Свобода и евреи - Алексей Шмаков

Вечером, около 8 часов, в порт прибыл броненосец «Кн. Потёмкин Таврический» и остановился на рейде в весьма близком расстоянии от брекватера.

Приход броненосца не возбудил внимания властей, хотя до некоторой степени могло показаться странным, что обычных визитов начальству порта по прибытии броненосца не было.

Утром 15 июня, в 6 часов с броненосца отвалил катер с шестёркой, которые подошли к Новому молу, против пакгауза Российского Транспортного Общества, и матросы перенесли на пристань тело убитого человека. Положив труп, матросы поместили на груди убитого объявление, в котором было сказано, что покойный убит «из-за ложки дрянного борща», что труп будет предан земле, что до погребения никто не смеет тронуть тела, и что нарушение этого приказа, а также всякие враждебные действия против броненосца и его экипажа вызовут бомбардировку города. Устные рассказы съехавшихся на берег матросов выяснили, что на броненосце произошёл бунт команды против офицеров, что многие из них убиты и проч., и проч.

Весть об этом моментально облетела весь город. В 9 часов 30 минут с бульвара видно было, как катер броненосца с вооружёнными матросами, овладел угольным пароходом «Эмеранс» (флаг русский), туда вскочили по сходням рабочие-угольщики, и пароход на буксире катера «Муравей» потянулся к броненосцу. «Муравей» принужден был угрозами взять «Эмеранс» на буксир.

После этого установилось оживлённое сообщение между броненосцем и городом. Шлюпки и катера невозбранно ходили взад и вперёд.

На пристанях Нового мола скопилось много народу; вооружённые команды броненосца, приходившие в порт на шлюпках, встречаемы были громким «Ура!». Полиция в порте была в обыкновенном составе, слишком недостаточном для прекращения возникшего волнения.

С раннего утра масса евреев и евреек направилась в порт и, что в особенности было заметно, в толпах и кучках евреев преобладающее число лиц принадлежало молодёжи обоего пола. Формы учебных заведений высших и средних, всяких вообще, здешних и иногородних мешались с группами молодых евреек в светлых платьях. В Одессе много средних и нижних частных еврейских училищ, воспитанники которых носят вычурные формы фуражек с цветными околышками, куртки с кантами, вышитыми воротниками и разнообразными украшениями. Как везде на улицах города вас поразит разнообразие форм одежды учащегося еврейского юношества, так и в порте нельзя было не обратить внимание на множество евреев, явившихся в порт, одетыми в форменные учебные платья.

Ещё в большей мере обращало на себя внимание присутствие множества евреев в городских костюмах и молодых евреек, нарядно одетых, возбуждённо переговаривавшихся со своими кавалерами.

Сначала всё это воинствующее молодое поколение Израиля шушукалось, многозначительно перемигивалось, группировалось, но мало-помалу возбуждённость росла и росла. Крики «ура!» со стороны толпы, встречавшей вооружённые шлюпки с броненосца, постоянные переезды частных шлюпок с людьми в штатских костюмах и еврейских женщин на броненосец и обратно, и распространяемые ими вести мгновенно передавались в толпы, возбуждённость которых уже весьма скоро проявилась в крайней степени.

У места, где лежал труп убитого матроса, появился флагшток с красным флагом. Из кучек и групп еврейской молодёжи выделились ораторы, выбравшиеся на подмостки, сделанные из бочек и ящиков, и началось словесное возбуждение толпившейся черни к мятежу, к восстанию против правительства, к низвержению Самодержавия.

Исступлённые молодые еврейки с распалёнными лицами, жестикулирующие своими широкими рукавами, полезли на трибуны и, окружённые своими кавалерами, говорили народу речи, сопровождаемые одним и тем же приговором — «долой Самодержавие!».

Дело становилось ясным.

К месту происшествия прибыл одесский анархистский кагал, так называемый «Комитет Еврейской Самообороны», и тут же главари решили возбудить народное восстание против власти.

Распускаемые слухи о том, что броненосец воспретил властям посылать в порт войска, что с броненосца уже свезён десант для овладения портом и тому подобные вести поселили уверенность в полной безнаказанности исступлённых ораторов и всех, бывших на Новом моле. Уверенность эта поддерживалась в толпах народа фанатическими речами ораторов, указывавших народу на трусость, растерянность и бездействие власти, не решавшейся послать в порт войска для усмирения открыто и дерзко поднятого восстания.

К двум часам дня фантазирование толпы достигло крайних пределов.

Вооружённые шайки евреев бросились по сходням на частные пароходы и сгоняли силой экипажи судов на берег. Были случаи сопротивления со стороны судовых команд, кончавшиеся тем, что сопротивлявшихся сбрасывали в воду. Угрозы сопровождались выстрелами. В действиях пароходных команд не было стимула самозащиты. При единстве действия команды, сплотившись, могли бы одолеть еврейскую толпу, но единения между командами не было. На некоторых пароходах командиры и помощники уговаривали людей сойти с пароходов. Там, где было оказано сопротивление евреям, как, например, на пароходе «Саратов», Добровольного флота, там увода команды не было. Разлад между пароходными командами и администрацией пароходных обществ, поддерживаемый частными забастовками и несогласиями, был причиной того, что команды оставили пароходы, не выказав намерения отразить нападения еврейских шаек.

Большое влияние на дух команд имел также страх перед всемогуществом еврейского анархического «Комитета Самообороны», который терроризировал рабочее население города тайными и явными убийствами.

Не видя со стороны властей отпора преступным действиям анархистов, не чувствуя за собой поддержки вооружённых сил государства, народ поддался чувству страха и беспомощности перед наглой дерзостью анархистов, изрекающих смертные приговоры и приводящих эти приговоры в исполнение всенародно.

После двух часов дня восстание в черте порта пошло ускоренным темпом.

Один из эпизодов еврейского фанатизма должен быть увековечен. Свидетелями его были сотни лиц, которые могут подтвердить кровавое, позорное преступление. Портовой стражник Глотов казнён всенародно по приговору фурии-еврейки. Эта дьяволица, стоя на бочке, держала речь толпе и, как все прочие фурии, провозгласила: «долой Самодержавие!» Глотов, находившийся близко от этого места, громко сказал, что такие безумные слова не должно говорить. «Смерть ему!» — взвизгнула еврейка, и тотчас из окружавшей фурию кучки евреев выделились четыре человека и выстрелами из револьверов уложили Глотова. Тело его сейчас же было сброшено в море…

В четвёртом часу дня начался грабёж товаров, лежавших на пристанях, а затем разбиты товарные портовые магазины, и всё, что там было, подверглось расхищению черни. «Босая команда» (чернорабочие) прежде всего набросилась на напитки. Началось пьянство, а вместе с ним и разбой. Толпы грабителей, русских и евреев, ринулись в порт. За ними появились бабы с детишками. Товары расхищались, уносились и увозились в город на извозчиках на ломовых подводах, на шлюпках. Со стороны властей не было сделано распоряжений ни к прекращению грабежа, ни к закрытию движения по улицам, ведущим из города в порт.

До 9 часов вечера снование народа между портом и городом не прекращалось.

С Николаевского бульвара, где стояли пехотные цепи, можно было обстрелять порт, ибо весь он, как на ладони. Но отсюда давали залпы только с двух часов ночи, когда поджигатели, распространив пожар по всему порту, двинулись массами в город с целью разгромить и сжечь городские здания. Отпор, данный поджигателям в черте Карантинной гавани ротой карантинной стражи, действовавшей под командой энергичного начальника Карантинного округа доктора Н.И. Дамаскина, отпор, спасший таможню и все здания, находившиеся в Карантинной гавани, показывает, что можно было сделать, не произведя ни единого выстрела. Доктор Дамаскин заявил печатно, что рота Карантинной стражи не выпустила ни одного патрона.

Для меня ясно, что власти не решались на подавление мятежа и грабежей днём, потому что опасались бомбардирования города с броненосца. Растерянность властей очевидна. Ведь давали же ночью, после 2-х часов, залпы по поджигателям; почему же днём, в 4 часа, когда развивался грабёж, не обстреляли хотя бы один только Новый мол с бульвара и с обрыва на конце Канатной улицы?

Я уверен, и мою уверенность разделяют весьма многие, что трёх-четырёх ружейных залпов, даже не по толпе безумствовавших, было бы достаточно, чтобы заставить эту толпу броситься из порта. А так как выходы из территории Нового мола могли быть заграждены сомкнутыми частями пехоты, то задержание безумной толпы было бы возможно. Одной роты было бы довольно, чтобы закрыть движение по Приморской улице и оградить Практическую гавань, но этого не было сделано до 9-ти часов вечера, а после того уже гавань запылала.