Ведьмина дорога (СИ) - Феверс Анита

Не было ни громких слов, ни призывов, ни наставлений. Яросвета просто вложила в мою руку кинжал, сделанный из кости. Я сомкнула пальцы осторожно, едва удерживаясь, чтобы не отбросить прочь иззубренное потемневшее лезвие. На нем застыли потеки чего-то бурого, и я, привыкшая, что в Чаще кровь у всех серая, не сразу поняла, что это такое.

Старшая положила руки мне на плечи.

- Прости меня, если я была слишком резка с тобой, дитя. Дейвасы отняли у нас все — даже чувства. Но сегодня мы с твоей помощью вернем утраченное. Открой Дорогу, девочка. Позволь нам снова жить.

Я подняла взгляд от сжатого в руке кинжала и уставилась в алые глаза.

- Почему Совий сказал, что вы хотели свергнуть князя?

Яросвета чуть сильнее сжала пальцы.

- Князь желал, чтобы лаумы стали его прислужницами. Холопками. Чтобы только он один мог решать, кому дарить исцеление. Люди князя похищали юных лаум и пытались заставить их силой прислуживать повелителю Беловодья. А когда правитель понял всю тщетность своих чаяний, измыслил страшное — захватить разум всех водяниц с помощью одной из сестер. Довольно тебе такого ответа?

Я кивнула и сделала шаг назад, к алтарю, освобождаясь от ее цепких пальцев. Яросвета сказала правду — такую, какой она ее видит. Сауле не смогла явиться лаумам и поведать им правду, пока я не пришла в Навь. И даже тогда она встретилась со мной, а не со Старшей или кем-то из колдуний. Не совершу ли я ошибки, воплотив задуманное?..

Костяной клинок в руке ощущался чем-то успокаивающим и весомым, вещью, что не изменит своей сути, какие бы грозы ни бушевали. Вставшие кольцом вокруг нас лаумы молчали, но я чувствовала, как они провожают любой мой жест и вздох голодными глазами. Каждая из них с радостью заняла бы мое место и вспорола Совия от горла до паха, а потом с наслаждением искупалась в его крови. Но в них не было главного – той тонкой, но на диво крепкой ниточки, на конце которой осталась вся моя жизнь – там, на другом берегу Черницы. Все, что они получили бы от убийства — лишь возможность потешить душеньку местью. Потому им оставалось только смотреть. Нетерпеливо подрагивали пальцы. Языки облизывали сухие губы быстрыми змеиными движениями. То и дело раздавалось недовольное шипение из-за моей нерешительности, которое приходилось затыкать Старшей, отошедшей от меня к другим водяницам. Она держала себя в руках лучше остальных, но и по ней было заметно, как нестерпимо ей хочется заставить меня поскорей начать.

Вдруг от границы деревни раздался вой и крики. Пока они были яростными, и боли в них не звучало. Завыло и загрохотало, сверкнула молния, и следом сразу упала густая тишина.

- Началось... — прошептал кто-то, или мне только почудилось. Я лишь вздохнула и кивнула ждущим моего знака лаумам, среди которых были Ртуть и Сера. Ветер закружил серую пыль возле алтаря.

Руки Совия были опутаны веревкой, но шел он сам. Увидев меня, Лис улыбнулся, словно подбодрить хотел, но улыбка быстро сбежала с его лица: я смотрела на него слишком неотрывно, добела сжимая клинок.

- Эй, — тихонько окликнул он меня. - Соберись, ведьмочка. Сбывается то, что ты так хотела. Твоя семья вернется в Явь, и ты вместе с ними.

- Но это неправильно, — упрямо выдохнула я и подошла к нему. Совий выглядел спокойным, как будто уже все для себя решил. Я же цеплялась взглядом за его лицо, пытаясь впечатать его в память — теплые ореховые глаза, морщинки усталости, едва заметный шрам на подбородке, прядь рыжих волос, кривую ухмылку...

- Ведь добро не творится через смерть.

- Все они, — дейвас кивнул в сторону лаум, — не добра от тебя ждут, а открытия границ. Возвращения утраченного. Ради такого дела они с радостью зарежут кого угодно— тебя, меня, Мария или любую из стоящих бок о бок с ними подружек.

Я нерешительно подняла руку —  не ту, в которой был кинжал. Шум, исходящий от Чащи, становился все сильнее. Одна за другой лаумы покидали кольцо и отправлялись на границу, чтобы помочь защитницам. Молнии били с неба беспрерывно — похоже, Марий присоединился к водяницам. Оставшиеся заворчали недоуменно и угрожающе, но Старшая быстро их осадила.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Не тяни время, дитя! — бросила она мне. - Кровь предателя должна пролиться на землю Чащи.

Я не слушала — зачем, если и так все уже сказано? Я впервые за все время позволила себе сделать то, что так давно хотелось.

Провела пальцами по резким скулам дейваса. Обвела и шрам, и морщинки, и удивленно взметнувшиеся брови. Поколебалась всего мгновение, но все же коснулась губ — таких же обжигающих, как мне запомнилось. Дыхание Совия сбилось, а я продолжала трогать его, невозможного, ненавистного, прекрасного, настоящего, живого. Такого, каким там, в мире Яви, он для меня так и не стал.

Приподнявшись на цыпочки, я прижалась к его губам своими.

- Что ты задумала? — выдохнул он, когда я отступила. Я улыбнулась, любуясь огнем, пляшущим вокруг его радужек. Тронула кончиками пальцев холодный камень алтаря, проверяя, чтобы он был рядом. Подняла руку с кинжалом — лаумы подались вперед, ощерившись, словно дикие звери…

Герда учила меня убивать быстро и тихо, ведь я была всего лишь слабой девчонкой. Она показывала, как справиться с крепкими сильными мужчинами, объясняла, куда бить. Но один из ее уроков мог пригодиться только раз в жизни. В сказках, которые я так любила, отважные герои иногда жертвовали собой, вонзая кинжал в собственное сердце. На самом деле был способ надежнее. Хотя для сказок он вряд ли годился.

Костяное лезвие с легкостью вошло в шею, перерезая важные жилы.

- Нет! Ясмена!! - Совий рванулся ко мне, выкручивая руки из веревок. Из толпы расплывчатой тенью вылетел Марий и встал рядом, закрывая нас с Лисом собой и рунным мечом. С клинка на землю капало что-то зеленоватое. Совий сбросил перерезанные Болотником веревки и подхватил меня, покачнувшуюся от внезапно нахлынувшей слабости. Вокруг стремительно темнело, и я начала мерзнуть. Хотелось свернуться клубочком и закрыть глаза. Последним, что я увидела, было не лицо любимого, склонившегося надо мной. А Старшая, остановившаяся позади него. Она выглядела так, словно вдруг поняла что-то — и это знание сгорбило ее плечи, сломало водяницу, которую не смогла одолеть вся Навь. Я разомкнула губы, чтобы спросить ее, но закашлялась, захлебываясь кровью и забрызгивая рубашку Совия.

Значит, вот она какая — смерть?

Боли я не чувствовала. Ужас, которым был объят Совий, показался чудным — и чего он так всполошился? Вот же я, все еще жива-живехонька, только кровь стекает по плечу, толчками вырываясь из раны. Я медленно вытянула костяной клинок и уронила его в мгновенно налипшую серую пыль. Как будто она была голодным зверем, а моя кровь — пищей...

Горячая влага медленно, словно нехотя, стекала по запястью и капала с пальцев. Я подняла руку к глазам, поворачивая ее так и этак, словно никак не могла взять в толк, что это с ней. Земля под ногами заходила ходуном. Здесь и там с треском протянулись нити трещин. Хлопнуло так, что стало больно ушам, и вой сражения вдруг приблизился. Лаум вокруг нас не осталось — видать, все они кинулись на защиту Убежища, да только совладать все же не сумели. Я увидела, как медленно-медленно — или мне так показалось с перепугу — с жутким треском врезалось в землю изломанное тело. Серая кровь залила короткие волосы, заплетенные в косички. Бессильно откинулась рука, в которой намертво был зажат топорик. Сверкала сталь, стрелы выли рассерженными шмелями, с чавканьем впиваясь в кору, покрывающую покореженные тела. Мелькнула грива Яросветы. Нечисть рвала лаум на клочья, а они не давали ей приблизиться ко мне.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вместе с кровью из тела толчками хлынула сила, выплескиваясь прозрачными водяными жгутами. Навьи твари взревели так, что земля снова вздрогнула, а трещины расширились. Там, внизу, билось и кипело огромное озеро, и языки волн облизывали поломанную корку, оставляя вокруг трещин темные пятна. Запахло тленом и тиной, но прежде, чем слишком близко подкравшийся багник вцепился в меня жадно оскаленными клыками, его сшиб на землю Марий и ударил в грудь охваченной черным пламенем рукой. Тварь, даже умирая, все равно тянулась ко мне, желая то ли отведать моей плоти, то ли первой пройти на открывающуюся Дорогу. Но ей не суждено было воплотить свое желание: из теней появился Одуванчик и одним движением мощных челюстей отхватил багнику голову. Мотнув мордой, лесной гость отбросил кусок мертвечины и зарычал — гулко, грозно, с отзвуком шума листвы.