На равнинах Авраама - Джеймс Кервуд

И вот грянули события в Тикондероге. Наступило восьмое июля 1758 года — день, когда нельзя было пройти и ста акров, не запачкав сапоги кровью французов или англичан: «красный» день в истории и летописях героизма, когда три тысячи измученных усталостью и тревогой солдат Новой Франции сошлись с шеститысячным регулярным войском Британии и девятью тысячами американских ополченцев; день, когда Джимс и его товарищи отбросили волны красно-золотых мундиров и тысячу одетых в килты горцев Черной Стражи под командованием Дункана Кемпбелла из Инверави и гнали их перед собой до тех пор, пока — как писал Монкальм жене — даже израненные пулями деревья и те, казалось, не стали сочиться кровью. Час за часом среди хаоса и смерти Джимс заряжал и разряжал ружье, разил противников штыком, но та, кого он так ждал, не приходила. Солнце уже клонилось к западу, вокруг Джимса падали раненые и убитые — десятки, сотни убитых. На его глазах шквал огня косил целые шеренги людей. Но когда сражение закончилось и англичане отступили, потерпев последнее сокрушительное поражение в этой войне, Джимс был цел и невредим, если не считать нескольких синяков и ожогов.

Англичане и колонисты Аберкромби беспорядочно отступали. На следующий день после сражения Монкальм приказал воздвигнуть на поле битвы крест со следующей надписью:

Бессильны командир, и воин, и клинок.

Взгляни на этот Крест! Победу даровал нам Бог.

Джимс помогал воздвигать крест. Его ноги трамбовали землю, и слова, вырезанные на дереве, огненными буквами запечатлелись в его мозгу. Бог! Да, именно Бог помог им отбросить врага, который в пять раз превосходил их численностью. Но за что же Бог преследует его? И почему Он позволил убить Туанетту? Джимс слышал, как молится Монкальм. Потом он слушал, как тот говорил истекающим кровью остаткам войска, что, несмотря на трагическое падение Луисбурга, Новая Франция спасена. И все же Монкальм объявил отступление, чем немало озадачил Джимса. Только когда измученные, со стертыми в кровь ногами солдаты повернули к Квебеку, им приоткрылась правда. Алчность, глупость, интриги, ложь высасывали из Новой Франции все соки и наконец подточили ее основание. Монкальм был ее единственной надеждой. Но вот пришла осень, за ней зима, и Джимсу «стало казаться, что Бог Монкальма отступился от него. Река Святого Лаврентия кишела английскими судами. Урожай минувшей осенью собрали скудный. Даже Монкальм ел конину. Но он не терял веру в Бога. Множество негодяев во главе с Водрейем наживались на крушении нации, а он молился за них.» Что за страна! — восклицал он. — Здесь все проходимцы богатеют, а порядочные люди разоряются или гибнут!«Доблестный воин, человек чести, не раз смотревший смерти в лицо, он до конца не изменил своей вере.» Если нас оттеснят с берегов Святого Лаврентия, — писал он жене, — мы спустимся по Миссисипи и дадим последний бой за Францию в болотах Луизианы «.

Так молился и строил планы на будущее тот человек, чей побелевший череп показывают теперь посетителям монастыря урсулинок в Квебеке. Весну и лето Джимс наблюдал, как все плотнее плетется паутина вокруг Квебека — последней французской цитадели в Америке. В мае 1756 года убили Туанетту; в мае 1759 года Джимс с берега Монморанси впервые увидел величавую каменную твердыню, которая многие десятилетия была жемчужиной Нового Света.

Через четыре месяца, в самый богатый событиями из отмеченных в мировой истории тринадцатый день сентября, — в то незабвенное» Завтра утром «, — Джимс стоял на Равнинах Авраама.

Бог Монкальма собирался завершить безупречную по благородству и стройности звучания скорбную песнь, которая замерла в воздухе, и ее исполнители, подобно мощному хору, ожидали едва заметного знака, чтобы взять финальный аккорд. Джимс Булэн стоял, обратив лицо к солнцу и тонкой красной полоске англичан, выстроившихся на противоположном конце луга, где когда-то паслись стада Авраама Мартэна. В то утро судьба сулила ему избавление от неопределенности и душевного разлада. Она обошла его в Форте Уильям Генри, в Тикондероге, на Монморанси, но здесь он чувствовал ее близость. Избавление… освобождение от бремени… нечто более грозное, чем железо или человеческие мускулы… Шеренги красных мундиров приближались. В душе Джимса звучали слова, сказанные на рассвете Монкальмом обреченным на гибель героям:» Я уверен, что взоры Господа нашего обращены сегодня на Равнины Авраама «.

Глава 21

В десять часов утра наступил перелом. На рассвете пал туман, в шесть часов хлынул ливень, его сменила жара — словно стоял июль, а не сентябрь. Под прикрытием ночной темноты двадцать четыре английских волонтера вскарабкались по крутому склону над берегом реки, цепляясь за кусты, впиваясь пальцами в трещины между камнями, уткнув лицо в землю, фут за футом пробираясь вперед.» Боюсь, вам не одолеть подъем «, — глядя в кромешную тьму над головой, усомнился Вольф. Но они одолели его. Не оставив своих имен истории, они уничтожили старую карту мира и заменили ее другой. В тот час двадцать четыре человека нанесли сокрушительный удар Франции, преумножили славу Англии, создали новую нацию.

Наверху французский офицер Верго и его караул крепко спали. Именно этому офицеру могла выпасть честь сохранить в неприкосновенности старую карту Америки. Но его убили, прежде чем он успел протереть глаза ото сна. Англичане, как тонкая вереница красных муравьев, поднимались по пути, проложенному отважным авангардом. Губернатор Водрей, первостатейный негодяй, потерявший для Франции пол континента, лежал совсем рядом в своих апартаментах — прибежище всех пороков, мечтательно вспоминая блаженные дни, проведенные в объятиях неверной мадам де Пеан, и строя планы на близость с любовницей самого короля, маркизой Помпадур. А на противоположном берегу реки Карла Святого, ожидая англичан совсем с другой стороны, стояло измученное бессонницей войско Монкальма, из-за слабости и тупости фаворита королевской любовницы лишенное малейшего шанса на победу.

Джимс находился в батальоне Гиення, который в шесть часов утра снялся с лагеря на берегу реки Карла Святого. Солдаты в белых мундирах столпились на гребне Батт-а-Неве, наблюдая, как английская муха превращается в слона.

Перед Джимсом раскинулись Равнины Авраама. Он смотрел на них, и сердце его щемило при мысли, что земля предков Туанетты, носящая имя ее прапрадеда, вскоре покраснеет от крови. На широких, гладких Равнинах здесь и там зеленели островки кустарника, куны деревьев, желтели поля. Являя глазу панораму мира и благоденствия, они служили своеобразным палисадником Квебека, раскинувшимся между крутым берегом реки Святого Лаврентия и лениво извивающейся рекой Карла Святого.