И обратил свой гнев в книжную пыль... - Петер Вайдхаас

Я был в Токио. Немного напуганный, не испытывая никаких возвышенных чувств, что прибыл в этот азиатский экономический центр, я отправился по своим делам, чтобы выполнить поставленные перед самим собой задачи.

Сначала я объявился в известном книжном магазине «Марудзэн» и в крупной книжной торговой фирме «Токуо Shuppan Hanbei», сокращенно «Тохан». Договорился о встречах в самом главном японском издательском доме «Коданся» и в «Publishers Association for Cultural Exchange». Смешное «моси-моси» («алло!»), когда на другом конце снимают телефонную трубку, вскоре с легкостью слетало с моих губ, как у заправского японца, хотя бесконечное ожидание, пока тебя соединят на фирме с тем, кто говорит «по-иностранному», требовало терпения и выдержки.

Я с трудом пробился к заведующим отделами в «Марудзэн» ёдзи Судзуки и Кадзуо Китагава, в «Тохане» к руководителю зарубежного отдела Мисимаса Цутида, а в «Коданся» к директору Сабуро Нобоки, коммерческому директору Кацухико Сакияма и начальнику международной торговли Самио Дегава. Я испугался, когда восседавший за письменным столом, словно на троне, с широко расставленными ногами директор «Publishers Association for Cultural Exchange» Соити Накадзима принялся издавать в ответ на объяснения засеменившей по его вызову секретарши и изложившей ему цель моего визита гуттуральные восклицания «Ох-ох-ох, кэкко дэс!», «Ах-ах-ах, со дэс ка!», непрестанно кивая при этом головой.

Я познакомился с совершенно чужим, все еще очень замкнутым в себе миром, в который мне буквально приходилось «вгрызаться». Само собой тут ничего не решалось. Каждый новый «поход» требовал колоссальных усилий, и сделать больше двух «ходок» в день я был просто не в состоянии. Медленно, очень медленно складывалось у меня представление о предмете моих усердий — японской книжной торговле.

Однако такой уж чужой или совсем другой она все же не была. Японцы очень прагматичны. Обстоятельный ритуал приветствия и иногда кажущаяся витиеватой их манера выражать свои мысли являются, по-видимому, скорее формой защитной реакции и тут же отбрасываются, как только речь заходит о практических вещах.

Так, я с облегчением установил, что японское книжное дело ориентируется на то, что имеет спрос сегодня, не увязая при этом в плену традиций и сантиментов. В результате этого сложилась эффективная система книжной торговли с явными признаками динамики.

Японские представители книжной торговли приветливо отнеслись к нашему интересу относительно результатов немецкой книжной выставки. Но вычислить заметную реакцию на проведенные здесь нами в 1969 году выставки — это они дали мне понять без всяких обиняков — по тщательно ведущимся статистическим отчетам продаж им все-таки не удалось.

После своих сопряженных с усилиями экскурсий по книжному миру Японии я с облегчением вздохнул, найдя в выходные дни спасение на маленьком немецком «островке», затерявшемся в море японских домов, когда пришел в гости в переводчику Зигфриду Шааршмидту и его очаровательной жене, специалисту по странам Восточной Азии. Сначала они обучили меня в маленьком японском ресторане есть палочками, потом провели по ночным увеселительным кварталам Токио и втиснулись вместе со мной в переполненное токийское метро, что входит в обязательную программу «токийских впечатлений». Вместе мы развлекались по поводу японских «музыкальных» общественных туалетов, исполняющих мелодию «Пей, пей, браток, пей!», когда входишь по трем ступенькам на помост и опускаешься на «очко», со всех сторон окруженное зеркалами.

Оба страстные знатоки Японии, которым немцы обязаны многими важнейшими переводами из современной японской литературы, они поближе познакомили меня с некоторыми особенностями жизни этого на удивление совсем другого народа: с одной стороны, ориентированная на Запад оживленная торговля, с другой — такая далекая от этого, вообще от всего отрешенная религия «синто», утонченные традиции оформления садов, склонность и стремление к тишине.

Когда меня удостоили чести навестить прикованного к постели великого старца, основателя издательства «Коданся» Соити Нома, в прошлом почитателя Франкфуртской книжной ярмарки, я уже знал об этом японском обычае — уметь вовлекать тишину в сферу человеческого общения. Я предавался в комнате больного молчанию — этому немому контакту, установившемуся между старым Нома, его личным секретарем Ясуа Симата и мною сразу после краткого приветствия, не испытывая, как это принято в такой ситуации у нас на Западе, никакой неловкости. Я воспринимал в тишине достоинство этого старого больного человека и, покидая его комнату, чувствовал умиротворение и наполнившее меня ощущение оживленной часовой беседы с ним.

Из этой встречи выросла более чем десятилетняя дружба с Ясуа Симата, его личным секретарем. Наши пути пересекаются и по сей день. Для меня Япония с тех пор навсегда связана с выжидательно внимательным Симата-сан.

Соити Нома создал несколько фондов, способствовавших развитию книжного дела. Один из них — «Tokyo Book Development Center» — видит свою задачу в том, чтобы развивать книжную торговлю в Азии.

Этот Центр, не приносящий прибыли, является организацией с годовой сметой в 32 миллиона иен, половину из которых берет на себя государство, а вторую половину составляют взносы членов-спонсоров и валютные вливания из фондов ЮНЕСКО. Позднее я встречал другие такие же Центры в Латинской Америке и Африке, но ни один из них не функционировал так хорошо.

Центр стремится способствовать развитию обмена информацией о работе издательств, совершенствовать распространение учебников и других учебных и книжных пособий, необходимых для подрастающих читателей, а также оказывать посредничество в зарождении издательского дела во всей Азии.

Здесь мне преподали первый урок на тему «Проблемы книжного дела в отдаленных азиатских регионах», чем я и хотел детальнее заняться во время этой поездки. Директор Центра Сигэси Сасаки, являвшийся одновременно главой объединения японских издателей, и молоденькая переводчица Тосико Мураи приложили немало усилий, чтобы помочь мне разобраться в этом:

«Почти все страны Азии находились до недавнего прошлого под чужим господством. Их системы образования были тесно увязаны с потребностями господствующих колониальных держав. Использовавшиеся в школах и университетах учебники были почти все без исключения привозными. За счет этого иностранные издательства могли жить спокойно и безбедно. Только со времени независимости этих стран появляются свои азиатские издатели.