Черная ночь Назрани - Фридрих Незнанский

— Дело достаточно серьезное, Руслан Сосланбекович.

— Про то и толкую. Жаль, что вы так быстро уезжаете.

— Уезжаю. Но еще не уехал и в данный момент нахожусь в гостях, и рядом со мной сидит замечательный оперативник из республиканского МВД. Это Юрий Алексеевич Захарин, он вам обязательно поможет, — успокоил собеседника Турецкий, после чего перешел на шутливый тон: — Самое главное — у него в конном мире огромные связи. Его очаровательная жена занималась верховой ездой.

На прощание он продиктовал Тавасиеву все телефоны, какие только мог — свои и капитана, — и тепло распрощался с директором, пожелав ему всегда «быть на коне».

Когда на пороге появился молодой парень, очевидно товарищ Казбека, который заехал за Турецким, женщины пришли в отчаяние — ведь еще к чаю не приступили. Но увы, увы, увы. Неумолимое время диктовало свои законы. Лариса сказала, что тоже поедет. Она сегодня не была у Патимат.

— Столько тяжелых событий произошли за эти три дня, — задумчиво произнес в машине Турецкий. — Даже для меня много, хотя на своей странной работе я только с такими и сталкиваюсь. Все время кого-то ищешь, вынюхиваешь, идешь по следу. Потом достигаешь желанного результата, что-то обнаружишь, кого-то арестуешь, а может быть, и убьешь. Не сам, так прикажешь подчиненному. И после каждого законченного дела я задаюсь вопросом: можно ли мне радоваться? Ведь задержан или убит какой-то человек, который когда-то был ребенком, родители не могли нарадоваться на малыша, возможно, у него у самого сейчас есть дети, для кого-то он родной человек. Он должен быть рядом с ними — улыбаться, встречать рассвет, сидеть за столом, гулять в парке, ходить в кино. А вместо этого… — Он махнул рукой. — В итоге я свою миссию выполнил — возмездие настигло убийцу Заура. Послужит это утешением для его вдовы?

— Не знаю, — сказала Лариса.

— Вот и я не знаю.

У Бритаевых было несколько гостей. Турецкий не стал говорить при всех. Патимат и он расположились на кухне, Александр Борисович конспективно рассказал про поиски дьявольского Домоседа, про его гибель. Опять сказал о том, что затрудняется оценить свою роль.

Вдова Заура Борисовича прореагировала сдержанно, но не равнодушно. Она попыталась развеять сомнения.

— Дело не только в Зауре, — задумчиво произнесла Патимат. — Эти изверги погубили десятки прекрасных людей. Не наказать их за разнузданность, вандализм, не искоренить, — значит, позволить торжествовать злу.

Такое определение сути его работы Турецкому пришлось по душе.

— Мне хочется, чтобы вы, как и другие товарищи Заура, взяли на память о нем что-нибудь из его любимых предметов, — сказала Патимат и протянула ему агатовые четки. — В минуты раздумий муж любил держать их в руках.

В назначенное время Александр Борисович попрощался с собравшимися. Ему не хотелось уезжать. Лариса проводила его до машины. Внизу, перед тем как выйти на улицу, она прильнула к нему и крепко поцеловала. От горячего поцелуя сердце у Турецкого заходило ходуном. Какое-то мгновение они постояли, обнявшись.

— Не судьба, — сказала Лариса. Голос прозвучал мягко и грустно.

Турецкий предложил довезти ее до дома. Она сказала, что пойдет пешком.

…Когда Александр Борисович прошел в аэропорту досмотр и покуривал перед посадкой в «обезьяннике», ему неожиданно — уже за полночь — позвонил генерал Цаголов и рассказал, что удалось узнать о погибшем Кофточкине, которого опознали по отпечаткам пальцев. Его настоящее имя Хайрула Шалтыгов, ему было сорок семь лет. Уроженец Дагестана, он впервые пробрался в Чечню девять лет назад, где проходил обучение в лагере боевиков под непосредственным руководством известного международного террориста Хаттаба. Потом он попался на так называемом деле «черных вдов» — вербовал в шахидок женщин, чьи мужья погибли, воюя с федералами. Бритаев был на том процессе обвинителем, требовал осудить его на восемь лет. Этот срок Шалтыгов и получил, но условно. Есть подозрения, что за такой приговор судье заплатили тридцать тысяч долларов.

Последние четыре года Шалтыгов жил в Ингушетии, где готовил операцию, которая была осуществлена в ночь на двадцать второе июня. Официально считался работающим — числился консультантом в одном из банков, замешанных на печально прославившихся в свое время «чеченских авизо». Под фамилией Кофточкина он чувствовал себя в Назрани весьма комфортно, тем более что после замены паспортов вместо фальшивого получил настоящий. Понадеявшись на свои безукоризненные документы, Шалтыгов и не ушел вместе с другими террористами.

— У вайнахов есть пословица: леопард не может смыть свои пятна. Он их только спрячет на время, — такими словами закончил свой рассказ Эдуард Бесланович…

Расположившись в кресле возле иллюминатора, Турецкий перебирал пальцами агатовые четки и вспоминал события трех последних дней. Не подряд, выборочно — пропускал мучительные, останавливался на приятных, видел перед собой людей, которых узнал здесь и уже считал близкими. Лариса, Бритаевы, Цаголовы, Захарины, Тамара и Виктор, Мустафа Базоркин. А сколько замечательных коллег нашлось в прокуратуре, в милиции, которые вдохновенно помогали ему! Почему же так несовершенен мир, что все они должны жить в постоянном беспокойстве, хотя каждый достоин прекрасной судьбы. Милиционеры рассказывали ему, что после нападения количество уголовных преступлений в городе резко уменьшилось. Значит, существует сострадание, не позволяющее сильным добивать ослабленных, неспособных к сопротивлению. И в то же время по-прежнему плодоносит чрево, вынашивающее злобу и коварство: сегодня кто-то тайком хитроумно пытается очернить директора конезавода, заразив ни в чем не повинных лошадей… Дождутся ли люди того времени, когда Землю не будут топтать выродки и ублюдки, способные обманывать, убивать, воровать, шантажировать, пользоваться фальшивыми документами. Когда никому не придется скрываться, никто не будет опасаться выстрелов и взрывов… Ведь только тогда наступит такая жизнь, какой она и должна быть на этой Земле.