Любовь и магия (Сборник) - Ханна Хауэлл

— Кенна, нельзя так!

— Что нельзя?

Живот у него был плоский и гладкий, его немного портил лишь белый шрам поперек ребер, И ей ужасно хотелось прикоснуться к этому шраму.

— Кенна, я ведь могу… Я стараюсь проявлять к тебе уважение, ты понимаешь?

— Да, конечно.

Теперь она смотрела на узкую полоску волос, уходящую под край пледа. Она почти чувствовала, как его возбужденная плоть прижимается к ней, чувствовала его твердость, его толщину. И еще она почувствовала, как внизу у нее все сжалось.

— Проклятие! — выкрикнул Финли. — Пойми, у меня и зрение, и слух гораздо лучше, чем у любого человека. И я улавливаю все запахи, как животное.

— И что же?

Теперь он снял чулки, которые надевал на прием к королю. И даже вид его обнаженных ног ее возбуждал.

— А то, что я могу… — Он пнул ногой таз, разлив воду по полу. — Я чувствую твой запах! Когда твое тело становится влажным… в том месте, я чувствую твой привкус во рту. Я пытаюсь не обращать на это внимания, но не могу!

Он может чувствовать… ее вкус? Всё время? Кровь стремительно прилила к ее лицу, и кожу начало покалывать.

— И не по доброте душевной я пригрозил Гатри. То была ревность. Я хочу, чтобы ты принадлежала мне. Я не могу тебя взять, но и другим не позволю. Особенно ублюдкам вроде Гатри.

Она прижала ладонь к гулко бьющемуся сердцу. Он желал ее. Очень сильно хотел.

— Но почему… — Во рту у нее вдруг сделалось так сухо, что она едва ворочала языком. — Почему ты не можешь меня взять?

Возможно, это слишком опасно. Ведь при его клыках… Ах, напрасно она это сказала.

Финли молча прошелся по комнате. Остановившись у очага, пристально посмотрел на нее и тихо заговорил:

— Я не могу сделать тебя своей по одной простой причине. Увы, я не могу предложить тебе ничего из того, что должен дать женщине порядочный мужчина. Не могу предложить тебе выйти за меня замуж. И даже любви не могу обещать. Не могу обещать тебе детей, потому что скорее всего они будут такими же, как я. Поэтому я не могу тебя взять. Одно дело — лежать рядом с тобой на кровати и сгорать от желания, борясь с собственной похотью, и совсем другое — постоянно чувствовать, как тело твое становится влажным от того, что ты желаешь меня, и говорить себе, что я не должен к тебе прикасаться.

Ах вот как? Выходит, она, Кенна, ничем не рискует. Значит, он все время чувствовал ее возбуждение, но ни разу не попытался взять ее? Ей до сих пор ни разу не встречался мужчина, который отказал бы себе в удовольствии переспать с женщиной, если та согласна. И ни одного из тех мужчин, что встречала она в своей жизни, не смущал тот факт, что он мало что может предложить женщине взамен.

— Но ты поцеловал меня на постоялом дворе.

— То был просто поцелуй. И из-за него ты едва не погибла. С твоей стороны было бы ошибкой ложиться со мной в постель.

Он повернулся к очагу, упершись ладонями в полку на стене. Его плед при этом немного сполз, и Кенна увидела ямочку у него на спине, прямо над ягодицами. «Ах, лизнуть бы сейчас языком эту ямочку», — подумала вдруг Кенна.

Тихонько кашлянув, она спросила:

— Значит, ты не сделаешь мне больно?

Он тотчас же повернулся к ней.

— Конечно, нет! Но ведь это нечестно по отношению к тебе, верно?

— Честно, нечестно… — пробормотала Кенна.

Что такое поступать честно? Кенна почитала своего мужа, и к чему это привело? В конечном итоге — к одиночеству и позору. Она всю свою жизнь почитала своих родителей, а они вышвырнули ее за дверь, после того как ее муж умер. Финли… Он по-настоящему ее уважал и ничего не просил взамен.

— Но я ведь вдова… — прошептала она.

Финли покачал головой, но она вновь заговорила:

— Я прекрасно знаю, что чувствует женщина, оставшись без мужчины. И знаю, как бывает плохо, когда тебе… этого не хватает. Так вот, мне этого не хватает, Финли. Я хочу снова почувствовать в себе мужчину. Хочу почувствовать тебя.

Он вздрогнул всем телом, словно она его ударила. Затем, оттолкнувшись от стены, принялся расхаживать по комнате.

— Кенна, не надо. Прошу тебя. Меня особенно тянет к тебе. Я не смогу отказаться от того, что ты предлагаешь. И я… Я возьму у тебя кровь, разве ты не понимаешь?

Она прикоснулась к шее кончиками пальцев, и тотчас увидела, как изо рта его вылезли клыки. Ее охватил страх, и в то же время она испытывала усиливавшееся с каждым мгновением острейшее желание.

Тут Финли застонал, и все тело откликнулось на этот стон, свидетельствовавший о невыносимой муке. Собравшись с духом, она спросила:

— Ведь я от этого… никак не пострадаю?

Лицо его исказила мучительная гримаса.

— Нет, но только…

— Я ведь женщина, Финли, — сказала она, приподнявшись в постели и отбрасывая прикрывавшее ее одеяло. — И ты нужен мне так же, как я нужна тебе.

— Перестань! — приказал он, когда она взялась за подол рубашки.

Он шагнул к ней и протянул руку, словно желая ее остановить. Но Кенна чувствовала, что ничего не может с собой поделать — сегодня ей нужен был мужчина, именно этот мужчина, тот, который желал ее так же сильно, как она его. Она снова хотела почувствовать себя женщиной, хотела вспомнить, как бывает, когда душа словно уносится ввысь, а все тело содрогается от наслаждения.

Еще до того как Финли успел подойти к кровати, она стащила с себя рубашку.

— О Господи, — пробормотал он, остановившись в полушаге от нее.

Финли закрыл глаза, но было уже поздно. Кенна увидела по его лицу, что ему не так-то просто не замечать ее наготы. Соскользнув с кровати, она взяла его за руку.

— Ты ляжешь со мной сегодня, Финли? Финли, я прошу тебя об этом.

Для большей убедительности она прижала его ладонь к своей груди. Он не сопротивлялся, и Кенна чувствовала дрожь в его пальцах. Затаив дыхание, она ждала ответа.

Он желал ее. Ох, как же он ее желал…

В какой-то момент ему почудилось, что он сможет развернуться и уйти. Почему-то он наивно полагал: даже прижав его ладонь к своей обнаженной груди, она не заставит его лечь с ней. Но так было всего лишь мгновение. А затем он понял, что не сможет отказаться от этой женщины.

Кенна еще крепче прижала его ладонь к своей груди и сделала глубокий вдох. Он на мгновение зажмурился и стиснул зубы. Тут она вдруг провела другой рукой по его груди, и Финли, содрогнувшись всем телом, открыл глаза.

— О, Кенна… — прошептал он, обнимая ее за талию.

Финли крепко прижал ее к себе и вдохнул чудесный аромат ее волос. Теплые груди Кенны прижимались к его груди, и ему казалось, что исходившее от нее тепло причиняет ему почти физическую боль — это тепло словно что-то растопило в его сердце.