Перевёрнутый мир - Елена Сазанович

— Приходите к нам завтра, — попросила на прощание Валька. — Вы такой хороший актер.

— Вы актер — замечательный, — с откровенной иронией подтвердил Ростик. Похоже, у парня сдавали нервы.

— Я это знаю, — не уступил Ростику я. — А вот из вас, увы, вряд ли бы получился хороший актер. Или вы сомневаетесь?

Ростик сдался. Или просто вспомнил, что творческие амбиции остались в далеком прошлом. И они ничто, пустой звук, протяжное эхо в этом лесу. Который он ни на что не хотел променять. Даже на славу.

Мы с Ростиком вышли за порог дома. Я поежился. И взглянул на яркую наливную луну. Впору было завыть.

— И что ты решил? — осторожно спросил он.

— Пока ничего. — Я вдохнул полной грудью морозный воздух.

— А мне кажется, ты все уже окончательно решил.

— Это тебе лишь кажется. Я еще подумаю. Во всяком случае, ты не проиграл судьбу, как проиграл ее я. Ты только выиграл. Мне гораздо хуже, чем тебе.

— Можно подумать, я силой заставил тебя принять ту жизнь. В которой, согласись, много недешевых удовольствий.

— Разве они могут сравниться с этим, — я развел руками, указывая на замерзающий лес.

Где-то раздавался голос кукушки. Пушистая белка прыгнула на лапку ели, и нам на голову посыпался снег. Ничто не могло сравниться с моей родиной, которую я безнадежно терял.

— Два раза в одну реку не входят! — Ростик глубоко затянулся сигаретой. — И как знать, что каждому из нас уготовано судьбой. И сколько вообще осталось. Зачем терять время? Раз так случилось, может быть, просто попробовать жить по-новому, а не возвращаться к прошлой жизни. Из любой судьбы можно вырыть яму, а можно соорудить храм. Ты, как я понял, пока в пути.

— В пути к храму или все-таки к яме? — невесело пошутил я. — В общем, я подумаю. А ты не забудь разгрести снег, а то к утру может завалить окна.

Я приподнял шляпу и, прихрамывая на одну ногу, пошел прочь. По знакомой тропе. Я отдалялся все дальше и дальше от дома, вглубь темного леса. Надо мной светили яркие звезды и низко свисала желтая луна. Под ногами слышался хруст замерзших веток. Пожалуй, Ростик прав. Я давно все для себя решил. Или мне и ему так казалось…

Эту ночь я проспал как убитый. Меня не мучили кошмары. И ностальгические картинки из прошлого не навязывались в мой сон.

День я провел в лесу. Мне предстояло о многом подумать. Легкий снежок покрыл еловые лапки, замерзшее солнце грелось в кронах елей и сосен, продрогшие птицы жадно искали крошки в снегу. Никто не обращал на меня внимания. Мне стало холодно. Я почувствовал, что лес не приветствует меня, как раньше. Я вдруг и здесь стал чужим. Но как ни странно, это не взволновало меня и не обидело. Я уже вспоминал свое прошлое, как кадры старой пожелтевшей кинохроники. И Валька, и доктор Кнутов, и Марианна Кирилловна, и Мишка — все это было далеким, чужим, я думал о них, как о персонажах фильма, в котором я когда-то снимался. И этот фильм был сделан добротно и профессионально. В некоторых местах можно было даже прослезиться. Но это кино не было моим. Не я писал к нему сценарий. Не я его режиссировал. Разве что удачно (или не очень) сыграл в нем главную роль. Я видел этот фильм словно со стороны. Единственно настоящим для меня оставался Чижик.

Легкие сумерки просочились сквозь густые заросли в лес. И лес, слегка побелевший от снега, в полумраке и освещении месяца, выглядел удачной натурой в дорогой декорации, при прекрасном освещении рампы. Я прямиком направился в сторожку. В чужой двор, где скрипит калитка и под окнами раскачивает своими тонкими ветками сирень. И этот чужой дом мне казался всего лишь умелой декорацией к фильму.

Издалека я услышал громкие голоса, звонкий смех. Мне навстречу, пробивая темноту, возбуждено жестикулируя, бежал Лютик. За ним, наступая на пятки, неслись другие ребята из съемочной группы. Они что-то кричали мне, размахивали руками, дружески хлопали по плечу, крепко обнимали. Но я ничего не слышал, ничего не чувствовал. Я видел яркие маски, разноцветные парики, броские костюмы, вызывающий грим на лицах. И как ни странно, эти нелепые персонажи казались мне гораздо реальнее, осязаемее, проще для понимания, чем Валька, Кнутов, Ростик, стоявшие в стороне, с удивлением и робостью созерцая это кино. И в этом кино я больше не чувствовал себя чужим. Я был до корней свой. Я вдруг понял: раньше мне мешало жить то, что я себе не принадлежал. Теперь мне ничто не могло помешать.

— Ну же! Очнись, дружище! — Лютик изо всей силы хлопал меня по плечу как самого дорого друга. — Ты что, совсем ошалел от такой новости?

— От какой новости? — Я с недоумением посмотрел на Лютика.

— Вот тебе на! Он еще издевается! Зазнался совсем! — И он обратился к своим маскам за помощью.

Те радостно загалдели, запрыгали на месте, и из этого беспорядочного шума я уловил главное. Мне дали приз на международном фестивале как лучшему исполнителю мужской роли. И Лютик с командой на радостях его обмывали на моем любимом месте в лесу.

Когда-то здесь стояли две сросшиеся березы, словно двойняшки. Но одну поломал ветер, и мне пришлось аккуратно ее срубить. Получился крепкий пень, на котором я не раз сидел вечерами, любуясь закатом. Второе дерево стало расти в сторону погибшей сестры-березы, все ниже и ниже склоняясь над ней, словно плача. И теперь бурная творческая фантазия подсказала Лютику организовать здесь кафе под открытым небом. Большой пень, заставленный шампанским и фруктами, служил столиком. Вместо зонтика — склоненная над ним береза. У Лютика был главный талант — сделать так, чтобы все играли для него, на его стороне и по его сценарию. Сегодня даже лес подыгрывал ему, словно был очарован этим толстеньким мордастеньким режиссером, похожим на поросенка.

— Представляешь! — захлебывался Лютик то ли эмоциями, то ли шампанским. — Тебя пригласил сниматься сам Спилберг! В паре с Аленом Делоном! Ну уж дудки! Ты нужен отечественному кинематографу! — Лютик постучал себя по груди, словно в нем одном воплотился весь отечественный кинематограф. — Наши актеры не продаются! Они всенародно любимы! Это им не Алены Делоны какие-нибудь! Так что ты должен сейчас же поехать и разобраться с этими заграничными монстрами. Но если что… В общем, не забывай, кто твой лучший друг и кто тебе проложил прямую дорожку в кино, сплошь усыпанную розами.

Меня эта новость не удивила, не обрадовала. Я неотрывно смотрел на Лютика, который совсем недавно чуть не упек меня в психушку. Возможно, сумасшедший дом ничем не отличается от этого театрализованного балагана. И все-таки этот маскарад мне по-прежнему казался гораздо реальнее, дороже, роднее, чем старенькая сторожка, гороховый чайник на плите, рыжики в березовой кадушке.

Неожиданно меня подхватили десятки рук и стали качать, крича громкое: «Славься, Слава!»

Я взлетал вверх и на секунду видел чистое синее небо и тысячи маленьких звезд. И тут же опускался вниз, на крепкие руки. Вниз-вверх, вниз-вверх. Как мячик. И мне показалось, что такая она и есть, моя судьба, и такой она будет — то к небу и звездам, то к земле, к людям. Главное, чтобы у самой земли удержали сильные руки.

Наконец меня опустили на землю и почувствовал твердую замерзшую опору под ногами. Мне стало легко.

И я прямиком пошел к Вальке и доктору Кнутову. К этим простым и сильным персонажам из моего прошлого фильма. За мной бежали театральные костюмы и маски из моего настоящего.

— Ростичек, солнышко, — пищал мне вслед Лютик и резко притормозил возле нас. — Я же тебе забыл сказать главное, самое главное! У меня такая идея!

Его лукавый взгляд молниеносно перебегал с моего лица на лицо Ростика, и наоборот.

— Это гениальная идея! И получится гениальный фильм! К черту эти павильоны, к черту эту городскую натуру! Следующий фильм мы будем снимать здесь! А какой кислород! А какие сосны! — Лютик бегал возле нас, шумно вдыхая и выдыхая воздух. — Ты сыграешь лесного бога! Вот этого бородатого, неуклюжего лесника. — Он бесцеремонно ткнул пальцем в Ростика. — Его здесь так и называют — лесной бог! Кстати, вы чем-то похожи, ребятки. Пожалуй, звериным взглядом. Только ты, Росточек, озверел от кинематографа, а этот бородатый дикарь — от жизни в лесу. Соглашайся, Ростичек! Пошли всех Аленов Делонов подальше! Франция далеко, и мы ей не нужны! Мы нужны здесь! Согласись, раз в жизни выпадает шанс играть бога!

Мы с Ростиком переглянулись. В его глазах был вопрос. В моих — ответ. И ему мой ответ понравился. Я посмотрел на Лютика.

— А не послать ли мне тебя подальше, режиссер! — В моем взгляде было столько злости, что Лютик попятился.

Он не забыл, как я его ударил. И я подумал, что этот удар он хорошенько запомнил и записал в свою черную книжонку обид. К тому же Лютик обязательно припомнит, что я так не похож на него, как и Ален Делон. Настоящие враги в моей судьбе уже появились. Появятся ли настоящие друзья?