Остров дьявола. На море. Приключения Ганса Стерка. - Майн Рид

со времени печального открытия по поводу воды Снежный Ком, как большинство матросов, сам капитан и боцман, был также совершенно пьян. Надо полагать, что бочка с водкой, стоявшая в камере, не была еще начата. Обычно водку негр набирал черпаком. Свеча, которую он держал в другой руке, выскользнула и упала в отверстие, куда он хотел просунуть и черпак, вследствие чего водка воспламенилась.

Из боязни жестокого наказания негр решил ничего не говорить. Он поспешил на палубу, захватил ведро с водой и, вернувшись в камеру, вылил воду в бочку, полагая, что сможет погасить огонь. Но, увы, это не помогло. Несколько раз бегал негр из камеры на палубу и обратно, никому не говоря о том, что сделал. В конце концов на это обратил внимание боцман. Пожар был открыт и негр был вынужден во всем сознаться.

Вот тогда-то и послышался громкий крик «пожар!», остановивший матросов в тот момент, когда они хотели топить несчастных негров. Капитан и боцман полностью переключились на повара, и матросы подумали, что тревога была ложной — кому же могло прийти в голову, что вместо того чтобы гасить пожар, они будут терять время на то, чтобы наказывать его виновника! Наказание негра успокоило матросов; но они ошиблись, как и всякий бы на их месте ошибся. Обезумевшие от пьянства и бешенства, капитан и боцман ничего решительно не сделали, чтобы остановить пожар, а вместо этого изливали свой гнев на голову и плечи несчастного негра, который среди болезненных воплей продолжал кричать по-прежнему:

— Пожар, пожар!

— Да где же он? — спрашивали все друг друга с возрастающим беспокойством.

Когда же, наконец, выяснилось место пожара, все бросились к камере-складу, надеясь, что огонь уже потушен, и желая убедиться в этом своими собственными глазами, потому что из всех бедствий на борту нет ничего ужаснее пожара.

Матросы скоро узнали, в чем дело. Достаточно было спуститься вниз, чтобы рассеять неизвестность. Густой дым вырывался из люка и наполнял всю камеру. Последние сомнения, если только они еще существовали, окончательно рассеялись. Внезапно раздался взрыв, и в ту же минуту целый столб пара, смешанного с голубоватым пламенем, стремительно вырвался наружу.

Глава 30

Не надо было долго думать, чтобы объяснить причину взрыва: спиртные пары, расширившиеся от жара, разорвали бочку, обитую железными обручами. Воспламененная жидкость разлилась по полу и подожгла все горючие материалы, находившиеся в камере: бочки с растительным и коровьим маслом, с сухарями, ветчиной и салом, бочку со смолой, которая стояла рядом с водкой, главным источником всего зла. К счастью, весь порох, составлявший часть первого груза, был отдан в уплату королю Динго. По крайней мере, так предполагали, это позволило матросам действовать с большим хладнокровием, чем они действовали бы, знай только, что в камере оставалась еще одна бочка с порохом.

Никто, само собой разумеется, не оставался безучастным к пожару на «Пандоре». Все спешили погасить огонь. Матросы притащили ведра с водой на палубу и, образовав живую цепь, стали по очереди лить воду в люк. Но это не произвело никакого действия на пламя, которое становилось все более и более ярким, все более и более грозным. Вниз спуститься никто, однако, не осмеливался, огонь и дым препятствовали этому; проникнуть в камеру значило рисковать своей жизнью.

Десять минут лилась, не переставая, вода, но огонь все увеличивался, дым становился более густым и едким. Очевидно, загорелась смола и жирные вещества, находившиеся в складочной камере. Не было никакой возможности ни подойти к люку, ни войти в камеру, а поэтому невозможно было и лить воду. Бесполезно было и стоять цепью, и ведра были отставлены в сторону. Но час отчаяния еще не наступил. Моряки никогда не теряют мужества до тех пор, пока есть хотя бы малейшая надежда на спасение. И каким бы ни был экипаж «Пандоры», под толстым слоем порока в сердцах моряков таилась одна добродетель — непоколебимое мужество.

Мы стали придумывать другой способ борьбы с пламенем, которое все усиливалось. К насосу прикрепили парусиновый рукав и направили его в дверь находящейся рядом каюты. Что касается люка, то не было никакой возможности ввести туда конец рукава. Однако передняя часть судна была больше нагружена, чем задняя, и вода вместо того чтобы оставаться на полу каюты, возвращалась обратно в проход между люками. Это было новое разочарование, еще более печальное, чем первое: все надеялись, что вода зальет каюту, проникнет в камеру и погасит огонь.

Матросы переглядывались друг с другом, и на их лицах отражалось беспокойство. Каждый из них был уверен в бесполезности своих трудов, но никто не смел этого сказать, и они продолжали накачивать воду, хотя делали это медленно и неохотно, уже не веря в успех. Вдруг насос остановился, трубы опустились, и вода перестала течь; все пришли к одному и тому же заключению и поняли это.

Облако дыма, вырвавшись из каюты, потянулось по всей задней части судна и стало медленно подниматься вверх. Воздух был так неподвижен, что этот густой столб, который окружал бизань-мачту и делал ее совершенно невидимой, не дошел до шканцев. Удушливый пар скрыл от нас каюту и часть палубы, но огня не было еще видно. Глухой шум и зловещий треск, раздававшийся по временам, говорили ясно, что огонь продолжает свое дело и что он скоро покажется перед нами во всем своем ослепительном блеске.

Никто не думал больше, что можно его остановить, «Пандору» уже ничто не могло спасти. Надо было бежать с нее. Внезапно воздух огласил крик отчаяния, горько отозвавшийся в сердце каждого моряка:

— Шлюпки на воду!

На «Пандоре» было три шлюпки; пинасса, большая шлюпка и гичка капитана. Этого было достаточно для нас всех, хватило бы даже одной большой шлюпки: в ней помещалось обычно тридцать человек, но при необходимости могло поместиться и сорок. Когда-то это была превосходная шлюпка, но сейчас в ней было несколько прогнивших досок. Сделана она была не для «Пандоры», а была куплена на скорую руку для этого, собственно, путешествия. Пинасса