Маугли - Редьярд Киплинг

Теперь Маугли испугался.

— Это и здесь также? — почти вслух сказал он. — «Оно» пришло за мной, — и он посмотрел через плечо, чтобы увидеть, не стоит ли «оно» позади него. — Здесь нет никого.

Ночные шумы болота не прекращались, но ни птицы, ни звери, никто не заговорил с Маугли, и новое ощущение печали ещё усилилось в нём.

— Без сомнения, я проглотил яд, — сказал он испуганным голосом. — Конечно, я нечаянно проглотил яд и теперь теряю силу. Я боялся, а между тем боялся не я… Маугли испугался, когда два волка подрались. Конечно, Акела, или даже Фао, усмирил бы их, а Маугли боялся. Это ясный признак, что я съел яд… Но разве живущим в джунглях есть до этого дело? Они поют, воют, дерутся, бегают стаями под лунным светом, а я… Хан-маи! — умираю среди болот, от яда, который проглотил. — Маугли так жалел себя, что чуть не плакал. — Позже, — продолжал он, — меня найдут в чёрной воде. Нет, я вернусь в мои джунгли, умру на Скале Совета, и Багира, которую я люблю, когда она не кричит в долине, может быть, Багира будет охранять то, что от меня останется, чтобы Чиль не уничтожил меня, как он уничтожил Акелу.

Крупная тёплая слеза упала на колено юноши, и, как ни был Маугли несчастен, он почувствовал удовольствие от сознания собственного несчастия; не знаю, можете ли вы понять такой род странного извращённого счастья.

— Как Чиль, коршун, уничтожил Акелу, — повторил он, — в ту ночь, когда я спас стаю от рыжих собак. — На некоторое время юноша успокоился, вспоминая последние слова Одинокого Волка, которых, вероятно, не забыли и вы. — Ну, Акела перед смертью наговорил много глупостей, потому что перед смертью наш желудок изменяется. Он сказал… Тем не менее я принадлежу джунглям.

При воспоминании о бое на речном берегу, Маугли с волнением выкрикнул последние слова, и дикая буйволица в соседних камышах поднялась на колени, фыркнула и произнесла:

— Человек!

— О, — сказал Майза, дикий буйвол.

Маугли слышал, как он повернулся в своей илистой луже.

— Это не человек. Это только бесшёрстый волк из сионийской стаи. В такие ночи он бегает взад и вперёд.

— Ох, — ответила буйволица, опуская голову, чтобы снова начать щипать траву. — Я думала, что он человек.

— Повторяю, нет. О Маугли, нет ли опасности? — проревел Майза.

— О Маугли, нет ли опасности? — насмешливо повторил юноша. — Майза только и думает об этом: нет ли опасности? Кто из вас заботится о Маугли, который расхаживает ночью по джунглям?

— Как он громко кричит, — заметила буйволица.

— Они всегда так кричат, — презрительно ответил Майза, — всегда кричат громко те, кто, вырвав траву с корнем, не знает, как её надо есть.

— За гораздо меньшую обиду, — проворчал про себя Маугли, — я однажды выгнал Майзу из его лужи и проскакал на нём через болото. — Он протянул руку, чтобы сорвать один из перистых тростников, но со вздохом опустил её. Майза продолжал спокойно пережёвывать свою жвачку; там, где лежала его корова, волновалась густая трава.

— Я не хочу умереть здесь, — сердито сказал Маугли. — Майза, у которого одна кровь с Джакалой и с кабаном, увидит меня. Уйдём из болота и посмотрим, что будет дальше. Никогда ещё не бегал я так весной: никогда не чувствовал, что мне в одно и то же время холодно и жарко. Поднимайся, Маугли!

Он не мог противиться искушению прокрасться через тростники и камыши к Майзе и уколоть его остриём ножа. Большой, весь мокрый, буйвол выскочил из ила с шумом разорвавшегося снаряда, а Маугли сел и захохотал.

— Теперь скажи, что безволосый волк пас тебя, Майза! — крикнул он.

— Волк! Ты? — фыркнул буйвол, топая ногами по грязи. — Все джунгли знают, что ты был пастухом ручного скота. Ты такое же человечье отродье, как кричащие в пыли, там, подле полей. Ты — из джунглей? Какой охотник вздумал бы ползти, как змея, в траве для грязной шутки… Для шутки-шакала, чтобы осрамить меня перед моей коровой? Выходи-ка на твёрдую землю! Тогда я… я… — Весь рот буйвола был в пене — у Майзы чуть ли не самый дурной характер во всех джунглях.

Маугли спокойно смотрел, как буйвол дышал и отдувался. Когда юноша понял, что его голос всё-таки будет слышен, несмотря на плеск илистой воды, он спросил:

— Какая людская стая гнездится подле здешних болот, Майза? Для меня это новые джунгли.

— Так иди же на север! — проревел сердитый буйвол; Маугли довольно сильно уколол его. — Это была шутка безволосой коровы. Иди в деревню на окраину болота и расскажи им о твоей проделке.

— Человеческая стая не любит рассказов о джунглях, и я не думаю, Майза, чтобы лишняя царапина на твоей коже стоила такого раздражения! Тем не менее я пойду взглянуть на деревню. Да, пойду. Тише! Не каждую ночь господин джунглей приходит разговаривать с тобой.

И Маугли пошёл по качающейся трясине на окраину болота, отлично зная, что Майза не решится в этом месте кинуться на него. Скоро он побежал, со смехом вспоминая гнев буйвола.

— Моя сила не вполне исчезла, — сказал себе юноша. — Может быть, яд не проник до самых моих костей? Как низко стоит одна звезда — Прикрыв глаза рукой, он посмотрел на небо. — Клянусь быком, который меня купил, это Красный Цветок, Красный Цветок, подле которого я лежал раньше… ещё раньше, чем в первый раз пришёл в сионийскую стаю. Я видел его и теперь добегу до конца.

Болото окончилось широкой низменностью; на ней мерцал свет. Маугли давно не имел никакого дела с людьми, но в эту ночь блеск Красного Цветка привлекал его.

— Я только посмотрю, — сказал он, — посмотрю, как в старые дни, и увижу, насколько изменилась человеческая стая.

Забывая о том, что он уже не в своих собственных джунглях, где ему позволялось делать всё что угодно, Маугли беспечно шёл по травянистому лугу, наконец остановился подле хижины, в которой виднелся свет. Три-четыре собаки залаяли; он был на окраине деревни.

Маугли заворчал по-волчьи, и собаки умолкли.

— Хо, — сказал он, бесшумно садясь на землю. — Будь что будет! Маугли, какое тебе дело до людских логовищ? — и он потёр себе губы, вспоминая, как много лет тому назад его рот ушиб камень, брошенный в него другой людской стаей.

Дверь хижины отворилась; женщина выглянула в темноту. В комнате закричал ребёнок, и женщина через плечо крикнула ему:

— Спи. Это шакал разбудил собак. Скоро наступит утро.

Сидевший в траве Маугли задрожал, как в лихорадке. Он узнал этот голос; тем не менее, чтобы вполне удостовериться, тихо позвал, удивляясь, что человеческая речь сразу вернулась к нему:

— Мессуа! О Мессуа!

— Кто зовёт? — спросила женщина, и её голос дрогнул.

— Разве ты забыла? — спросил Маугли, чувствуя, что у него пересохло во рту.

— Если это «ты», как назвать тебя? Скажи. — Она прикрыла дверь и прижала руку к своей груди.

— Нату! Охо, Нату! — ответил Маугли, потому что, как вы помните, так звала его Мессуа, когда он впервые пришёл в селение.

— Войди, мой сын! — позвала она Маугли.

Он вошёл в круг света и взглянул в лицо Мессуа, женщины, которая была с ним добра и жизнь которой он спас. Она стала гораздо старше; её волосы поседели, но ни её глаза, ни голос не изменились. По обычаям женщин, она думала, что увидит Маугли таким же, каким он был в день разлуки с ней, и её глаза с изумлением окинули его грудь и голову, касавшуюся верхнего косяка двери.

— Сын мой, — прошептала она и бросилась к его ногам. — Но нет, ты больше не мой сын, ты бог лесов. Ай!

Он стоял в красном свете масляной лампы сильный, рослый, красивый, с чёрными волосами, рассыпавшимися по его плечам, с ножом, висевшим на шее, с головой, украшенной венком из белого жасмина, и его действительно легко было принять за дикое божество лесной легенды. Дремавший в люльке ребёнок проснулся и громко закричал от ужаса. Мессуа повернулась, чтобы успокоить мальчика; Маугли же стоял неподвижно, оглядывая кувшины для воды, котлы для похлёбки, мешок, мельницу для зёрен и другие принадлежности человеческого жилища, которые были ему памятны.

— Что хочешь ты: поесть или напиться? — прошептала Мессуа. — Здесь всё твоё. Мы обязаны тебе жизнью. Но скажи: тот ли ты, кого я звала Нату, или действительно ты божество?

— Я — Нату, — ответил Маугли, — и забрёл далеко от своих мест. Увидев огонь, я пришёл сюда. Но я не знал, что ты здесь…

— Мы побывали в Кханиваре, — робко сказала Мессуа, — и англичане хотели защитить нас от тех людей, которые собирались нас сжечь. Помнишь?

— Я не забыл.

— Когда английский закон сказал своё слово, мы вернулись в поселение злых людей, но не могли найти его.

— Это я также помню, — заметил Маугли, ноздри которого подёргивались.

— Мой муж поступил полевым работником и, как очень сильный человек, скоро приобрёл небольшую землю здесь. Мы не так богаты, как прежде, но нам не нужно много.