Оторва с пистолетом - Леонид Влодавец

Однако когда стало совсем темно, скорость пришлось убавить. В двух шагах ничего не разглядишь! Конечно, на сей раз у Лены имелся фонарик, упертый из избы, но фонарик ведь держать надо. То есть толкаться пришлось бы только одной палкой, а вторую волочить за собой на петле. Ужас как удобно!

Попытка прицепить фонарь к пуговице куртки, как это Лена делала, когда спускалась в подвал, особого облегчения не принесла. Во-первых, фонарь на ходу болтался и колотил Лену по груди — хоть и не очень больно, но настырно! А во-вторых, светил он при этом куда-то вниз. Получался световой круг диаметром максимум в два метра, а разглядеть, что там дальше, было очень трудно.

Пришлось еще раз проявлять сообразительность. На сей раз сумка и ее ремешок принесли пользу. Поскольку после того, как Лена укоротила ремешок, его пряжка с пропущенным через нее довольно длинным свободным концом оказалась на плече у лыжницы, мудрая «госпожа Павленко» немного оттянула этот «хвостик» ремешка, и над застегнутой пряжкой образовалась петля. Через эту петлю Лена просунула фонарик и прижала его к пряжке. Правда, в таком виде фонарь хоть и светил более-менее горизонтально, но не прямо, а наискось, вбок. Кроме того, при движении фонарик запросто мог выскользнуть из петельки. Но Лена и тут исхитрилась. Ведь колечко на задней части фонарика, строго говоря, являлось не замкнутым, настоящим кольцом, а спиралькой из двух витков закаленной проволоки. Подобрав на «хвостике» ремешка подходящую дырочку, Лена продела через нее эту самую спиральку, а остаток хвостика зажала между витками, более-менее застабилизировав фонарь на плече. Конечно, его побалтывало, луч мотался из стороны в сторону, но все же в основном светил прямо вперед, и Лена могла работать обеими палками.

Она еще не начала уставать, когда где-то далеко впереди послышался нарастающий шум мотора. Лена, конечно, поежилась, подумав, что предстоит встреча с хозяевами, которой она сильно боялась, но шум, дойдя до какого-то пика громкости, стал затихать, и вскоре его не стало слышно. А это означало, что машина шла не по просеке, навстречу Лене, а по какой-то другой дороге. Сразу стало веселее. Если тут есть дорога, по которой машины ездят, Лена, добравшись до нее, вполне может бросить лыжи, оставив их на обочине, чтоб хозяева забрали, и поймать попутку. Надо думать, ей на этот раз повезет больше, чем с Андреем…

Вскоре шум машины послышался еще раз, Лена и ста метров не прошла. Теперь уже отчетливо различалось, что шум перемещается справа налево. Через пару минут еще одна проурчала, но уже в противоположном направлении. Потом еще и еще — нет, это не просека была, а какая-то весьма оживленная трасса. И легковушки жужжали, и что-то потяжелее тарахтело. В общем, у Лены появились основания прибавить скорости.

Пробежав еще полкилометра уже в гоночном темпе, Лена увидела сквозь промежутки между деревьями свет фар, перемещавшийся слева направо. До большой дороги оставалось метров двести, не больше.

И вот тут-то Ленин фонарик внезапно высветил впереди, справа от просеки, что-то непонятное. Не то телега, не то палатка, не то еще что-то.

Лена подкатила поближе и обнаружила, что в этом месте просека разветвляется. Боковое ответвление уходило вправо и, видимо, шло дальше, параллельно большой дороге. Вот там-то, в начале этого ответвления, и стояло это самое «непонятное». Впрочем, Лена уже поняла, что это именно та машина, на которой, по ее разумению, хозяева избы повезли «сиплого» в город. Именно туда, вправо, сворачивали следы огромных шин. На самом деле это были не шины, а большие камеры-баллоны без покрышек, чуть ли не самолетного размера, но присобаченные на «жигулевские» обода. Сейчас все четыре камеры были спущены, и машина стояла на этих ободах. Мотор у этой самодельной тарахтелки был от какого-то мотоцикла, рама, похоже, сварена из двух велосипедных, руль позаимствовали у колесной «Беларуси», а брезентовую кабинку с лобовым стеклом — от старинной инвалидной мотоколяски 50-х годов прошлого века, которую выпускал Серпуховский завод для еще молодых ветеранов Великой Отечественной.

Вокруг машины снег был истоптан, но впереди на боковом ответвлении следов не было. А вот по «главной» просеке, ведущей к шоссе, тянулась одинокая цепочка глубоких следов, уже полузанесенных снегом.

Лену эта картинка здорово озадачила. В самоделке всего два места. Стало быть, ехали только двое. А ушел вообще кто-то один. Или, может, ушел и унес на спине второго? Вполне возможно, если допустить, что «сиплого» с его больной ногой кто-то взвалил на спину, как Лена бабку Нюшу с Федотовской улицы. Итак, один — несомненно, «сиплый», а другой, судя по всему, тот хозяин, не хилый, должно быть, мужик, который собрал самодельную таратайку. А где же тогда были его жена и сын? Ведь спала же с Леной на печке какая-то баба?! Или это был все-таки «сиплый»? Ведь еще .когда они с «сиплым» шли по речке, Лене почудилось, будто от него женскими духами пахнет… Может, он тоже пидор, как Федюсик и Ромасик? Только еще более упертый, поскольку те хотя бы на порнушных съемках не отказываются баб трахать. Такой вполне мог проспать всю ночь рядом с Леной на печке и даже не поинтересоваться, жива она или нет. Конечно, он мог и просто оказаться порядочным мужиком, которые не липнут к совершенно незнакомым бабам, но, во-первых, от порядочных мужиков не пахнет женскими духами, а в лучшем случае «Олд спайсом» каким-нибудь, а во-вторых, такие порядочные, что, угодив на одну лежанку с бабой, ничего не предпринимают, встречаются только в сказках или любовных романах.

О том, что водитель разбившегося «Бурана» мог оказаться самой настоящей бабой, Лена и сейчас почему-то не подумала. Да и насчет его сексуальной ориентации у нее прочной уверенности не было. Дамские духи употребляют те гомики, которые за баб работают. У них и манеры поведения бабские, и голоса, и характеры тоже. Да разве смог такой пидор ночью гнать на снегоходе через лес? Ни фига не смог бы! А упав и повредив ногу, он бы писк и визг поднял похуже, чем настоящая баба, тем более что настоящие бабы, вообще-то, гораздо терпеливей мужиков. Ну и уж конечно, не смог бы он вести себя как мужчина, когда они по речке неизвестно куда топали.

«Ладно, фиг с ним! — решила Лена. — Допустим, что бабы в этом доме не было. Был папаша, который утром повез сына в школу и заодно прихватил „сиплого“ в больницу. Папаша сел за руль, „сиплый“ — рядом, а мальца на коленки посадил. Доехали они сюда, и тут камеры лопнули… Интересно, а почему это сразу все четыре?»

Действительно, вероятность того, что самоделка одновременно всеми четырьмя колесами напоролась на сучки, лежавшие под снегом, была очень мала. Скорее их кто-то нарочно порезал или прострелил. Скажем, выскочила банда из лесу: «Кошелек или жизнь?» Вывернула всем карманы, покромсала камеры, чтоб ограбленные быстро в милицию не добрались, а сами — в лес… Смешно, конечно, тем более что отсюда в двухстах метрах — шоссе. Проще на нем засаду устроить, тормознуть частника, выкинуть из машины — навару больше будет, чем кого-то на просеке дожидаться. Тем более что по этой просеке, похоже, никакой транспорт, кроме самодельной таратайки, не ездил. Конечно, судя по складу с оружием, хозяин был в крутые дела замешан и могли ему тут разборку организовать, но и эта версия никуда не годилась. Никаких следов к машине не вело: ни лыжных, ни автомобильных, ни снегоходных, ни даже пеших. Единственные следы вели в сторону шоссе, то есть уходили от машины. Правда, вокруг машины снег истоптали, но только на небольшом пятачке. Эти следы оставили те, кто слез с самоделки, никто со стороны к ней не подъезжал, не подползал и не подбегал. Занести снегом эти следы навряд ли могло — ведь следы, ведущие к шоссе и оставленные еще утром, хорошо просматривались.

Получалась сущая ерунда. То есть выходило, что колеса порезал кто-то из тех, кто ехал на этой самоделке.

«Маразм! — подумала Лена. — Уж скорее они четырьмя колесами на четыре сучка налетели…»

Однако и тут получалась неувязка. Ведь от машины в сторону шоссе вели только одни следы. Допустим, что нехилый папаша взял на закорки «сиплого» и понес. А куда мальчишка делся? Тоже сел на шею папе? Но он же не грудничок, и даже не пятилетний. Лена помнила мальчишку плохо, но ему явно было не меньше двенадцати. Уж этот вполне бы мог сам протопать двести метров до шоссе даже по глубокому снегу. Тем более что пошел бы след в след за папой, который протоптал бы ему тропинку. Кроме того, папа, даже если он суперамбал, навряд ли потащил бы «сиплого» на горбу. Он бы скорее поволок его по снегу, пятясь задом в сторону шоссе. Тогда бы след выглядел совсем по-иному. Это была бы сплошная глубокая борозда, пропаханная в снегу, а не цепочка следов, продавивших наст в отдельных местах…

Лена подъехала на лыжах к тому месту, где начинались следы, идущие к шоссе, отцепила от ремешка фонарик и посветила на снег. Потом сунула в след руку, чтоб прикинуть, какой он был глубины изначально. Поворошив рыхлый снег она уперлась в твердый примерно на длине локтя. Нет, навряд ли этот мужик нес на себе груз! Он бы по пояс ушел, если б нес хотя бы семьдесят килограммов на горбу.