается кошмаром. Поставим вопрос ребром: придумать человеческую историю — цель благородного человека или фанатика?

Неужели это тоже мои мысли?

Жилин смеется в голос, пугая проходящую по холлу парочку. Что делать со Словом, вот о чем надо сейчас думать, строго напоминает он себе. Оставить камни в своих карманах? Подарить другому хорошему человеку? Сдать в литературный музей? Кому, собственно, они принадлежали до Странника, как оказались на астероиде?

Нет, все-таки попробуем серьезно. Вряд ли происхождение этих камней представляет хоть какую-то важность. Гораздо важнее то, что Слово существует, что бы Оно собой ни представляло. Кванты желаний, соединившись в одну страшную Волну, способны стереть с поверхности планеты все живое и точно так же способны дать счастье всем. Счастье — всем, и чтобы никто не ушел обиженным… (куда пошел? Сидеть по местам! Слушай мою команду: наслаждаться дармовым счастьем до поступления новой команды…) Мечта бездельника. Емеля на печи. Я, кажется, хотел серьезно? Это трудно. Давно люди голову ломают, как бы это им прожить без войн, всем вместе, одной семьей и тому подобное. Социальное объединение никак не получается, следовательно, самый очевидный путь, биологическое объединение. Общий разум. Человечество как единый организм. Однако нужна ли нам конвергенция в таких уродливых формах, останутся ли в результате люди — людьми?

Рассмотрим другой вариант. Человечество охватывается физическим полем чьего-то желания, то есть объединяется наподобие электронной схемы. Пусть кто-то станет в этом мире Богом. Кто-то один, разумеется. Если Бога нет, Его нужно позвать, но если Он есть, Его просто нужно найти! Не на Земле, так на Юпитере, не на Юпитере, так на астероиде с труднопроизносимым именем Strugatskia. И пусть мир станет чьей-то мечтой.

Таким образом, поле желания рождает не исполнение желания, а того, кто берется это желание исполнять. Поле желания рождает Бога.

Слово из трех букв… Из каких? Почему обязательно «Б», «О» и «Г»? Не может ли это быть случайным набором букв? Ну, скажем, «А», «Б»… что еще добавить?.. предположим — «С». Почему сразу — бессмыслица! АБС. «АБСолют», то бишь вечность. Наверняка есть и другие варианты разгадки, дело-то не в этих частностях. Так долго потерянные, забывшие счастье люди искали Бога! А Он оказался на крохотной малой планете с непонятным названием, которую не вдруг отыщешь в циркуляре. Возможно, там Его дом? Или перевалочный пункт? Или этот астероид и есть Бог?

Не ложный ли, спрашивает себя коммунист Иван Жилин. Сколько раз ложные боги бросали людям Слово, а в мире ничего не менялось…

Нескончаемые сомнения — плод болезненной веселости, ибо опять пришло время принимать решение. Что делать с сокровищем? Человек, убивавший других людей, — не совсем полноценный человек, острая заноза сидит в его рассудке, с которой ему жить (или, наоборот, как раз слишком полноценный?). Это он о себе размышляет, о бывшем агенте Иване Жилине; впрочем, агент не бывает бывшим, не так ли, товарищ Барабаш? Можно ли подобным людям доверять божественные рычаги?.. Вероятно, все это отговорки. Творцу просто стало стыдно — за свои мысли, которые почему-то не кажутся ему своими, за фантазии, которые он боится увидеть в реальности. К кому пойти, с кем разделить чудовищную тяжесть?

Название Strugatskia странным образом перекликается с фамилией Строгов. Значит ли это хоть что-нибудь?

У Строгова я уже был, думает он, этот путь пройден. Так не навестить ли снова семью Горбовских? Интересно, любит ли маленький Леонид Анджеевич играть с красивыми и необычными камешками, которые дарят ему знакомые дяди-межпланетники?.. Удачная, спасительная идея! С какой стати мальчик должен жить в мире, придуманном кем-то за него, тем более если этот кто-то — старый, желчный моралист…

Молодой, счастливый Жилин встает и шагает к выходу, ни на кого не глядя. Возвращаться в отель он не собирается.

Глава восьмая

— Давеча твой папа у меня на плече плакался, — сообщил Жилин. — Это правда, что ты в четырнадцать лет была беременна?

— Была, — ответила она, нахмурившись.

— Мария просил тебе передать, что твой сын сбежал из интерната.

— Я знаю.

— Может, ты сама это дело и организовала?

— Может…

На взморье было все, как и вчера. Решительно никаких изменений, дубль номер два. Вот только в беседе на этот раз отсутствовала благородная сумасшедшинка, которая так нравится молоденьким барышням и старым эстетам.

— Ты ведь у нас тоже в некотором роде Мария, — вспомнил Жилин. — Псевдоним в честь папы? Или, наоборот, в пику папе?

— Кто кому пики ставит, — хмуро сказала Рэй, помолчав. — Он целую интригу провернул, когда отдавал Пьера в интернат. Знаешь, как теперь зовут мать моего сына? Согласно документам — Марией Ведовато. Дедушка записал себя вместо меня, чокнутый извращенец!

— Ну уж, извращенец, — неодобрительно сказал он ей. — А ты, стало быть, сделаешь так, что мамой Пьера станет пышнотелая Мария Семенова. Сочувствую вам всем. Лично мне мама Рэйчел нравится больше.

— Тебе смешно, — вдруг рассердилась Рэй, — а у меня отец — бешеный, тупой солдафон.

Жилин погладил ее по загривку, по вставшей дыбом шерсти.

— Старик жестоко раскаивается, дитя мое. Зато ты, по-моему, просто кукушка. Подбросить птенца кому-нибудь в гнездо, чтобы спокойно порхать по лесу, — это, конечно, не тупо…

Очнулся он на газоне. Рэй протягивала ему руку, помогая подняться; она улыбалась, у нее опять было хорошее настроение. Попался, как школяр, с досадой подумал он. Обыкновеннейший бросок через бедро, классика, самое первое действие, с какого юные спортсмены начинают осваивать любой вид борьбы. Бросок был выполнен чисто, с отменно высокой амплитудой: если бы не защитный рефлекс, то своротил бы Жилин своими ножищами, красиво взлетевшими к небу, информационный куб со схемой пляжа.