«Если», 2001 № 04 - Журнал «Если»

Он еще раз обвел библиотеку взглядом.

— Давайте договоримся вот о чем, — проговорил Майкл. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь подвергал опасности Семью или других хрупких. В течение следующих нескольких дней мы будем играть роль умственно отсталых подростков. Особенно это относится к тебе, Гораций. Ты понял?

— Слушаюсь, господин.

— Потому что, — добавил Майкл напряженным суровым голосом, — я не допущу, чтобы пострадал кто-нибудь из членов нашей Семьи. И если, Гораций, тебе опять вздумается предпринимать самостоятельные вылазки, я тебя прикончу. Ты понял? Я не шучу. И не говори ничего сейчас.

Гораций был так потрясен, что и в самом деле промолчал.

В течение следующих дней ничего особенного не происходило, жизнь шла своим чередом. Впрочем, не совсем. Родители Майкла не потребовали никаких объяснений по поводу его позднего возвращения. Более того, когда он вернулся, они уже легли спать, что чрезвычайно удивило Майкла. Обычно в подобных ситуациях отец всегда его дожидался, чтобы выяснить, где он пропадал, отругать и пригрозить наказанием. Встретившись с друзьями, Майкл узнал, что родители Горация и Эрнеста тоже были в спальнях, когда те объявились дома. Очень странно.

«Очередной ход в хитроумной опасной игре, где сухари изображают учителей и родителей», — подумал Майкл.

Он никак не мог придумать надежного места, чтобы спрятать книги Уинстона Черчилля. И потому, в конце концов, решил воспользоваться своим прежним тайником в ванной. По его теории неожиданных поворотов в игре, книги должны были остаться на месте.

Так и произошло. Книги никто не трогал до тех пор, пока сам Майкл не отнес их назад в библиотеку. Майкл решил, что ему немного удалось понять психологию сухарей.

Олдоса Хаксли никто не вспоминал, никто не поднял никакого шума. Этого Майкл тоже не ожидал. Тот, кто выбросил тело на скалы, похоже, не меньше Майкла и его друзей хотел сохранить случившееся в секрете.

Порой Майклу казалось, что все сухари Лондона тихонько посмеиваются над беспомощностью хрупких, над их детскими тайнами и заговорами, попытками исследовать окружающий мир. Иногда, погрузившись в уныние, он думал о том, насколько проще была бы его жизнь, если бы он мог подавить любопытство, уничтожить в себе неистребимое желание понять, что происходит. У него спокойная, комфортная жизнь, ему ничем не угрожает искусственная война, эпизоды которой по причинам, понятным только им самим, сухари демонстрируют хрупким с завидной регулярностью.

Разве важно, что Лондон — это город из картона? Что за его пределами есть настоящий, реальный, огромный мир, в котором бродят ящеры и ревет морской прибой? Ведь самое главное — чувство безопасности. Даже для зверя в зоопарке.

«Вот и ответ», — подумал Майкл. Он не хочет чувствовать себя племенным животным, которому ничто не угрожает. Он мечтает жить свободно в реальном мире, каким бы опасным тот ни оказался. Майкл знал, что во имя достижения своей цели он готов поставить на карту все. Включая собственную жизнь.

Глава 24

Встречу Майкла с самозваным вожаком учеников средней школы Северного Лондона, сухарем по имени Артур Уэлсли, организовал Эрнест. Она имела трагические последствия, заставившие Майкла предпринять шаги, которые вовсе не входили в его планы.

Эрнест и Джейн, хотя их отношения и не были столь нежны, как у Майкла с Эмили, тоже очень привязались друг к другу и стали проводить много времени вместе. Однажды чудесным субботним днем они решили оправиться на пикник в Хампстед-Хит. Парочка предприняла прогулку не только для того, чтобы развлечься. Эрнест продолжал работать над составлением карты Лондона и собирался внести в нее главные дороги Хампстеда.

Когда они с Джейн отдыхали после легкого ланча, к ним подошел Артур Уэлсли, высокий сухарь в белой рубашке и черных брюках. Он стоял, широко расставив ноги и положив одну руку на ремень. У него за спиной замерли два сухаря, которых он называл своими заместителями. Приятели Уэлсли повторяли все его движения и как две капли воды походили на своего командира.

Эрнест и Джейн сидели на траве в парке, рядом стояла открытая корзина с едой, на салфетке лежали остатки ланча. Джейн напугала необычная внешность сухарей.

— Что вы здесь делаете? — сердито спросил Артур Уэлсли.

— Я думал, это и так понятно, — спокойно ответил Эрнест. — С кем имею честь?

— Артур Уэлсли, командир отряда охраны средней школы Северного Лондона.

— Командир чего?

— Отряда охраны средней школы Северного Лондона. Полагаю, ты из Центрального Лондона.

— Да. Меня зовут Эрнест Резерфорд, а это Джейн Остин.

— У вас есть организация? — Артур Уэлсли проигнорировал присутствие Джейн.

— Организация?

— Военная.

— Нет.

— А командир есть?

— Да.

— Хорошо. Приведи его сюда завтра утром. Я намерен с ним поговорить.

— Не знаю, захочет ли он с тобой разговаривать.

— Захочет, — уверенно заявил Артур Уэлсли. — Скажи ему, что это очень важно… и спроси, знает ли он Олдоса Хаксли.

Три сухаря одновременно повернулись и, чеканя шаг, словно на параде, зашагали прочь. У Эрнеста возникло ощущение, что они тренировались не один день.

Непринужденная атмосфера пикника была нарушена, а приятный выходной испорчен. Теперь Эрнесту придется поскорее отыскать Майкла, чтобы обсудить с ним случившееся.

Джейн побледнела, ее трясло. Эрнест обнял девушку за плечи и попытался успокоить. Неожиданно он удивился, сообразив, что обнимает ее впервые, до сих пор его занимали другие проблемы.

— У них такой вид… опасный, — объяснила Джейн. — Я почувствовала, что от них исходит угроза.

— Может быть, дело в том, что они одеты одинаково. Похоже на форму.

— А как ты думаешь, они могут нам что-нибудь сделать?

— Не знаю. Разумнее всего найти Майкла и поговорить с ним.

Джейн начала складывать остатки еды в корзинку:

— Мне холодно.

— Сегодня же тепло.

— А мне холодно. Пока они не явились, все было чудесно… Как ты думаешь, они знают про Олдоса Хаксли?

— Понятия не имею, — пожав плечами, ответил Эрнест. — Мы все принимаем участие в представлении, которое являет собой либо гнусную комедию, либо пародийный фильм ужасов. Дело в том, что нам придется с этим жить, Джейн. Если мы станем слишком сильно беспокоиться — или даже слишком много размышлять, — то сойдем с ума. Так что давай принимать вещи такими, какие они есть, милая. Банальность, конечно, но другого я ничего сказать не могу.