Тень друга. Ветер на перекрестке - Александр Кривицкий

Так нет же, за исключением одного-единственного упоминания о свидетельстве Батюшкова я не встретил такой оговорки, внимательно перелистав множество самых различных изданий, касающихся тех или иных проблем и фактов, а особенно — нравственного духа событий двенадцатого года.

Передо мной фундаментальный многотомный труд «Отечественная война и русское общество». Его писали, консультировали и редактировали корифеи русской исторической науки. Издание было юбилейным, вышло в 1912 году. Составлялось оно тщательно, на его страницах были представлены военные и гражданские историки различного направления.

Но нас интересует сейчас всего лишь одна подробность: подвиг Раевского. В томе III, на странице 105 читаем:

«Боевые его качества были подтверждены не раз. В 1806 году, сражаясь в течение семи дней без отдыха, без продовольствия, без подкреплений, сам раненный в ногу и оставшийся в строю, он мужеством своим и твердостью удивил и русскую и неприятельские армии. И в Отечественной воине он оправдал вполне возлагавшиеся на него надежды: и в тот момент, когда на плотине под Салтановкой вывел он перед колонну двух сыновей своих (10 и 16 лет) под картечь французской батареи, чтобы воодушевить войска; и тогда, когда в Бородинском сражении, ожидая с минуты на минуту грозного удара французов на батарею свою, бывшую в центре позиции, он без замедления послал Багратиону, на которого уже обрушились французы, половину своих войск, подвергая себя крайней опасности, но выручая общую пользу дела».

Годами, из сражения в сражение, складывается репутация военачальника, и вот для характеристики мужества Раевского историк выбирает из бесчисленного списка всего три примера, и один из них — подвиг под Салтановкой, где генерал готов был принести в жертву и себя и своих детей, чтобы воодушевить солдат на решительную атаку.

Спустя полвека в двенадцатитомном собрании сочинений, в работе «Нашествие Наполеона на Россию», академик Е. Тарле пишет об этом же эпизоде:

«Раевский с одним корпусом (7-м) в течение десяти часов выдерживал при Дашковке, затем между Дашковкой, Салтановкой и Новоселовом упорный бой с наседавшими на него пятью дивизиями корпусов Даву и Мортье. Когда в этой тяжелой битве среди мушкетеров на один миг под градом пуль произошло смятение, Раевский, как тогда говорили и писали, схватил за руки своих двух сыновей, и они втроем бросились вперед».

На этом месте Е. Тарле отсылает читателя в конец работы, к сноске под номером 41, в которой читаем: «По словам поэта Батюшкова, Раевский впоследствии отрицал точность этого рассказа», а сам продолжает; «Николай Николаевич Раевский был, как и его прямой начальник Багратион, любимец солдат. Поведение под Дашковкой было для него обычным в тяжелые минуты боя ».

Таким образом, Тарле хотя и упоминает в сноске свидетельство Батюшкова, но в основном тексте сохраняет эпизод с детьми Раевского в неприкосновенности, таким, как о нем писали во множестве работ до него.

Заметим, кстати, что по другим деталям истории этого времени Тарле полемизирует со своими предшественниками, исправляет их фактические ошибки, используя новые источники.

Еще через десять лет выходит в свет книга военного историка, профессора, генерал-лейтенанта П. Жилина «Гибель наполеоновской армии в России» — серьезное, тщательно документированное научное исследование. Автор, по ходу изложения материала, спорит с русскими историками М. Богдановичем, В. Харкевичем, Д. Бутурлиным, А. Михайловским-Данилевским, а также и с Е. Тарле, с английскими учеными Р. Вильсоном и Г. Гутчинсоном по некоторым общим проблемам и частностям рассматриваемых им событий. Автор побывал на достопамятных местах сражений той войны. Эпизод у деревни Салтановка передан им с наибольшим приближением к первым известиям из действующей армии. Он говорит и о знамени, которое по одним источникам было в руках генерала, по другим — у его старшего сына. Жилин пишет:

«Был момент, когда казалось, что в неравном бою 7-й корпус дрогнет, но генерал Раевский, приказав генералу Паскевичу вести атаки правого фланга врага, встал во главе основных сил корпуса и повел пехоту в атаку. Вместе с ним шли его сыновья. Старший сын нес знамя Смоленского полка, младший шел с отцом. Подвиг Раевского вдохновил солдат и офицеров; в штыковых атаках противник был отброшен и отступил к Салтановке».

Еще через десять лет, в 1978 году, журнал «Простор» в нескольких номерах печатает любопытнейшую монографию пушкиноведа Николая Раевского (однофамильца, а может быть, и потомка знаменитого генерала, — не знаю) под названием «Жизнь за отечество». Работа эта посвящена исследованию военной темы в творчестве Пушкина и военных связей поэта.

Как известно, Пушкин близко дружил с Раевским-младшим — сыном того самого военачальника времен Отечественной войны. Пушкин писал брату Льву: «Мой друг, счастливейшие минуты жизни моей провел я посреди семейства почтенного Раевского... Свидетель Екатерининского века, памятник двенадцатого года, человек без предрассудков, с сильным характером и чувствительный, он невольно привяжет, кто только достоин понимать и ценить его высокие качества».

Пушкин был еще лицеистом, когда впервые встретил юного корнета Раевского-младшего. В двадцать восемь лет сын прославленного военачальника был уже генерал-майором. Автор, рассказывая о встрече поэта с будущим генералом, пишет:

«Корнет Раевский к тому времени уже получил боевое крещенье, можно сказать, почти ребенком. По преданью, в одном из боев 1812 года у деревни Салтановка в трудную минуту, когда солдаты заколебались, генерал Раевский-старший вышел вперед, держа за руки обоих своих сыновей, и вместе с ними двинулся в контратаку. Преданье это кажется достоверно».

Я процитировал здесь четыре разнохарактерных источника из множества книг, вышедших за сто шестьдесят семь лет со времени первой Отечественной войны. Подавляющее большинство их авторов, если не все, знали, как я уже говорил, о свидетельстве Батюшкова и тем не менее — один за другим — повторили на страницах своих произведений историю подвига генерала Раевского и его сыновей.

Что это означает? Почему они дружно прошли мимо рассказа Батюшкова и только немногие сослались на него (я обнаружил сие, как известно читателю, только у Тарле, но допускаю, конечно, существование такой ссылки или сноски и в какой-либо другой книге, хотя основная, наиболее серьезная литература по этому предмету мною прочитана, просмотрена) ?

Все авторы с небольшими разночтениями, понятными в тех случаях, когда факт не переписывается дословно из книги в книгу, или объяснимыми в каждом отдельном случае, повторяли основные детали интересующего нас эпизода. Я ведь тоже допустил как будто бы «отсебятину». Я написал, что  с о л д а т ы  б р о с и л и с ь  в п е р е д,  о б г о н я я  г е н е р а л а  и  е г о  д е т е й. Но иначе и не могло быть в бою. Те. первые, что добежали до противника, до рукопашной, едва ли вышли из нее невредимыми. Обогнать, прикрыть начальника, подающего личный пример в атаке, — святая солдатская традиция. Постоять хладнокровно под картечью, не кланяться пулям, выдвинуть перед сознанием солдат образец выдержки и стойкости, первым, если нужно, броситься в атаку — долг офицера.