В оковах льда - Мария Боталова

– Нет, не может быть, – помимо воли выдохнула я, потрясенно глядя на Джаяра. Эвисы не могут так делать, не имеют права!

– Может, Инира. Думаешь, все такие идеалисты, как ты? Мы гибнем в чужих войнах, гибнем ради людей, до которых нам нет никакого дела, но самое отвратительное, что нас используют ради развлечения. Нас заставили сражаться до последнего. Либо он, либо я. И ведь никто из нас не мог ослушаться приказа – мы были связаны узами подчинения. Мне достался хороший противник. Он сумел порвать мое крыло, и оно больше не восстановилось. Но победил все-таки я. А после смерти арэйна эвисы пожали друг другу руки. Представляешь? Пожали друг другу руки! – надрывно, с болью прорычал Джаяр. – Тот, чей арэйн погиб, пообещал второму бутылку дорогого коньяка! Как выразился он, в знак глубокого уважения к таланту. – К горечи и злости в голосе Джаяра примешалось презрение.

То, что он рассказывал, казалось невероятным, ужасающим! Разве можно подобным образом поступать с живыми существами, с арэйнами, такими же, как мы? «Рисковать жизнью арэйна можно только в военных целях, других делах государственной важности и если от этого зависит безопасность кого-то из людей». Так нас учили, так гласил кодекс обращения с арэйнами. Но сейчас, когда Джаяр, живой, настоящий, разрываемый бурей болезненных эмоций, стоял рядом, эта мысль показалась кощунственной и отвратительной. Чем человек лучше арэйна? Чем его жизнь ценней? Один должен рисковать собой ради другого лишь по собственному желанию, но не под принуждением, не как существо второго сорта.

Пока я потрясенно молчала, арэйн встал, пересек комнату, наклонился к походной сумке и, порывшись в ней, выудил оттуда бутылку то ли пива, то ли чего покрепче. Когда только успел купить? Ведь все время в городе мы были вместе!

– Джаяр, пожалуйста, не надо, – попросила я, положив руку поверх сжимаемой им бутылки, когда арэйн вернулся к столу, возле которого и располагались наши кресла.

– Такое нужно запивать. Ты ведь хотела узнать, почему я всегда такой мрачный? – ожесточенно спросил Джаяр. – Узнаешь. Я расскажу. Только выпью сначала.

– Нет, Джаяр, – мягко сказала я, не отпуская его взгляд и осторожно высвобождая бутылку из пальцев арэйна. – Алкоголь не избавит от боли. Ее нужно отпустить, самому.

Какая разница, как Джаяр ко мне относится? Какая разница, если он никогда не почувствует ко мне ответного тепла и с отвращением будет вспоминать наш единственный поцелуй? Все это становится не важным, когда он стоит рядом, а в глазах столько боли, что она душит и разрывает на части. Я хочу помочь, искренне, всей душой. Разделить с ним эту боль, забрать себе, взамен отдавая надежду.

– Отпустить?! – взревел Джаяр. – Как я могу ее отпустить, если каждый день вспоминаю о потерянных возможностях, если постоянно чувствую себя ущербным?! Можешь себе представить, каково это – помнить упоительные полеты, когда вокруг только небо и ветер, и знать, что никогда… никогда, Инира, не сможешь этого повторить? Не познавшему радости полета это трудно понять. Но представь, что будет, если ты ослепнешь? Не увидишь красоту природы, которой тебе так нравится любоваться. Не увидишь лица дорогих людей. Все останется в твоей памяти, но станет недоступным. Иногда я, по привычке раскрывая крылья, делаю взмах, но… падаю. Если бы ты знала, как мне хочется взлететь! Но я не могу. И больше не смогу, никогда. Ничтожный калека, вот кто я.

Что на это можно сказать? Попытаться утешить, соврать, что полеты – не главное в жизни и со временем он сможет привыкнуть? Нет, не привыкнет. Ему всегда будет не хватать взмахов сильных крыльев, воздушных просторов и пустоты под ногами. И никакие слова не спасут от этой боли, намертво въевшейся в душу. Потому я просто смотрела на Джаяра и, желая дать ему почувствовать, что он не один, положила свою ладонь поверх его руки.

– Эвисы… – продолжил он с яростью, – относятся к нам как к безмолвным рабам, готовым стерпеть что угодно. – Джаяр сбросил мою руку, словно мерзкого слизня, и, только сильней распаляясь, сделал шаг вперед, вынуждая отступить. – Арэйнов все равно ведь больше, на всех хватит, кто их считает? – Джаяр говорил и медленно надвигался на меня. В какой-то момент я споткнулась о кресло и, потеряв равновесие, упала в него, однако продолжала удерживать взгляд арэйна. Оперевшись ладонями о подлокотники, он угрожающе навис надо мной. – Подумаешь, один погибнет на потеху эвисам, а другой станет калекой. Подумаешь, кто-то потеряет члена семьи или хорошего друга. – Джаяр замолчал и, переведя дыхание, вдруг поинтересовался: – Думаешь, все дело в рваном крыле?

– Ты… ты кого-то потерял? – тихо спросила я отчего-то севшим голосом, во все глаза глядя на арэйна. Я даже не подозревала, что в нем бурлило столько эмоций – то, что проскальзывало наружу, было лишь глухими отголосками настоящего урагана.

Джаяр поднялся, убрав руки с подлокотников, развернулся, прошелся по комнате, то ли успокаиваясь, то ли собираясь с мыслями. Взгляд его остановился на бутылке спиртного, поставленной мною на стол, но усилием воли Джаяр от нее отвернулся и заговорил:

– Я знал одну очень веселую, добрую и жизнерадостную девочку. Когда Миста улыбалась, казалось, вокруг становилось светлей, а ее смех, звучавший так часто, наполнял душу теплом. – Джаяр удивительно ласково улыбнулся своим воспоминаниям. – Прекрасное, невинное создание, мечтавшее сделать мир лучше. Миста всегда помогала арэйнам, если это было в ее силах. Родным, друзьям и даже незнакомцам. Всем. А я оберегал ее и любил, как младшую сестренку. – Чуть помолчав, Джаяр помрачнел и продолжил уже совершенно другим тоном, жестким, безжалостным: – Эвисам все равно, кого они вызывают. Взрослого, опытного бойца или маленькую девочку. Она так и не рассказала, что с ней произошло. Через два дня вернулась из Лиасса совершенно разбитая, словно выжженная изнутри. А еще через пару дней она исчезла. Возможно, понравилась эвису, и он призвал ее вновь. Вы ведь так можете, верно? – Джаяр горько усмехнулся: – Поставить метку, как клеймо на животное, и потом вызвать повторно. А может, она что-то сделала с собой. Не знаю. – Арэйн опустил голову и будто разом осунулся. – Несколько лет я пытался ее найти. Скрываясь, бродил по Лиассу, перерыл огненный и все ближайшие кхарриаты, но все было бесполезно. Больше я не видел Мисту.

Его эмоции оплетали меня темным, удушливым коконом и, настойчиво пробираясь внутрь, заполняли едкой, безнадежной тоской. Как? Как все это можно пережить?! Мне хотелось плакать, кричать, биться в истерике, но я неотрывно смотрела на Джаяра, отчаянно впитывая все, что он чувствовал сейчас и каждый день, каждую минуту, каждое мгновение своей жизни.