Хайноре. Книга 1 - Ронни Миллер

морить голодом, — невозмутимо отвечал северянин, ковыряясь в зубах щепой. — Если боишься остаться без еды — пусти меня в лес. Будет тебе дичь.

— Ой ли! — фыркнула ведьма, руки-в-боки. — Ты еще помнишь, как охотится? Без слуг, гончих псов и позолоченного лука?

— Остроумно, — беззлобно отметил лорд, утирая руки о свой длиннополый, подбитый мехом кафтан. — Но не беспокойся, я хорошо помню, каково охотиться голыми руками, пока ты сидишь у дерева и ревешь в три ручья.

Все затихли, даже Биро застыл, не успев откусить сыру. Альма так посмотрела на милорда, что впору было тому прятаться прямо под землю, а потом, ничего не ответив, скрылась за настилом со стороны возницы, где вовсю подгонял лошадей сир Галлир.

— Теперь я понимаю, кто научил ее такой беспроглядной жестокости, — хмуро проговорил Биро, неохотно доедая сыр.

Милорд глянул на брата исподлобья, то ли отряхивая грудь от крошек, то ли утирая о рубашку руки.

— Что, ужель она тебе поведала нашу славную историю знакомства? Надо же. Я б о таком молчал, скрипя зубами да точа ножи.

— Ножи, как видишь, она уже наточила.

— Бабы, — отмахнулся северянин, прикладываясь к меху с водой. — О таком разве треплют? Или, скажешь, у вас с нею особая близость возникла, а? Поди узнала в тебе мои черты и по старой привычке…

— Совесть тебя совсем не грызет, брат? — прервал его Биро, пристально глядя в прозрачно-голубые глаза Дормонда, в которых и Лире уже сложно было разглядеть сострадание. Хотя она знала по себе — этот жестокий медведь все же способен сострадать.

— А смысл какой? — спокойно спросил северянин, не ерничая и не злорадствуя. — Я и тогда, и теперь в ней толку не вижу. Сделанного уже не исправить. Хочет ненавидеть меня — пускай, ее дело. Хочет отомстить — все лучше, чем обожать душегуба, скажешь, нет? Да я сам гляжу не нарадуюсь какой девка стала. Если в конечном счете расквитается со мной, выпью за ее здоровье в чертоге Воителя.

— А что ты думал с нею станет? Заведет дом в лесу и мужа-лесника? После пережитого?

— Честно? — хмыкнул милорд. — Я о том вообще не думал.

На этом братья завершили не слишком понятный для Лиры разговор и молчали до самой стоянки. Место ведьма выбирала лично, ориентируясь на какие-то только ей известные знаки. В итоге повозка встала в очередном закутке бора, где от большака ее хорошо укрывал густой подлесок.

Биро и ведьма снова начали пререкаться. Одна стояла на своем — надо, дескать, северянина связать, чтоб не сбежал, а второй упирался — не надо, мол, и так не уйдет.

— Да свяжите уже, надоело слушать! — встрял милорд. — Сказал же, что пока девушка не поправиться, никуда не убегу, а когда соберусь, то веревка твоя все равно не удержит.

— В эти слова я верю, — кивнул Биро, глядя на ведьму. — Его и Корона-то смогла удержать, только потому что Лис сам согласился.

— Не делай из этого обрюзглого пропойцы полубога! — взвилась лже-Альма. — Хорошая, умело стянутая веревка удержит кого угодно. К тому же, сам слышал, он все равно попытается бежать и даже не скрывает того. Уверяю тебя, если все провалится, вздернут не только меня!

На этот раз ведьма не поддалась и упорно стояла на своем с такой яростью, что мужчины решили — лучше послушаться. Завели милорда в телегу и хорошенько связали. Сторожить его остался Галлир. Потом Альма ушла вглубь леса, велев Биро и Лире за нею не соваться и ждать. Свои, мол, дела. Впрочем, никто и не собирался идти следом за ней, все так устали с дороги, что не прочь были отдохнуть у костра. Кто знает, что там у ведьмы стряслось. Может, крови подступили, надо озаботиться. Может еще нужда какая-то. Она весь путь до этого места была сосредоточенной, почти не разговаривала, только на дорогу смотрела и, как по глазам было видно, думала.

Биро развел небольшой костер, и они с Лирой уселись на покрывало поближе к огню и друг к другу, чтобы согреться. С приближением осени вечера стали холоднее, в телеге спать было уже не так уютно даже под шерстяным плащом. Но сейчас ладони Лире грел огонь, а плечо прижималось к теплому телу северянина. Было почти хорошо.

— Что со мной будет? — вдруг спросила она, а потом сама же себя поправила: — Нет, не так. Что она собирается со мной делать?

Биро поморщился и повел плечами, будто от холода.

— Не важно, что она там собирается. Я ей дурного не позволю.

Лира грустно усмехнулась.

— Она не похожа на того, кому можно что-то не позволить.

— Ничего. Я попробую. Она не так идеальна, как… — северянин вдруг замолк, стрельнув своими темными, лошадиными глазами, в Лиру.

— Что? — она снова усмехнулась. — Ты хотел сказать: она не так идеальна, как ты о ней думала, леди Оронца? Она не так идеальна, как внушала тебе?

Биро тяжело вздохнул.

— Не бойся, — Валирейн положила ладонь на его колено. — Я устала прятаться от правды.

Северянин промолчал, мрачно уставившись в огонь. Он, наверное, чувствует себя виноватым, поняла Лира. Думает, что потворствовал лже-ведьме в ее игре с леди Оронца, молчал и ничего не сделал. Что ж, может в том и есть его вина, бессмысленно его утешать и оправдывать. Как он тогда сказал? Мы всегда жалеем о плохих делах, невозможно о таком не жалеть.

Они помолчали, слушая треск огня, стрекот цикад и негромкие разговоры мужчин в телеге. Потом Биро заговорил:

— Я плохо посвящен в планы повстанцев. Так уж у них все устроено, агент знает не больше необходимого, чтобы выполнить задачу. Поэтому точно не скажу, какой путь нас ждет завтра, но… Я думаю, тебе бы понравилось в Корхайме. На Севере… чище. Быть может, когда мы с братом наладим там дела…

Задумавшись, Лира снова уставилась в огонь, понимая, что в голове реет пустота и ни одной толковой мысли. Леди не знала, что ей делать и может ли она вообще распоряжаться своей судьбой. Вернется ли она когда-нибудь к семье? Какие у повстанцев на нее планы? Сможет ли она сбежать и нужно ли это? Теперь