Призраки истории - Сергей Баймухаметов

И вдруг — какая-то пауза, австро-русские переговоры, а затем Суворову приказывают идти в Швейцарию на соединение с корпусом Римского-Корсакова. И получалось, что русские войска из Италии выводятся и… сводится на нет присутствие России в Италии. Но наверняка австрийские политики имели в виду и Францию, куда устремился бы Суворов. Русский полководец и русские войска, занявшие практически всю Европу, — вот чего боялся австрийский двор. То есть Австрия в рамках союза с Россией хитрила, выгадывала, вела свою политику, за что потом и была наказана… новыми победами Наполеона — да простится мне это не злорадство, а констатация факта. И поделом, сказал бы я, если бы речь не шла о жизнях простых солдат…

А не будь этих австрийских интриг, будь антифранцузская коалиция последовательной до конца, дай они волю Суворову — Суворов в самом начале сделал бы укорот, подрезал бы крылышки набирающему высоту Наполеону. И не было бы голубчика императора Наполеона, не было бы завоевания Европы, не было бы нашего, опять же совместно с австрийцами, тяжкого поражения при Аустерлице, сожженной Москвы, бесчисленных жертв Бородина, Березины, Ватерлоо…

И это не расхожее «если бы да кабы», а неизбежный финал начатого Суворовым разгрома французов в Италии и похода уже во Францию. Так Суворов и планировал:

«Италия — это прелюдия. Идти до геркулесовых столбов. (То есть до Гибралтара. — С. Б.) Уже из Турина я намеревался идти через Гренобль в Лион, а оттуда — до Парижа, но прежде только покончив с Италией…

Мне же в разгар моих военных операций мешает педантизм Вены, которая по невежеству своему видела одну только Мантую, являющуюся для меня ничтожным объектом… все это лишь детские забавы… когда та или иная армия на пути к Парижу».

Я понимаю, что планы Суворова и мои рассуждения одно, а военный авторитет Наполеона, особенно в российском обществе, — совсем другое. Издавна в России почему-то считается: ну, Суворов, Барклай, Кутузов — это полководцы по нашим, расейским понятием, а Наполеон — это принципиально иной уровень, это европейский военный гений и так далее. Не буду даже смеяться над нашим подобострастием, тем более спорить на извечную тему: кто сильнее, кит или слон. А просто напомню ситуацию в Европе на лето 1799 года. Наполеон — пусть и герой и кумир Франции, но он всего лишь бригадный генерал, командующий армией, подчиненный правительству, Директории. К тому же он застрял с армией в Египте. В Париже смута и хаос, пять директоров запутались в интригах и не знают, что делать со страной. Власть валяется на земле. Ее и подобрал Наполеон в ноябре, примчавшись из Египта, бросив там армию. То есть Париж летом 1799 года был легкой добычей.

Но Суворову не дали дойти до Парижа:

«Меня прогнали в Швейцарию, чтобы там уничтожить…»

Он пошел на соединение с корпусом Римского-Корсакова, которого уже теснил французский генерал Андре Массена. Пошел через Альпы. Потеряв только на перевале Сен-Готтард 2000 человек. А когда спустился в Муттенскую долину, оказалось, что Массена уже разбил Корсакова и запер выход из долины. И уже считал, что возьмет в плен не только Суворова, но и великого князя, который был при русской армии. Генерал-поручик Розенберг дал бой французам в Муттенской долине, и Суворов ушел в горы, на перевал Паникс. И вырвался из окружения, потеряв четверть всей армии, обозы, артиллерию. Это был, безусловно, героический поход. Но — героическое отступление. Героический выход из окружения. За что Суворов и получил звание генералиссимуса.

Не думаю, что его это утешило. Уже после получения высшего воинского звания он писал: «Итак, гора родила мышь… В Вене любят только посредственность; а талант не охотник до узды… Не владея ни искусством ведения войны, ни установления мира, кабинет, погрязший в лукавстве и коварстве, вместо Франции заставил нас бросить все и идти по домам».

В итоге Итальянский поход закончился победой французов. Наполеон в ноябре 1799 года совершил переворот, стал первым консулом, а в 1804 году — императором, расправил крылья, обрел мощь и затем, уже после смерти Суворова, завоевал всю Европу и занял Москву.

А ведь Суворов мог спасти Европу. Но стал жертвой больших политических интриг. И никакое звание генералиссимуса, никакие славословия при жизни и особенно после смерти сути не скроют. На закате жизни он писал: «Мой учитель Юлий Цезарь говорил, что тот не сделал ничего, кто не закончил дело полностью». То есть хотим мы того или не хотим, нравится это нам или не нравится, но полководец — это победа. Сам же Суворов и говорил: «Победа покрывает все». А победы не было…

Такова в реальности судьба Александра Васильевича Суворова.

Загадка

И все равно личность и посмертная судьба Суворова — загадка. Зададимся простым вопросом: а не вспомни в речи 3 июля 1941 года Сталин о русской воинской славе предков, не упомяни имени Суворова, много бы знали мы о нем сегодня, был бы культ Суворова? Но это наши сталинские проблемы. А культ Суворова создавался еще в старой России. И даже в советской энциклопедии 1930 года он уже назван «величайшим русским полководцем…».

Ни Румянцев и Потемкин, завоевавшие для России громадные пространства, ни Барклай и Кутузов, победившие Наполеона, не называются в энциклопедиях выдающимися, великими и уж тем более величайшими, не пользовались и не пользуются в обществе таким поклонением и даже обожествлением. Прежде всего — среди военных. Начиная с царских генералов Дениса Давыдова (того самого!) и Драгомирова и заканчивая белым генералом Красновым и красным маршалом Жуковым! А они, надо полагать, понимали толк в военных делах!

Что это — неотразимая для военных сердец магия наступления, наступления и еще раз наступления? Бездумное следование однажды созданному мифу? Или некое профессиональное и почти мистическое ощущение небывалого военного гения? Гения, от которого отвернулась судьба…

Интересно было бы знать, что будут писать о Суворове еще через пятьдесят лет, году этак в 2053-м?

Детский вопрос

Подозреваю, что некоторые читатели воспримут как должное, как общеизвестное главы о Румянцеве и Потемкине, а все внимание сосредоточат на том, что я написал о Суворове.

Говорю так потому, что уже в журналах, куда я предлагал очерк, разгорелись нешуточные страсти. Вплоть до заявлений некоторых членов редколлегий: «Только через мой труп! Если это примут к печати, я подам заявление об увольнении!» И конечно же, так или иначе мелькало слово «ниспровергатель».

На мой же взгляд, никакого ниспровержения Суворова здесь нет. И даже наоборот — впервые говорится о том, что Суворов мог повернуть историю Европы, если бы не политические интриги. Впервые говорится о загадке его личности, о трагедии полководца.

Однако реакция была очень острой, болезненной. Наверно, вдвойне болезненной оттого, что… нечего возразить. Как признался один из оппонентов, он никогда не задумывался, что Суворов в русско-турецких войнах был командиром дивизии, что войны-то шли под началом Румянцева и Потемкина…

Так что прав был мой старший товарищ, предостерегая. Но я ж не виноват, что в детстве читал Пушкина и однажды задался вопросом…

Ну к примеру, никто и нигде, ни в какой энциклопедии не называет Барклая де Толли «величайшим русским полководцем». Или — «великим», «выдающимся». И Кутузова так не называют. А что сделали Барклай и Кутузов?

Барклай не дал ни одного сражения победоносной армии Наполеона. В те времена война шла по правилам: сходятся две армии, какая победила на поле битвы — та и получает ключи от столицы, трон и всю страну. А Барклай начхал на европейские манеры и порядки. Он заставил войска Наполеона тащиться без боя по русским лесам и дорогам, он уводил и уводил обе русские армии от решающего сражения. Вызывая гнев командующего Второй армией пылкого Багратиона, которого он удерживал от вступления в бой лишь силой приказа, потому как был военным министром. Вызывая недовольство своего штаба, возмущение царского двора и всей русской общественности.

Царь Александр прикрывал Барклая, сколько мог. И сместил его, когда уже невозможно было противостоять общественному мнению, которое кипело и клокотало… Как писал впоследствии Пушкин в стихотворении «Полководец», «И в имени твоем звук чуждый не взлюбя, // Своими криками преследуя тебя, // Народ, таинственно спасаемый тобою, (подчеркнуто мною. — С. Б.) // Ругался над твоей священной сединою».

И далее всем известное: «О люди! жалкий род, достойный слез и смеха!»…

Кутузов продолжил тактику и стратегию Барклая. Наверно, ему было даже тяжелей. Шутка ли — сдать Москву! И?.. И на этом все кончилось. Кончилась непобедимая армия Наполеона.