Зoлoтaя Opдa и eе пaдeниe - Б. Греков

Посмотрим теперь, как описывает этот же боевой порядок Шереф-ад-дин Али Иезди, который повторил Низам-ад-дина Шами с некоторыми дополнениями, взятыми из того же не дошедшего до нас источника, который был использован до него Низам-ад-дином.

В центре был поставлен кул Султана Мухаммеда. У Низам-ад-дина Шами этот кул числился за Тимуром. Непосредственное командование было в руках мирзы Сулейманшаха. Сзади этого кула был поставлен главный кул мирзы Мухаммеда Сул-тана. За ним были помещены 20 кошунов, находящихся в непосредственном распоряжении Тимура в качестве резерва. Таким образом это указание Шереф-ад-дина Али Иезди решает вопрос — где "рядом" с кулом мирзы Мухаммеда Султана стояли кошуны Тимура? Они были резервами и находились сзади главного центрального корпуса. На правом крыле был помещен кул мирзы Мираншаха, в качестве канбула (флангового охранения) находился кул Ходжи Сейф-ад-дина. На левом крыле был поставлен кул мирзы Омар-Шейха, канбулом у него был кул Бердибека Сары-Буги. Сравнивая оба описания (Низам-ад-дина Шами и Шереф-ад-дина Али Иезди), мы можем сказать, что второе уточняет и дополняет первое.

В целом же, сравнивая боевой строй войска Тимура в битве с Тохтамышем 1391 г. с боевым порядком войска Тимура и Хусейна в "Грязевой войне" 1365 г., можно установить — в каком направлении произошли изменения и в чем их боевой смысл. Выше мы видели, что в 1365 г. в боевом строе войска Хусейна и Тимура главное внимание было обращено на крылья и фланговое охранение. В центре хотя и находилось сильное войсковое соединение, однако в сражении не оно играло решающую роль. В боевом строе 1391 г. мы имеем уже иное отношение к центру. Крыльям придается, как и прежде, весьма важное значение, что видно хотя бы из того, какое большое внимание обращается на боковое охранение флангов (канбуд), однако центр особенно укрепляется. Он получает авангард, и, кроме того, позади центра устраивается ставка командующего; там же находятся и резервы, которые в большинстве случаев и решают исход сражения.

Испытав выгодные стороны этого строя. Тимур и в дальнейшем прибегал к нему. Таков был боевой порядок, как мы увидим ниже, и в битве Тимура с Тохтамышем на Тереке в 1395 г. Более того, Тохтамыш учел выгоды этого боевого построения еще в битве 1391 г. и соответственно с порядками Тимура построил свое войско. Итак, в новом боевом строе центр и крылья сделались предметом всяческого внимания. Если центр был охраной резервов и ставки командующего, а сами резервы направлялись в любое место сражения, где в них была нужда, то канбулы имели целью не только предохранить крылья от прорыва, но и не допустить обходного движения врага, который мог ударить в тыл, обойдя правое или левое крыло с флангов. Ввиду этого канбулы составлялись из наиболее храбрых и опытных в боях кошунов под командой авторитетных военачальников.

Войско в своем боевом расположении имело, как указано выше, не только конников, но и пехотинцев. Последние стояли впереди конников и в случае нападения врага, особенно конной атаки, укрываясь за свои окопные щиты ("чапары") и туры, давали первый бой. Пехотинцы играли исключительно большую роль на том участке боевого расположения, которому приходилось вести оборонительный характер.

Шереф-ад-дин Али Иезди, описывая битву Тимура с Тохтамышем в 1391 г., определенно указывает, что эмиры туменов, тысяч и кошунов левого и правого крыльев тимурова войска выстроили в боевой порядок пехотинцев и всадников.[664] Та же картина наблюдалась и в битве Тимура с Тохтамышем в 1395 г.

Гияс-ад-дин Али, описывая индийский поход Тимура 1398 — 1399 гг., не раз говорит об участии пехотинцев в сражении. Так, упоминая битву на берегу Гуля (Джуля), он говорит, что левое крыло имело в авангарде кул султана Али Тавачи, в котором были пешие отряды хорасанцев.[665] Примеров подобного рода можно было бы привести немало. Однако картина и так ясна. Войско Тимура, пополняемое не только кочевыми народами, но и населением земледельческих областей, не могло в своих ополчениях не иметь пеших воинов.

Весьма интересным фактом является наличность при Тимуре огнестрельного оружия. Первое упоминание огнестрельного оружия встречается у Муин-ад-дина Натанзи ("Аноним Искендера"),[666] на что впервые обратил внимание А. М. Беленицкий. В конце XIV в. огнестрельное оружие было уже распространено на Востоке. Так, при описании войска султана Махмуда Дехлевийского перед битвой с Тимуром вблизи Дели в 1399 г. Низам-ад-дин Шами упоминает на вооружении индийского войска радандоз — особые "громбросающие" огнестрельные орудия. Низам-ад-дин Шами упоминает об огнестрельном оружии и у воинов Дамаска, осажденного Тимуром в 1400 — 1401 гг.

Появилось в это же время, даже несколько раньше, огнестрельное оружие и в Восточной Европе. Вспомним, что москвичи в 1382 г. во время осады Москвы войсками Тохтамыша стреляли из тюфяков — примитивных пушек, на что уже обратил свое внимание проф. В. В. Мавродин в упомянутой выше статье. По словам того же автора, огнестрельное оружие на несколько лет раньше появилось в Казани. В. В. Мавродин приводит указание Никоновской летописи, что казанцы (т. е. тогда жители Болгар) в 1376 г., когда их осадили русские, не только стреляли из луков и самострелов, но и "гром пущающе з града", т. е. применяли огнестрельное оружие.[667] Большой интерес представляет поход Тимура против Тохтамыша 1391 г. Поход этот был уже в науке предметом описания (М. Шармуа)[668] и военного разбора (М. И. Иванин).[669] Мы позволяем себе обратиться к этой теме еще раз по двум причинам: 1) невозможно писать работу "Падение Золотой Орды" и не затронуть этого вопроса, особенно в контексте-всей. совокупности фактов, 2) со времени работ М. Шармуа и М. И. Ивашша прошло более ста лет, если учитывать дату появления первого издания книги М. И. Иванина. Когда М. Шармуа писал свою работу на французском языке, в его-распоряжении были сочинения Шереф-ад-дина Али Иезди и Абд-ар-Реззака Самарканди. Теперь мы располагаем более ранним текстом Низам-ад-дина Шами, который был широко использован и дополнен Шереф-ад-дином Али Иезди.

Свой поход против Тохтамыша Тимур начал зимой 1390/91 г. Выступив из Самарканда, он перешел Сыр-дарью по переброшенному через реку мосту[670] и направился в Ташкент. Здесь, расположившись со своим войском в местности между Паренном и Чинасом, Тимур и провел зиму.[671]

Из Ташкента он между прочим отправился, по словам Шереф-ад-дина, в Ходженд, чтобы в духе того времени совершить поклонение гробнице шейха Маслахата.[672] Раздав 10000 кебекских динаров,[673] Тимур вернулся в Ташкент. Здесь он захворал и в течение 40 дней проболел, невидимому, малярией. Во второй половине января 1391 г. он почувствовал себя лучше и начал готовиться к дальнейшему походу. По словам Низам-ад-дина Шами, он сделал большие подарки приближенным и эмирам войска, отправил жен и царевен домой в Самарканд, за исключением жены Чулпан Мелик-ага, которую решил взять с собой. Закончив подготовку к дальнейшему походу распределением проводников (качарчи) между главными эмирами войска, среди которых был и известный впоследствии Идигу узбек (Едигей русских летописей), Тимур 15 Сафара,[674] т. е. 22 января 1391 г., покинул Ташкент и двинулся по направлению к Отрару. Когда Тимур прибыл в местность Кара-Саман (в районе Отрара), к нему явились послы от Тохтамыша. Пока Тимур был занят завоеваниями в Иране, Тохтаэдыш делал все, чтобы навредить ему, вплоть до похода в Маверан-нахр и ограбления его городов. Теперь же, когда Тимур выступил против Тохтамыша с огромными силами, последний испугался и решил отложить генеральное столкновение до более благоприятного времени.

Узнав о прибытии послов своего врага, Тимур отдал распоряжение об оказании им почестей согласно этикета. На приеме послы вручили Тимуру подарки, в том числе сокола и 9 быстроходных коней. Не желая нарушать обычая, Тимур посадил сокола к себе на руку, однако, чтобы подчеркнуть невнимание к подарку врага, даже не взглянул на него. Послы, стоя на коленях, подали Тимуру письмо Тохтамыша. В послании Тохтамыш писал, что он хорошо помнит все прежние милости и благодеяния Тимура к себе и раскаивается во враждебном поведении по отношению к нему. Заканчивается письмо обещанием быть верным вассалом и исполнять все приказания Тимура. Тимуру было ясно, что все эти хорошие слова — лишь дипломатическая уловка врага, которому почему-то в данный момент невыгодно принимать решительное сражение. В своем ответном послании он упрекает Тохтамыша в неблаговидных поступках, напоминает ему о том, какие благодеяния он — Тимур — ему оказал при вступлении на ак-ордынский, а затем и золотоордынский престол, останавливается на предательстве Тохтамыша, когда он стал могущественным ханом, особенно на ударе в спину (поход Тохтамыша на Мавераннахр), когда он — Тимур — был занят завоеванием Фарса и Ирака.[675] Заканчивает свое ответное послание Тимур выражением полного недоверия к обещаниям Тохтамыша и заявлением о невозможности принять его мирное предложение. Заготовив ответное послание, Тимур устроил богатый пир, вновь одарил послов, однако не отпустил их, а оставил при себе в качестве проводников. Тогда же Тимур созвал курилтай из эмиров войска, царевичей и приближенных. На курилтае решено было двинуться дальше. В конце февраля 1391 г. огромное войско прошло Ясы (ныне г. Туркестан), Карачук, Сауран и вышло в степь к центру современного Казахстана. 6 апреля 1391 г., утомленное переходами, войско прибыло в местность Сарыг-узен (ныне Сары-су), где было много воды, в чем так нуждались люди и животные. Отдохнув несколько дней, войско Тимура переправилось через реку и, пройдя местность Кичиг-даг в конце апреля, в дни цветущей весны, достигло Улуг-даге. По словам Низам-ад-дина Шами, Тимур взобрался на вершину горы, осмотрелся я, увидев вокруг себя безграничную степь, решил оставить здесь память о своем походе. Для этого он приказал своим воинам нанести в определенное место больших камней, а каменотесам высечь на большом камне надпись с его именем и упоминанием проходившего здесь войска.[676]