Российская нация. Этнонациональная и гражданская идентичность россиян в современных условиях - Рамазан Абдулатипов

Создание специального жизнеспособного органа исполнительной власти по выработке и реализации государственной этнонациональной политики – это влияние на характер, развитие этнонациональных и федеративных отношений, на состояние и перспективы этнонациональной и федеративной политики. Убежден в том, что они требуют не просто постоянного внимания органов власти, поиска механизмов регулирования, но и исключительной осторожности, деликатности в практических действиях. Здесь более, чем в любой другой сфере жизни общества и государства, необходим учет мудрого принципа Гиппократа «Не навреди». Любые, не просчитанные по своим этнополитическим последствиям действия могут серьезно нарушить тот хрупкий баланс интересов, который позволяет удерживать общество от этнополитического экстремизма и сепаратизма, кризисов и конфликтов. В управлении этими процессами важно проявлять величайшую деликатность, особую тонкость, учитывая чувствительность и ранимость людей, а порой и целых народов в сфере этнонациональных отношений. Следует это понимание довести до практической работы органов власти многонациональной страны.

Если мы, государство, общество, не управляем этнонациональными и этнополитическими процессами, то ими управляют крайние силы, возбуждая недоверие и вражду между народами, разрушая многонациональное единство российского народа, российской нации-государства. Люди, различные народы объединяются в единое государство для того, чтобы совместными усилиями удовлетворять индивидуальные и общностные потребности каждого с учетом преимуществ общего потенциала и единства. Управлять этнонациональными и многонациональными процессами означает обеспечивать самобытное развитие каждой национальности, людей всех национальностей и их государственное единство как сограждан. Единство многообразия – вот формула управления этнонациональными и многонациональными процессами в современной России, и реализация этой формулы – основная цель государственной этнонациональной политики.

§ 5. Этнополитическая конфликтология и постконфликтное строительство

Этнонациональное и многонациональное – явления не только чрезвычайно богатые, многообразные, но и сложные. Прежде всего, важно отметить, что этнонациональные и этнополитические процессы переполнены предрассудками, стереотипами, которые при определенных условиях становятся факторами возбуждения жесточайших и долговечных по своей сути этнополитических конфликтов. Российское сообщество обладает достаточно огромным опытом бесконфликтного развития и мощной базой научной экспертизы и рекомендаций по своевременному политико-управленческому воздействию на состояние этнонациональных и этнополитических процессов. Вместе с тем у нас сложились традиции объявлять этнонациональные факторы изначально конфликтными и заниматься проблемами данной сферы только после очередных конфликтов и трагедий.

Ясно, что в своем определяющем большинстве этнонации не несут за собой конфликтогенность. Культуры, традиции, язык, самосознание, уклад жизни не могут быть конфликтными. В процессе их адаптации друг к другу в действие вступают мировоззренческие моменты многовариантности миропонимания, свойственные для человеческого сознания. Как правило, этнонациональные отношения развиваются эволюционным путем, а конфликты в данной сфере обусловлены попытками использования существующих различий и имевших место противоречий в политических, корыстных целях различными группами «этнополитических элит». Именно они, а не народы требуют отделения своей этнонации (этнонациональный сепаратизм), признания доминирующей роли своей нации, когда все остальные – это даже не полноценные этнонации, а лишь этнические меньшинства (этнонациональный шовинизм). В полной мере они проявляются от Чечни до Прибалтики и далее почти по всей России. Русский народ трактуется только как главенствующий (В. Жириновский), православная церковь как главная (Митрополит Кирилл и Г. Полтавченко), проект закона «О русском народе» требует признания русского народа «единственным государствообразующим» в России, а Россию – не многонациональной, а мононациональной страной (В. Жириновский и др.). Правда, я знаю, что русским такое одиночество не нужно, тем более что сами русские объединили, собрали, присоединили всех. Если бы русский народ хотел бы быть единственным и мононациональным, он бы не стремился собирать народы и земли. Эти примеры еще раз доказывают ограниченность многих идей этнонационализма и этношовинизма. Идеи «повинимся перед нацменами за имперское прошлое» сменяются «защитой от агрессивного меньшинства», от «старшего брата» до «колонизатора» и т. д. 65 % населения страны занято поиском врагов, и этот враг не просто «чужой», а этнически «чужой». Следовательно, конфликтогенный потенциал в сфере этнонациональных отношений чрезвычайно высок.

Это опасные вызовы, на которые не очень адекватно отвечают общество и власть, не говоря уже о согласованных действиях органов власти, гражданского и научного сообщества в современных условиях, и это, несмотря даже на то, что многие ведущие специалисты-ученые и практики занимали руководящие должности в этом направлении. Но даже в их устах нет последовательных научно устоявшихся понятий и категорий, отражающих явления и процессы в этнонациональной сфере. Как известно, первична «разруха в головах». В этом убеждаешься, читая заряженные крайностями сепаратизма, шовинизма, расизма и нацизма многие работы «ученых». Во-первых, видимо, проявляется сложившаяся традиция определенной несовместимости обществоведческой науки и политической власти, различие подходов в понимании этих проблем у интеллигенции и чиновничества, хотя многое как бы именно за эти годы и удалось сделать. Во-вторых, из-за слабости государства даже конфликты, которые своевременно предвиделись, не всегда эффективно предотвращались и разрешались. В-третьих, власть и общество вернулись в плен старых подходов неспособности перейти на принцип ненасилия в разрешении этнонациональных проблем, предотвращении и разрешении этнополитических конфликтов демократическими методами и процедурами. От этносепаратизма первых лет после развала Советского Союза Россия перешла к этношовинизму. Конфликтогенность тут развивается по «маятниковому эффекту», что имеет крайне опасные последствия. К сожалению, не сложилась у нас еще и практика научного обоснования и последовательного проведения стратегии этнонациональной политики. В местах жесточайших конфликтов так и не удалось внедрить комплексную программу постконфликтного этнонационального строительства, которая задействовала бы как созидательный потенциал этнонационального потенциала социально-экономических, политических, управленческих мер, способных обеспечить выход людей, общностей из состояния противостояния, сведения счетов, продолжения конфликта.

Нужны специальные программы выравнивания уровней развития базовых факторов этнонациональных и межнациональных отношений. На это должна работать вся государственная и общественная система. В свою бытность Председателем Совета Национальностей Верховного Совета России, заместителем Председателя Совета Федерации Федерального Собрания удалось все же подключить все известные исследовательские центры и ученых к разработке новой демократической модели этнонациональной политики. Концепция государственной национальной политики была утверждена при поддержке директора Института этнологии и антропологии В.А. Тишкова, министра В.А. Михайлова и председателя комитета Госдумы В.Ю. Зорина Президентом России 15 июня 1996 года. Эта концепция была принята властью и обществом, что бывает редко. Впоследствии совместно с вице-премьером Правительства Российской Федерации (при В.С. Черномырдине) и министром (при Е.М. Примакове) нам удалось разработать комплексный план реализации Концепции государственной национальной политики и привести в рабочее состояние весь механизм реализации государственной этнонациональной политики во всей Федерации. Именно на этой основе была разработана и согласованна программа постконфликтного строительства в налаживании отношений между Ингушетией и Осетией. Программа впервые была подписана на уровне президентов обеих республик (А.Х. Галазова и Р.С. Аушева) с участием Председателя Правительства В.С. Черномырдина. Подчеркиваю, в большинстве субъектов Федерации была налажена система с учетом особенностей реализации государственной этнонациональной политики. Значение подобных мер трудно переоценить, хотя впоследствии от этой программы остались лишь отдельные блоки, которые достаточно успешно реализовывались при посредничестве полномочных представителей Президента Российской Федерации в регионе В.А. Каламановым и А.В. Кулаковским. Целый ряд потенциальных конфликтов в Дагестане, Тыве, Хакасии, Приморье были вовремя урегулированы. Многое удалось благодаря принятию Концепции государственной национальной политики. Но впоследствии сама Концепция государственной национальной политики и программы ее реализации были отброшены, ведя пустой разговор об обновлении Концепции, но без внятных предложений. Благодаря таким подходам фактически федеральный центр отказался от проведения государственной этнонациональной политики. Кроме того, была уничтожена, выброшена разработанная долгими усилиями Концепция государственной национальной политики на Северном Кавказе. О ней вообще стали вспоминать лишь изредка, после очередных трагедий. Вновь стали поощряться старые подходы силового решения, в том числе и этнополитических проблем. Стали господствовать и старые стереотипы не замечать и игнорировать этнонациональные проблемы, а этнонациональную политику подспудно признали вредной, лишь будоражащей этнонациональное самосознание и поиск «этнических врагов», и все, видимо, было переведено в силовые структуры, как и миграционные проблемы. Но процесс налаживания демократического, равноправного и равноответственного сотрудничества между представителями различных национальностей, между народами нельзя приостановить. Этнополитические процессы идут и без нас. В этом случае каждый остается «при своих интересах», а этнонациональная сфера работает в режиме накопления конфликтогенного потенциала с не прекратившейся деятельностью экстремистов различных мастей, зараженных чувством этнополитической мести и реваншизма. В последние годы ситуация была такая, что проблемы вновь ушли в подполье, федеральный центр успокоился, хотя очень и очень далеко от спокойствия в этой сфере. И так до очередной трагедии – Буденновска или Беслана. Более того, такие подходы дали в конфликтогенных регионах экстремистам шансы для продолжения и повторения конфликтов в перспективе, работать в режиме конфликтов. В ряде мест, как только начинается критика местной элиты, тут же запускаются эти конфликты. Власть и гражданское общество перестали играть роль экспертов и посредников в постконфликтном строительстве. Федеральный центр отошел от стратегии этнополитики к отдельным акциям, а многонациональное общество осталось в бесхозном состоянии. Люди, которые знают регион и психологию конфликтующих сторон, не стали привлекаться к работе. Самостоятельно стали действовать разного рода коммерческие эксперты, отдавая предпочтение лишь одной из сторон, хотя было ясно, что если в постконфликтном строительстве будет допущена односторонняя поддержка одного из его участников, то конфликт не будет разрешен, а лишь еще больше будет углубляться. Следовательно, накапливался конфликтогенный потенциал. Население постконфликтных регионов потеряло веру в то, что федеральный центр заинтересован в разрешении существующих и новых конфликтов, и стало само, исподтишка, решать свои проблемы доступными ему и не всегда правовыми методами. Отсюда и непрекращающиеся противоречия, конфликты, взрывы и террористические акты.