Главред: назад в СССР 4 - Сергей Анатольевич Савинов

Мы должны показать всем, что соглашаться на требования преступников — это признавать их силу. И даже того хуже. Их правоту. Да, журналист обязан держать себя в рамках. Но в рамках закона, а не бандитской прихоти. Так вот, Никита и Виталий Николаевич, вы готовы заявить об этом своим примером? Готовы рассказать о своем печальном опыте и поделиться им уже завтра?

— Готов хоть сейчас, — улыбнулся мой зам. — Это же такой, мать его, репортаж!.. Рубрика «Испытано на себе», а статья будет называться «Как я работал в самиздате»!

Журналистика — это удел психов. Так говорила мне в свое время одна из знакомых девушек, с которой у меня не заладилось. А потом это же, только уже в позитивном ключе, говорил Рокотов. Тот самый, с кем меня свела судьба еще и в этой новой жизни. Маленький мальчик, который в будущем станет директором холдинга. Моим конкурентом, неожиданно понял я и усмехнулся.

Да, мы в какой-то мере все психи. Готовы в новогоднюю ночь мчаться в соседний город, где произошло загадочное преступление или крупная катастрофа. Лезем под пули в горячих точках. Рискуем жизнями, чтобы добыть ценные кадры или непередаваемые ощущения, которыми готовы поделиться в статьях. Безумцы, умеющие из всего сделать инфоповод.

— Сделаем, Виталий Николаевич, — я поднял руку с растопыренной пятерней, и Бульбаш с готовностью хлопнул по ней своей ладонью с оттяжечкой.

— А я, получается, напишу материал о том, как стал террористом, — попытался натянуто пошутить Никита.

Слишком, пожалуй, весело. Я внимательно посмотрел на парня. Похоже, он просто напуган и не понимает, как правильно реагировать, мечется. Помогу ему.

— Не гони лошадей, Никита, — я покачал головой. — В твоем случае уже так не получится. Это же не игра, не шутка, а попытка загладить вину и помочь другим. Так что нужен другой формат. Ты не террорист, ты — жертва шантажа. Жертва, которая испугалась, повелась на уловки преступников и… в итоге чуть не наломала дров.

Я довольно мягко напомнил о том, что Никита отправил в больницу полтора десятка человек. Парень понял это и помрачнел. Еще сильнее, чем раньше.

— С ним все в порядке? — вдруг тихо проговорил Никита. — С тем высоким в очках, Котенком?

Волнуется. А я окончательно убедился, что мой журналист — просто хулиган поневоле, который еще способен вернуться к нормальной жизни. И хорошо, что я заранее выяснил, как дела у моего сопредседателя. Словно чувствовал, что пригодится здесь и сейчас.

— Пока не очень, — ответил я. — Ему стало лучше, я как раз недавно звонил в больницу, перед нашей беседой, но сам факт, что он неделю на койке под капельницей… Такое себе.

Я понимал, как трудно сейчас Никите. Но скрывать правду в такие моменты — лишь делать хуже. Во-первых, парень все равно узнает, как все обстоит в реальности. А во-вторых, ложь, даже во спасение, может легко привести к потере доверия. Да, Никита сделал ужасную вещь. Но он раскаялся, хочет все исправить и рассчитывает на мою поддержку.

— Значит, я должен понести наказание, — Никита поднял взгляд. — Да, меня заставили. Угрожали. Но я ведь и вправду мог пойти в милицию, защитить Анфису… А я струсил. Решил, что всего-то подниму панику, сорву заседание вашего клуба, и от меня отстанут. Вот только в итоге я ведь людей чуть не погубил. Так что я все же пойду в милицию.

— Ты и себя чуть не погубил, — тихо добавил я. — Ты, конечно, молодец, что все признаешь и даже ответить хочешь по закону. Вот только будет ли от этого лучше Котенку? Или твоему дяде? А тебе самому? Нет, я не предлагаю тебе уйти от ответственности.

— А разве нет? — выдохнул Никита.

— Нет, — я покачал головой. — Я предлагаю воспользоваться шансом. Ты не уходишь от наказания, ты исправляешься. И исправляешь то, что наворотил. Помогаешь поймать оставшихся на свободе преступников, вдруг возомнивших себя вершителями судеб. Делишься с коллегами и читателями пережитым, помогаешь убить подобное отношение к людям в зародыше. Чтобы каждый, кто лишь подумывает о том, чтобы заставить кого-то действовать под угрозой, знал: этого не будет. Да ты еще лекции читать будешь о противодействии журналистов мафиозным структурам!

— Скажешь тоже, Семеныч, — вдруг фыркнул Бульбаш. — Это вон в Италии мафия, я в «Спруте» видел. А у нас так, бандиты.

— Я бы не стал их недооценивать, — я покачал головой. — Бояться и раскланиваться не нужно, вот только и не видеть угрозы тоже наивно. Впрочем, мы не об этом… Не делай резких движений, Никита. И все будет хорошо.

— Я бы очень хотел все исправить, Евгений Семенович, — парень вроде бы начал успокаиваться. — Вот только не думаю, будто того, что вы предлагаете, будет достаточно…

— Мне нужно кое-кому позвонить, — сказал я, и Никита кивнул.

* * *

— Мы с вами стали часто встречаться, Евгений Семенович, не находите? — приветливо улыбнулся Евсей Анварович.

Серая «Волга» рассекала улицы зимнего города, и народу было заметно больше, нежели обычно. Хотя сегодня четверг, да и холодно для прогулок. Неужели перестройка выгнала всех из теплых квартир? Да ну, полная ерунда.

— Не могу сказать, что каждое рандеву у нас с вами приятное, но тут не к вам претензия, а к происходящему, — витиевато ответил я Поликарпову.

— Вы мне тоже глубоко симпатичны как человек, — рассмеялся чекист. — А вы что, лыжами не интересуетесь?

Я отвернулся от окошка и в недоумении уставился на него.

— Сегодня закончился Кубок СССР по лыжным гонкам, — пояснил Поликарпов, увидев мою растерянность. — В грузинском Бакуриани. И у нас есть золото. Антонина Ордина взяла первое место в эстафете 3×5 километров. Она же наша, калининская. Вот горожане и вышли на улицы. Пусть маленький, но праздник. А то перестройка — кхм-кхм — мягко говоря, всех сбила с толку, а лыжи они и в Грузии лыжи.

Точно — Евсей Анварович говорил, а я вспомнил. Наш регион