К новой свободе: Либертарианский манифест - Мюррей Ротбард

Прежде всего либертарианцы не закрывают глаза на этот вопрос. В отличие от утопических марксистов или левых анархистов (анархо-коммунистов или анархо-синдикалистов), либертарианцы не склонны предполагать, что жизнь в абсолютно свободном обществе, о котором они мечтают, создаст нового, чудесным образом преображенного освобожденного человека. Мы не предполагаем, что лев возляжет рядом с ягненком и что ни у кого не будет преступных помыслов против своих соседей. Разумеется, чем лучше будут люди, тем лучше будет работать любая общественная система, в частности, тем меньше работы будет у полиции и судов. Но либертарианцы не строят подобных иллюзий. Мы говорим только о том, что как бы хороши или плохи ни были люди, чисто либертарианское общество будет одновременно наиболее нравственным и наиболее эффективным, наименее криминальным и максимально безопасным для личности и собственности.

Начнем с проблемы продажного суда. Как быть, если судья благоволит богатому клиенту? Прежде всего, если учесть стимулы и санкции, действующие в свободной рыночной экономике, такого рода благоволение очень маловероятно. Само существование суда и материальное благополучие судьи будут зависеть от его справедливости, объективности, честности и приверженности истине. Это его торговая марка. Стоит только распространиться слуху о продажности судьи, и он немедленно начнет терять клиентов, потому что даже клиенты из криминального мира вряд ли захотят иметь дело с арбитром, решения которого не принимаются обществом всерьез и который и сам может вот-вот попасть в тюрьму за обман и подлог. Если, например, обвиненный в нарушении договора Джон Смит обратился в суд, возглавляемый его зятем, ни один из честных судов не воспримет решение по этому делу всерьез. Это заведение перестанет быть судом в глазах всех, кроме разве что самого Джона Смита и его семьи.

Сравните этот встроенный механизм коррекции с нынешними государственными судами. Судей назначают или избирают на длительный срок, пожизненно, и они получают монопольное право вершить правосудие на определенной территории. Почти невозможно что-либо сделать, если судья будет принимать умеренно предвзятые и несправедливые решения, – разве что коррумпированность судьи выйдет за всякие мыслимые пределы. И вот так год за годом он будет вершить свое правосудие, получая при этом свое жалованье, начисляемое из принудительно взыскиваемых налогов. А вот в совершенно свободном обществе любое подозрение в адрес судьи или суда приведет к тому, что клиенты откажутся от его услуг, а приговоры такого судьи или суда будут игнорироваться. Это намного более эффективная система предотвращения коррупции, чем существующий механизм правительственного контроля.

Более того, искушение брать взятки будет не столь сильным и по другой причине: на свободном рынке фирмы зарабатывают не на богатых клиентах, а на массовом потребителе. Сеть универмагов Macy’s получает доход от тысяч мелких покупателей, а не от небольшого числа богатых клиентов. То же самое относится сегодня к страховой компании Metropolitan Life Insurance и будет верным для любой судебной компании Metropolitan завтра. Со стороны судов и судей было бы просто глупо рисковать доверием подавляющей массы клиентов ради благосклонности немногочисленных богачей. И сравните эту ситуацию с нынешним положением дел, когда судьи, подобно всем другим политикам, могут оказаться в долгу перед богатыми спонсорами, финансирующими кампании их политической партии.

Существует миф, что американская система обеспечивает превосходный механизм сдержек и противовесов, так что власти исполнительная, законодательная и судебная уравновешивают и сдерживают друг друга, а потому можно не опасаться чрезмерной концентрации власти в одних руках. Но вся эта система по большей части является обманом и жульничеством. Ведь каждый из институтов власти обладает в своей области монополией на принуждение, а все они являются частью единого государства, которое в любой момент контролируется одной партией. Более того, у нас есть только две партии, близкие друг к другу по идеологии и личному составу. Они нередко вступают в сговор, а повседневное управление осуществляется государственной бюрократией, которая не может быть смещена решением избирателей. Сравните с этими мифическими сдержками и противовесами реальные сдержки и противовесы, обеспечиваемые рыночной экономикой! A&P ведет свои дела честно, потому что на нее давит конкуренция – действительная и потенциальная – со стороны Safeway, Pioneer и бесчисленного множества других магазинов. Они честны, потому что клиенты могут в любой момент от них отвернуться. На вольном рынке судейских услуг судьи будут честными потому, что при малейшем подозрении в бесчестности публика перейдет через дорогу или в соседний квартал в другой суд и к другому судье. Они будут честны из страха потерять свой бизнес. Таковы реальные, действенные сдержки и противовесы рыночной экономики и свободного общества.

То же самое и с перспективой криминализации частных полицейских формирований, которые могли бы заняться выколачиванием дани и рэкетом. Такое, действительно, возможно. Но в отличие от нашего нынешнего общества под рукой будут действенные сдержки и противовесы: найдутся другие частные полицейские формирования, которые смогут объединиться, чтобы сообща подавить хищнические посягательства на их клиентов. Если охранная компания Metropolitan Police Force превратится в банду гангстеров и рэкетиров, общество сможет призвать на помощь охранные компании Prudential или Equitable, и те сообща пресекут эту противоправную деятельность. В случае централизованного государства все иначе. Если группа гангстеров сумеет подчинить себе государственный аппарат с его монополией на принуждение, остановить их сможет разве что революция. В либертарианском обществе не будет нужды в революции, чтобы положить предел хищничеству гангстерского государства, – здесь всегда найдется достаточно честных полицейских формирований, чтобы остановить и подавить полицейских, ставших на путь бандитизма.

Да и что такое государство, если не организованный бандитизм? Что такое налогообложение, если не воровство в гигантском масштабе? Что такое война, если не массовая резня, подобную которой не могут устроить никакие частные полицейские формирования? Что такое воинский призыв, если не массовое рабство? Можно ли представить себе, что частному полицейскому формированию сходит с рук хоть крошечная доля того, что год за годом и век за веком сходит с рук государствам?

Есть и еще одно существенное обстоятельство, которое делает почти невозможным, чтобы бандитизм переродившихся полицейских формирований мог хоть в малой степени сравниться с тем, что творят современные правительства. Правительства могут совершать чудовищные вещи во многом благодаря тому, что в глазах одурманенной публики их деятельность легитимна. Средний гражданин может быть недоволен или просто возмущен полицией и поборами правительства. Но он находится под обаянием идеи, внушенной столетиями государственной пропаганды, что правительство – это его законный суверен, а потому попытка воспротивиться его повелениям была бы гибельным безумием. Государственные интеллектуалы веками вдалбливали ему мысль о необходимости преклоняться перед этой легитимностью – с помощью флагов, ритуалов, церемоний, наград и конституций. Полицейская банда – даже если все частные полицейские формирования сольются в единую банду – не будет иметь подобной легитимности. Публика увидит в них только бандитов, а взимаемая ими дань никогда не будет считаться налогом, который следует платить автоматически. Люди быстро сплотятся против их незаконных требований, и бандиты потерпят поражение. Как только общество войдет во вкус привольной, обеспеченной и благоустроенной жизни безгосударственного либертарианского мира, государство почти заведомо проиграет. Почуяв вкус свободы, люди не захотят отказаться от нее.

Но предположим – только предположим – что, несмотря на все помехи и препятствия, несмотря на всю любовь к вновь обретенной свободе, несмотря на все встроенные сдержки и противовесы, обеспечиваемые свободным рынком, государство сумеет каким-то образом опять все подмять под себя. Что тогда? Тогда мы опять получим все то же государство. Мы будем не в худшем положении, чем сегодня, с нашим нынешним государством. Как выразился один философ-либертарианец, «по крайней мере, мир получит грандиозные каникулы». Звучное обещание Карла Маркса куда лучше подходит не к коммунизму, а к либертарианскому обществу: отказываясь от государства ради свободы, нам нечего терять, кроме своих цепей.

Мы подошли к последнему аргументу против либертарианства. Каждому либертарианцу приходилось слышать осторожное возражение: «Ладно, эта система действительно может работать на уровне местной полиции и судов. Но как либертарианское общество сможет защитить нас от русских?»