Альтернативная история - Йен Уотсон

— Конечно.

Он встряхнул головой, удивляясь собственной двуличности. Протиснувшись между Фитчем и Макдональдом, Фрэнк направился в просторный отсек, расположенный за кабиной пилотов. Мэтьюс, сидя за столом, принимал по рации навигационные данные, поступавшие с Иводзимы и Окинавы. Хэддок помогал ему с записями. В задней части помещения находился маленький люк. Открыв его и спрыгнув вниз, Дженьюэри оказался в длинном проходе, который вел к хвосту самолета. Бомбовый отсек не обогревался. Холодный воздух действовал освежающе. Фрэнк остановился перед бомбой. Стоун сидел на полу, а Шепард, забравшись под крепежную раму, отвинчивал кожух взрывателя. На резиновом коврике рядом со Стоуном лежали инструменты, какие-то металлические пластины и несколько цилиндрических блоков. Шепард выполз из-под рамы и сел на корточки, посасывая оцарапанные костяшки кулака. Он огорченно покачал головой:

— Когда я работаю с этой штукой, мне страшновато надевать перчатки.

— Я буду безмерно рад, если вы не вызовете преждевременной детонации, — пошутил Дженьюэри.

Оба парня засмеялись.

— Пока мы не отключим пару-тройку проводов, она не взорвется, — заверил его Стоун.

— Дай мне гаечный ключ, — попросил Шепард.

Взяв инструмент, он снова полез под бомбу. После нескольких стесненных движений Шепард вытащил из коробки взрывателя небольшой цилиндрический предмет. Бросив его на резиновый коврик, он хрипло произнес:

— Задняя втулка. Осталось совсем чуть-чуть.

Дженьюэри поежился. От холодного воздуха его кожа покрылась мурашками. Стоун передал Шепарду какое-то устройство. Тот закрепил его в коробке взрывателя и снова выбрался из-под бомбы. Фрэнк подумал, что он чем-то походил на автомеханика, работавшего под машиной на цементном полу гаража. После переезда в Виксбург — такой же речной город, как и Хиросима, — Дженьюэри несколько лет занимался ремонтом автомобилей. Однажды в детстве он стал свидетелем аварии. Грузовик без бортов перевозил мешки с цементом. На спуске Фоуз-стрит он «потерял тормоза» и, несмотря на все усилия водителя, выехал на перекресток, где по Ривер-роуд проезжала легковая машина. Фрэнк, играя во дворе, услышал грохот и увидел, как в воздух поднялась цементная пыль. Он одним из первых прибежал на место происшествия. Молодая девушка и ребенок, сидевшие на пассажирском сиденье «модели Т», погибли. Женщина за рулем отделалась легким ранением. Люди позже говорили, что они приехали из Чикаго. Водитель грузовика имел глубокую ссадину на голове. Покрытый белой пылью, он изо всех сил пытался помочь пассажирам легковой машины. Но бдительные граждане Виксбурга задержали его и передали в руки полиции.

— Ладно, теперь уплотним задний вентиль.

Стоун вновь подал Шепарду гаечный ключ.

— Ровно шестнадцать оборотов.

Несмотря на холод в отсеке, лицо Шепарда блестело от пота. Он вытер лоб и тихо произнес:

— Будем надеяться, что мы не попадем в грозу. Один удар молнии — и нам конец.

Он отложил в сторону гаечный ключ, переместился на коленях и приподнял округлую пластину. «Крышка втулки», — догадался Дженьюэри. Доброе и славное американское «хочу все знать». Его кожа снова покрылась мурашками. Злость царапала грудь, как когти кота. Вот он — ученый Шепард, собиравший бомбу с обыденным самодовольством. Словно какой-то автомеханик, менявший масло в машине. Дженьюэри вновь почувствовал волну ярости к людям, придумавшим бомбу. Ученые работали над ней больше года. Неужели никто из них ни разу не задумался о том, что они сделали?

Ни Стоун, ни Шепард не отказались от полета к Хиросиме. Фрэнк отступил на шаг и отвернулся, чтобы скрыть гнев, исказивший его лицо. Бомба выглядела как большой и длинный бак для мусора. На одном конце располагались лопасти стабилизатора, на другом — небольшая антенна. Обычная бомба, черт бы ее побрал! Еще одна бомба…

Шепард приподнялся и нежно похлопал по корпусу своего детища:

— Теперь мы ее активируем.

Этот человек даже не думал о гибели людей. Дженьюэри торопливо направился к люку. Он боялся, что ненависть расколет его раковину и вырвется наружу. Пистолет, закрепленный на поясе, зацепился за край отверстия, и в голову Фрэнка пришла шальная мысль: он поворачивается, стреляет в Шепарда и Стоуна, убивает пилотов, а затем отключает все четыре двигателя, чтобы «Лаки Страйк», накренившись, рухнул в море. Как трассирующая пуля! Как самолет, подбитый зенитным огнем, — вниз по дуге всех человеческих амбиций. И никто тогда не узнает, что случилось с ними. Адская бомба погрузится на дно океана. Перестреляв весь экипаж, он мог бы даже воспользоваться парашютом. Кто-нибудь из парней, летевших за ними, увидел бы купол, и его спасли бы катера береговой охраны…

Мысль быстро промелькнула в уме, и Фрэнк, вспоминая о ней, поморщился от отвращения. Хотя какая-то его часть признавала, что это была хорошая возможность. И вполне осуществимая. Она решила бы его проблемы.

— Хочешь кофе? — спросил Мэтьюс.

— Да.

Дженьюэри взял чашку и сделал глоток. Горячий напиток обжигал язык. Тем временем Мэтьюс и Бентон настраивали навигационное оборудование. Записав данные радара, Мэтьюс вытащил линейку. Он провел на карте линии от Окинавы и Иводзимы, постучал пальцем по их пересечению и с усмешкой посмотрел на Фрэнка:

— Современные приборы уничтожили искусство навигации. Я не удивлюсь, если наши конструкторы скоро перестанут проектировать штурманский купол.

Он ткнул большим пальцем в направлении маленькой плексигласовой полусферы над их головами.

— Доброе и славное американское «хочу все знать», — ответил Дженьюэри.

Мэтьюс кивнул. Он измерил двумя пальцами расстояние между Иводзимой и их местоположением. Бентон использовал для этого линейку.

— Выход в заданную точку в пять тридцать пять, — сказал Мэтьюс. — Я прав?

Они должны были встретиться над Иво с двумя сопровождавшими их самолетами.

— По моим данным, в пять пятьдесят, — возразил Бентон.

— Что?! Проверь вычисления! Мы здесь не на буксире плаваем.

— С учетом ветра…

— Ветра? Фрэнк, не хочешь поучаствовать в споре? Какие цифры ставишь на кон?

— Пять тридцать шесть, — охотно отозвался Дженьюэри.

Они засмеялись.

— Видишь? — с довольной улыбкой сказал Мэтьюс. — Он больше доверяет мне.

Дженьюэри вспомнил о своей идее перестрелять экипаж и направить самолет в пучину моря. Он поджал губы, отгоняя прочь подобную мысль. Фрэнк ни за что на свете не стал бы стрелять в этих людей: они были если не друзьями, то товарищами. Их считали одним экипажем. Он не мог причинить им какой-либо вред. Шепард и Стоун поднялись в штурманский отсек. Мэтьюс предложил им кофе.

— Ну что? Ваша штука готова дать япошкам под зад?

Шепард кивнул и отхлебнул напиток. Дженьюэри прошел мимо консоли Хэддока. Еще один провалившийся план. Что же делать? Все приборы бортинженера показывали, что полет проходил нормально. Может, саботаж? Взять и перерезать какой-нибудь провод?

Фитч хмуро взглянул на него и спросил:

— Когда мы будем над Иво?

— Мэтьюс говорит, в пять сорок.

— Лучше бы ему не ошибаться.

Бычара! В мирное время Фитч слонялся бы по бильярдным и устраивал копам проблемы. Но он идеально подходил для войны. Тиббетс выбирал своих людей с умом — во всяком случае, многих из них. Пройдя мимо Хэддока, Дженьюэри еще раз посмотрел на мужчин, собравшихся в штурманском отсеке. Они шутили и пили кофе. И все они походили на Фитча — молодые крутые ребята, способные и бесшабашные. Они радовались незабываемому приключению. Это касалось всех парней 509-й авиационной группы. Несмотря на редкие моменты раздражения и непреодолимого страха, они считали свою службу интересным и веселым периодом жизни. Мысль Фрэнка помчалась вперед, и он увидел их повзрослевшими людьми — полысевшими и растолстевшими ветеранами в деловых костюмах. Да, сейчас они были крутыми, способными и бесшабашными парнями. Но когда пройдут годы, они будут вспоминать о войне с нарастающей ностальгией, как и все, кто вернется с победой домой, не погибнув в сражениях.

В их воспоминаниях каждый год, проведенный на фронте, будет равен десятилетию. Война навсегда останется главным переживанием их жизни — временем, когда история трепетала в их руках и каждый поступок влиял на ход событий; когда мораль была простой и командиры говорили им, что делать. Потом, по прошествии лет, молодые парни повзрослеют. Когда их тела начнут чахнуть, а жизни пойдут по той или иной колее, они неосознанно начнут подталкивать мир к новой войне — все сильнее и сильнее. Где-то внутри себя эти ветераны будут думать, что, как только они воссоздадут мировой конфликт, к ним магическим образом вернется их молодость — что они снова окажутся в том возрасте, в котором встретили прошлую войну. А поскольку к тому времени они будут занимать высокие позиции во властных структурах, им удастся добиться своего. И Дженьюэри понял, что будут новые войны. Он слышал это в смехе Мэтьюса. Он видел это в восторженных лицах ребят.