Мехлис. Тень вождя - Юрий Рубцов

Фролова, пытаясь в очередной раз переложить вину за провалы на других, Лев Захарович еще вспомнит. Вновь откроем книгу мемуаров адмирала Кузнецова:

«Когда положение в Керчи стало катастрофическим, Мехлис пытался свалить ответственность за случившееся на командира Керченской базы A.C. Фролова (назначенного начальником переправы на Таманский полуостров. — Ю. Р.). Он позвонил мне и потребовал, чтобы я отдал Фролова под суд, иначе расстреляет его своим приказом.

 — Этого вы не посмеете сделать, — ответил я».[154]

Конечно, Фролов несет определенную ответственность за существенные недостатки эвакуации, начатой в ночь на 15 мая и продолжавшейся пятеро суток. Но он ли один? По собственному признанию Мехлиса, вплоть до 16 мая штаб фронта плана эвакуации не имел. Добавим от себя, что, как показали последующие события, планового, организующего начала, в том числе со стороны представителя Ставки, не было и в дальнейшем. Ряд руководящих работников поторопились перебраться на противоположный берег Керченского пролива: 13 мая с управлением 47-й армии убыл заместитель командующего войсками фронта генерал-полковник Я. Т. Черевиченко, в ночь на 15-е — помощник командующего генерал Крупников, 17-го — член Военного совета Шаманин. Контуженного Колесова, второго члена Военного совета, эвакуировали 16-го. 17 мая и командный пункт фронта переместился на Таманский полуостров в пос. Кордон Ильича.

Плавсредства подавались нерегулярно и несвоевременно. Командиры многих гражданских судов отказывались подходить к берегу под бомбежкой и артогнем, симулировали аварии. При потенциальной возможности переправлять в сутки 30–35 тысяч человек, только 17 мая смогли эвакуировать чуть больше 22 тысяч, в иные дни не было и того. Установленная очередность: раненые, материальная часть тяжелой артиллерии, РСы не соблюдалась. Под видом раненых толпы невооруженных, деморализованных бойцов силой захватывали суда и переправлялись на косу Чушка.

Полные трагизма картины нарисовала позднее в коллективном письме Верховному главнокомандующему группа политработников 51,47 и 44-й армий: отсутствие хоть какого-то организующего начала при отходе, быстро переросшем в паническое бегство, страшная давка на переправах, массовые жертвы. «Это все произошло благодаря предательскому командованию Крымского фронта, иначе считать нельзя», — заявляли доведенные до крайности авторы письма.[155]

Сам Мехлис до вечера 19 мая находился на плацдарме и переправился с последними частями 51-й армии, войдя, таким образом, в число тех около 140 тысяч человек, которых все же удалось эвакуировать на Таманский полуостров. За спиной остались Крым, полностью (за исключением Севастополя) перешедший в руки врага, и огромные потери — более 176 тысяч человек, свыше 3,5 тыс. орудий и минометов, 400 самолетов, 347 танков. Всего же за 111 дней существования Крымского фронта безвозвратные потери достигли около 450 тысяч человек.[156]

Что, по мнению Мехлиса, привело к такому поражению? На это отвечают документы, вышедшие из-под его пера, — доклад Сталину и черновые заметки к докладу. Здесь (особенно в тексте доклада) лукавить было опасно, зная, насколько болезненно отреагировал вождь на трагедию в Крыму. Это обстоятельство делает названные документы, на наш взгляд, наиболее объективными свидетельствами истинных представлений Мехлиса.

«Сил, чтобы держать Керченский полуостров, было достаточно, — признает он. — Не справились». «Не бойцы виноваты, а руководство в исходе операции 8–20.V.». Анализируя причины неудачного отхода наших частей, он обращается к опыту прошлого: «Самая серьезная часть военного искусства — уметь отводить войска. Вся гениальность Кутузова в этом» (выделено Мехлисом. — Ю. Р).

А вот характерное признание, на которое в иной обстановке армейский комиссар 1-го ранга, вероятно, не решился бы: «400 с.д. К 11.IV. ничего не было, кроме винтовок. 12 сбр. (стрелковая бригада — Ю. Р.)». «Скорость плохая танков. Ползут как черепахи». «Войсковая разведка работает плохо». «398 с.д. Не было боевых порядков, стадом идут».[157]

В этом ряду нелицеприятных оценок стоят и цитировавшиеся выше фрагменты доклада Сталину о паническом бегстве многих деморализованных частей, о неустойчивости армянской и азербайджанской дивизий, о подавляющем превосходстве немецкой авиации, о беспорядочной эвакуации. Наконец — признание: «Точных данных о том, сколько… осталось бойцов на Керченском полуострове — нет».

Следует отдать должное Мехлису: он не делает попыток оправдаться, каким-то образом предвосхитить оценку Верховным главнокомандующим его деятельности. Тем более что в целом она была уже известна ему из телеграммы, полученной из Москвы 8 мая в ответ на доклад о начавшемся немецком наступлении и содержавшем очередное предложение сменить командующего фронтом Козлова. Тогда Верховный телеграфировал: «Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте вы — не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта и обязанный исправлять на месте ошибки командования. Вы вместе с командованием отвечаете за то, что левый фланг фронта оказался из рук вон слабым. Если «вся обстановка показывала, что с утра противник будет наступать», а вы не приняли всех мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой, то тем хуже для вас. Значит, вы еще не поняли, что вы посланы на Крымфронт не в качестве Госконтроля, а как ответственный представитель Ставки.

Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Но вы не можете не знать, что у нас нет в резерве Гинденбургов. Дела у вас в Крыму несложные, и вы могли бы сами справиться с ними. Если бы вы использовали штурмовую авиацию не на побочные дела, а против танков и живой силы противника, противник не прорвал бы фронта и танки не прошли бы. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять эту простую вещь, сидя два месяца на Крымфронте».

Телеграмма носит явные следы острой досады, резкого импульсивного недовольства. Именно за счет их следует отнести принципиально неверное замечание о «несложности» дел на Крымском фронте. Другое дело, что, невзирая на занимаемые им крупные посты, Лев Захарович в современной войне не был способен качественно решать ни «простых», ни сложных задач.

Наконец-то это стало ясно и на самом «верху». По указанию Сталина была подготовлена специальная директива Ставки ВГК военным советам фронтов и армий от 4 июня 1942 года, в которой определялись главные причины поражения наших войск в Крыму, и каждая из них напрямую связывалась с личностью представителя Ставки:

1) полное непонимание природы современной войны;

2) бюрократический и бумажный метод руководства войсками («Т.т. Козлов и Мехлис считали, что главная их задача состояла в отдаче приказа и что изданием приказа заканчивается их обязанность по руководству войсками… Как показал разбор хода операции, командование фронта отдавало свои приказы без учета обстановки на фронте, не зная истинного положения войск…» «В критические дни операции командование Крымского фронта и т. Мехлис, вместо личного общения с командующими армиями и вместо личного воздействия на ход операции, проводили время на многочасовых бесплодных заседаниях Военного совета»);

3) личная недисциплинированность (Козлов и Мехлис нарушили указание Ставки и не обеспечили своевременный отвод войск за Турецкий вал. Опоздание на два дня с отводом явилось гибельным для исхода всей операции).

Все верно, но явно недостаточно. Свою, и немалую, долю ответственности должны были взять на себя и главком СКН Буденный, и Генеральный штаб, да и сам Верховный главнокомандующий.

Решением Ставки Мехлис, как один из «прямых виновников неудачного исхода Керченской операции», был снят с постов заместителя наркома обороны СССР и начальника Главного политуправления Красной Армии и снижен в звании на две ступени — до корпусного комиссара. Был наказан и командно-начальствующий состав Крымского фронта: Козлов, Шаманин, Колганов, Черняк и Николаенко были отстранены от занимаемых должностей и снижены в воинском звании. Лишился должности, но остался в прежнем звании генерал-майор Вечный.

Что же касается персональной вины представителя Ставки, то есть необходимость сказать еще и о том, чего в директиве Ставки не было и быть могло. Ведь указанные там причины поражения производны, в сущности, от главного: Мехлис представлял из себя зловещий продукт репрессивной, террористической системы сталинизма в целом. Он, получивший в Крыму, по сути, абсолютную власть, поднялся к вершинам в военном ведомстве благодаря не полководческому или организаторскому таланту, а — близости к вождю, умению выявлять и искоренять «врагов народа». Постигнув законы классовой борьбы, такие люди убеждены, что уж законы вооруженного противоборства освоить им ничего не стоит. Главное — напор, партийная идейность, умение вовремя распознать оппозиционера, паникера, саботажника.