Мораль святого Игнатия - Ольга Михайлова

Отец Эзекьель понял, что подобный метод пользы не приносит.

«Что вы подумали, Дюпон, когда не увидели утром Лорана де Венсана?» Мишель задумчиво почесал в затылке. Что он подумал? Он пожал плечами и развёл руками. Отец Илларий обещал приготовить на пробу для визита Провинциала бычьи ушки, тушённые в горшочке с овощами, он, главным образом, о них и думал, а Лоран… Что о нём думать-то? Подумал, должно быть, что он куда-то пропал… «А что вы вообще думали об убитом?»

Дюпон полагал, что тот ничего не понимал в кулинарии и был человеком, лишенным дарований.

Гастон Потье, рассказывая о субботнем вечере, повторил слова и Дамьена, и Дюпона. «Как долго сам он пробыл в церкви?» Этого он не помнит, был в молитвенном экстазе, благодарил Небо за возвращение Котёнка, за проявленную справедливость, пытался осмыслить бесконечное милосердие Божье к нему самому, недостойному, осознать истинность и праведность судов Божьих и мудрость Господа, читающего в сердцах. Потом взял скрипочку — и вернулся в спальню, там прибирался Дофин, потом пришли с пирогом Ворон с Аквинатом. А тут, через считанные минуты — отец Дюран с Котёнком пожаловали. «А почему ваш друг Филипп д'Этранж выразил надежду на то, что Лорана исключат? Они враждовали?»

Лорану мало кто симпатизировал, холодно сообщил Гамлет. «Что вы сами думали о нём?» Гастон не считал его человеком высоконравственным и достойным всяческого уважения. По его мнению, такие люди чести Франции не делают. «Угрожал ли лично вам Венсан? Чем?» Он однажды подслушал их с Дофином разговор о семейных делах, не задумываясь, просветил их Потье, и грозил разгласить то, что услышал. «Вас не огорчила его смерть?» Отнюдь нет. С чего бы? Не огорчился он ничуть и огорчаться по этому поводу не собирается. Коемуждо поделом его. Это справедливо. А сетовать на Божественную справедливость — это даже не ересь, мсье. Это безумие, а у него с головой все в порядке.

Дофин полностью подтвердил слова остальных. На вопрос же, как он относился к убитому, признался, что терпеть не мог этого субъекта, считал его негодяем, а когда узнал, что именно он был причиной клеветы на их любимого отца Дюрана, так и вовсе омерзение к нему почувствовал. «Высказывал ли он когда-нибудь намерение убить Лорана де Венсана?» — вопрос задал отец Гораций. По словам Дофина, намерения такие он, если и высказывал, то лишь отводя душу, потому что и муху-то убить не может, а вот желание видеть ненавистного вампира мёртвым высказывал неоднократно. «И что он подумал, увидя тело?» Он почувствовал раскаяние, горестно сообщил Филипп, да, был просто в смятении. Ведь сколько раз он, грешник, роптал на Господа, сколько раз сокрушался, почему долготерпит Господь? Где десница Его? Где суд Его праведный? Сколько раз мудрый Гамлет говорил ему, что наступит он, Дофин, на аспида и василиска и очами своими увидит возмездие нечестивым?! «Не ревнуй злодеям, говорил он, не завидуй делающим беззаконие, ибо они, как трава, скоро будут подкошены и, как зеленеющий злак, увянут…» Это же говорил и отец Гораций. Тот всегда уверял, что «делающие зло истребятся». Ещё немного, говорил он, «и не станет нечестивого; посмотришь на его место, и нет его…» А он, Дофин, что? Не верил… С тех пор он всё время пребывает в смятении, сообщил он. Простит ли ему Господь глупый ропот его? А ведь воистину, «видел я нечестивца грозного, расширявшегося, подобно укоренившемуся многоветвистому дереву; но он прошёл, и вот нет его; ищу его и не нахожу…» Святые отцы прервали обширное цитирование 36 псалма, и попросили Дофина позвать Котёнка. Тот был на корте — состязался с Леоном Нуаром.

В ожидании его следователи обменялись репликами.

По мнению отца Эзекьеля, рано или поздно разноречие в рассказах проступит. Отец Аврелий был настроен скептически. Ребятишки совсем не глупы, и имели бездну времени, чтобы сговориться. Заметьте, никто не отрицает враждебности к убитому, никто не скрывает причин неприязни. Дирижёр у них умный. Ничего они не узнают, хоть сиди тут все дни напролёт.

Даниэль, похудевший и бледный, посмотрел на Горация. Тот ответил тяжёлым вздохом, нахмурился и закусил губу. Неожиданно напрягся. Он кое-что вспомнил, однако, опустил глаза и снова вздохнул. Знавший его мимику Дюран извинился, и попросил Горация проводить его в лазарет. Ему что-то совсем худо.

Едва они вышли, де Шалон тихо проговорил, что вспомнил, как видел на мансарде Лорана след ноги в дегте. Его не так просто отмыть. Надо осторожно осмотреть подошвы ботинок у каждого. Прямо сейчас.

— Но ведь это просто докажет, что некто был на мансарде — и всё.

— Да, но мы пока даже этого не знаем.

— Умоляю, Гораций, если это… — Дюран осёкся.

— Если это… кто? — де Шалон смотрел в землю.

Дюран не ответил.

Они пришли в спальню. Все, кроме Эмиля, были там. Дофин выдувал мыльные пузыри, Дюпон рассказывал про блюда, которые предстоит отведать Провинциалу, Потье складывал скрипку и смычок в футляр, Ворон что-то переписывал из одной тетради в другую. Гораций де Шалон попросил всех показать ему подошвы своих ботинок. Все удивлённо переглянулись, но выполнили предписание. Однако, сколько Гораций не вглядывался, ничего не увидел. Никто из присутствующих не вступал в деготь на мансарде. Появился развесёлый Котенок, с разбегу едва не влетевший в спину отца Горация. Внимательно осмотренные подошвы его ботинок были всего лишь в снегу. Дюран облегченно вздохнул, и Гораций торопливо повёл его в лазарет. Там, едва усадив Даниэля на кровать, бросился в сарай, где лежало тело де Венсана. С досады плюнул и помянул нечистого.

Подошвы ботинок убитого были в дёгте.

Нервно смеясь, Гораций вернулся к Дюрану и сообщил ему об этом, заметив на лице друга явное облегчение. Усевшись на кровать рядом, спросил, не было ли у него во время опросов странного чувства, что он что-то понимает — скрываемое, потаённое? Тот покачал головой. Нет. Он не заметил, чтобы кто-то лгал. Да и что скрывать-то: он и не хотел ничего замечать. Он не хотел терять никого. Гораций это понимал. Около получаса они сидели молча, думая каждый о своём.

Потом Гораций медленно поднялся и снова вышел в сиреневые зимние сумерки. Побрёл к Церкви.

Войдя в притвор, сразу заметил Потье, возившегося с канифолью. Медленно подошёл и сел рядом. Гастон бросил на него лукавый взгляд чёрных глаз и улыбнулся. Никогда ещё в его улыбке не было столько счастья и покоя, глаза искрились.

— Ты, как я вижу, отнюдь не преисполнен скорби по убиенному?

— То, что нельзя исправить, не следует и оплакивать, — рассудительно вернул отцу Горацию его же суждение ученик. — Мне нравится при этом, что вы не сказали «невинно убиенному»…