Начало конца - Ярослав Гивиевич Заболотников

— Да мы, в принципе, тоже, — задорно махнул рукой Рэксволд. — После того, как одна сосна нас чуть в Бамбука не вбила, я думал, мы закончим лепёшкой под каким-нибудь кустом, — он поглядел на коня, и тот, будто подтверждая сказанное, устало фыркнул. — Как мы вообще тут очутились? Мы же на валу стояли…

— Это уже не важно. Говори, чем помочь можем, — Эрминия сопроводила слова требовательным кивком.

Лайла задумчиво пошелестела пальцами, пытаясь нащупать порезы, однако их уже давно исцелил гнев.

— Вы пришли поддержать меня словом и делом. Этого достаточно. Дальше я сама. Но если… — заметив строгий взгляд Эрминии, она быстро поправилась: — Когда я вернусь из Эрмориума, Джону может потребоваться помощь.

— Мы будем ждать вас тут, — незамедлительно ответил ассасин, — сколько потребуется.

— Долго не придётся: всё решится не позднее рассвета, — Лайла переводила проникновенный взор между друзьями. — Именно поэтому мне следует уже идти.

— Так, — возмутился Рэксволд. — Давай без прощаний и телячьих глаз. Пойди и приведи его. Всё. Точка. Другие варианты не принимаются, — он агрессивно рубанул ладонью воздух и усиленно нахмурился, выставив напоказ маску недовольства.

— Рэкси дело говорит, — сухо согласилась северянка. — Возвращайся с Джоном. Всё остальное дерьмо будем разгребать потом.

— Тогда… не прощаюсь, — вампирша развернулась, услышав, как за спиной тихо скрипнул сжатый кулак. Печаль, страх и отчаяние ожесточённо дербанили душу. До безумия хотелось оглянуться. Но Лайла, собравшись с силами, двинулась вперёд. Дошла до столпа света. Сделала шаг. И рассыпалась на перламутровые искры.

Глава 17

Лайла пребывала в плотной пустоте, что была подобна яркому солнцу и одновременно черна, словно каминная сажа. Ощущения смешивались палитрой безумного художника. В один и тот же миг вампирша брела, парила и тонула, будто её сущность стала многогранной, но при этом как и не существовала вовсе. Тело, которое не получалось даже увидеть, казалось то песчинкой посреди океана, то громоздким утёсом, помещённым в маленькую ракушку. Мысли же скользили вокруг золотыми рыбками живописного прудика, сверкавшими возле опущенной туда ладони.

— Что происходит?.. Где я?.. — безмолвные вопросы унеслись вдаль парой перелётных птиц и затерялись в лучезарной мгле. Странная противоречивость окружения пробудила желание вернуться домой — свет и тьма плавно слились в цветное изображение…

Всюду высились роскошные деревья. Густые ветви, украшенные румяными яблоками, тянуло к земле. В кронах щебетали птицы, а ветер благоухал ароматами цветущего шиповника. Королевский сад. Стоя на ведущей к фонтану мощёной дорожке, Лайла недоверчиво огляделась: не помнила, как здесь очутилась. Скорее всего, задумалась. Дельвинус часто говорил, что она витает в облаках.

Медленно проследовав к журчащей воде, перетекавшей по трёхступенчатому конусу из мраморных чаш, девушка осторожно присела на плоский бортик, щедро нагретый полуденным солнцем. Странно, но в такую замечательную погоду душу не покидало необъяснимое чувство тревоги. Словно забыто какое-то важное дело. Присутствие на встрече с ардонэйзийским послом? Нет, она состоится завтра. По просьбе отца лично перепроверить земельное соглашение для рорхской делегации? Документы подготовят только к вечеру. Королевский бал в честь Дня Благоденствия? Он вообще аж на следующей неделе. И тем не менее что-то выскользнуло из памяти, подобно шёлковой ленте из кружившихся в вальсе волос.

Лайла обратила внимание, что в саду было на редкость пустынно. Она слышала, как пели птицы, как у живой изгороди щёлкали ножницы, как неподалёку вели приглушённую беседу патрулирующие территорию стражники. Но никого не видела. Девушка встала, настороженно огляделась, а потом приблизилась к кустам шиповника, обрамлявшим круговую дорожку вокруг фонтана. Везде раздавалось жужжание, однако в поле зрения не попалось ни пушистого шмеля, ни стройной пчелы, которые обычно с первых отблесков зари и до закатного багрянца собирали нектар с розовых цветков. Принцесса испуганно попятилась, а потом со всех ног, насколько позволяло платье, бросилась к крохотному прудику, что затаился в конце сада между двумя клумбами с красными розами. Опасливо приблизившись к обложенному камнями водоёму, она уронила взор на игравшую солнечными бликами гладь: вместо привычного великолепия золотых рыбок в кристально чистой воде просматривалось лишь песчаное дно.

— Это всё ненастоящее… — протестующе замотала головой Лайла. — Я просто сплю… — она больно ущипнула себя за бедро, но гнетущее окружение никуда не делось. — Нет? Ладно… А если так?

Девушка присела, намереваясь отковырнуть камень размером со шкатулку для драгоценностей и всполошить безжизненный прудик гейзером брызг, — тот не поддался. Аналогично и другие: словно в землю вросли. Даже самый маленький, с полкулака, оказался неподъёмным. Замешательство. Осознание полного бессилия. Паника.

Грубые ножницы защёлкали всего в нескольких метрах — Лайла вскочила и, круто развернувшись, выбросила вперёд ладони: направила их на кубический куст туи, рядом с которым никого не было. Она уже не знала, что пугало её больше: невидимый садовник или собственный странный жест, почему-то вселявший стойкое чувство защищённости. Всё походило на безумие, на те страшные сны, когда болезнь приковала её к постели… Болезнь? Откуда это воспоминание, когда худшим недугом жизни по сей день значилась детская краснуха? Восемь лет уж минуло с той крапчатой поры… Или больше? Лайла поймала себя на мысли, что не уверена в своём возрасте. Сколько ей? Девятнадцать? Тогда почему она помнит свой двадцатый День Рождения и мрачное лицо отца, когда тот беседовал с придворным лекарем?.. Что за сумасшествие?!

Явь и бред ударили по колоколу рассудка двумя тяжёлыми молотами, после чего сцепились насмерть, как загнанный волк со стаей охотничьих собак. Не в силах отличить правду от вымысла, девушка вскопнула волосы руками, а потом с ужасом пролепетала единственное разумное объяснение внезапному помешательству:

— Меня отравили…

Хоть, вероятно, было уже поздно, Лайла вмиг упала на четвереньки, сунула в рот пальцы и… замерла, так и не предприняв попытки избавиться от яда. Осторожными движениями, какими можно гладить бархатные крылья мотылька, она изумлённо ощупывала острые, выступающие клыки.

Вслед за неожиданной находкой в сознание влетели изображения, яркие, как гадальные карты. Руины замка. Бескрайние леса. Карстэнур. Морское путешествие. Савальхат. Горные тропы. Воспоминания закружились осенней листвой, а затем улеглись, словно чаинки в фарфоровой чашке.

— Я знаю, где я… — прошептала вампирша и, насупившись, поднялась. — В Эрмориуме…

Теперь, слушая заливистое пение птиц и щёлканье ножниц у куста туи, она смотрела на необитаемый сад совершенно иными глазами. Без тени страха. Перед ней была лишь иллюзия, искусно построенная из кирпичиков памяти. Та самая эфемерная комната, о которой говорил Леонардо. Окажись Лайла здесь после смерти, возможно, и приняла бы всё за чистую монету. Ведь даже попав в Эрмориум живой, она хлебнула фальши, едва не утонув в реках забвения.

Пасмурные мысли множили сомнения: сколько времени потребовалось, чтобы заново обрести себя? Каждая