Клеопатра - Стейси Шифф

Соратники Антония — на его стороне была по меньшей мере треть Сената — убеждали его отослать египтянку прочь. Антоний, поразмыслив, согласился. Он велел Клеопатре «отправляться в Египет и ждать окончания войны». Та отказалась, как полагает Плутарх, потому что боялась вмешательства Октавии, способной отговорить мужа воевать. Впрочем, с той же долей вероятности можно утверждать, что царица не доверяла советникам Антония и опасалась оставлять его без присмотра. Клеопатра не была воительницей. Никто из Птолемеев не любил воевать и не погиб на поле боя, как иные эллинистические монархи. Лучшим средством для укрепления государства они считали деньги. Однако, с другой стороны, царица командовала своей армией и отвечала за нее, а войско Антония снабжала и финансировала. А главное, в случае победы Октавиана она могла потерять старшего сына и царство в придачу. Началось противостояние двух сильных личностей. На этот раз Клеопатра не стала прибегать в голодовкам. Она избрала другой путь, заручившись поддержкой Канидия, командира одного из легионов, чью преданность ей уже давно удалось купить. Впрочем, старый римлянин вполне искренне восхищался царицей. Он принялся убеждать военачальника, что прогонять главного союзника накануне войны несправедливо и неправильно. Клеопатра кормит солдат, строит корабли и разбирается в военном деле лучше многих мужчин. Неужели Антоний не понимает, что ее отъезд деморализует египетское войско? Египтяне составляли костяк флота. Они были готовы сражаться за свою госпожу, а не за римлянина. Обидеть царицу Египта означало оскорбить всех восточных правителей, преданных Риму. «Клеопатра спросила Антония, неужели он и вправду считает ее глупее любого из присягнувших ему царей, собиравшихся участвовать в походе? Она, та, что сама правила государством и — капелька лести никогда не повредит — успела многому научиться у своего возлюбленного?» Аргументы царицы и звон ее золота возымели действие. Антоний согласился, чтобы Клеопатра осталась.

В апреле тридцать второго года Антоний и Клеопатра высадились на острове Самос у побережья современной Греции. Самос, который называли ключом от ворот Греции, был идеальным местом для сражения за будущее римского мира. Едва ступив на скалистый берег, Антоний отправил армию на запад. Войска должны были добраться до скалистого острова по Эгейскому морю; их ждали не раньше, чем через месяц. Из Армении подтянулись Антониевы ветераны; вместе с азиатскими рекрутами набралось девятнадцать легионов. Описывая лето на Самосе, Плутарх ни словом не упоминает политические перипетии и военные приготовления. Он повествует исключительно о пирушках. Тамошняя природа располагала к беззаботному веселью, и Антоний пребывал в прекрасном настроении. Время работало на него. Октавиан пришел бы в ужас при виде небывалого, поистине диониийского действа. Каждый правитель к востоку от Афин прислал на Самос не только солдат, но и артистов. Остров в считанные дни наводнили «азиатские скоморохи»: арфисты, флейтисты, актеры, танцовщицы, акробаты, мимы. Начался пестрый, многоязычный, блистательный праздник музыки и театра. «И пока по всему миру разносились стоны и жалобы, — цедит сквозь зубы Плутарх, — на маленьком острове день и ночь звучали арфы и флейты; театры были полны, уличные труппы старались переиграть друг друга». Кроме того, каждый город прислал жертвенных животных; колониальные правители «состязались в пышности представлений и роскоши даров». Все спрашивали себя, какой невероятный триумф Антоний и Клеопатра устроят в честь победы.

В мае Клеопатра с Антонием совершили краткий визит на запад, в холмистые Афины. Торжества продолжались в тамошних театрах и на огромной мраморной арене в центре города, где Антония вновь, как девять лет назад, приветствовали как живого Диониса. Посетив Афины, трудно было удержаться и не подарить городу монумент, театр или гимнасий со стенами из кремового мрамора; в благодарность дарителям афиняне возводили их статуи (предки Клеопатры построили гимнасий к востоку от рыночной площади). Спектакли и развлечения не могли отвлечь Антония и Клеопатру от невеселых размышлений. Клеопатре предстояло провести лето в городе, где возлюбленный был счастлив с ее соперницей. Здесь они прожили лучшие дни своей семейной жизни, здесь она родила дочь. В Афинах все дышало воспоминаниями об Октавии, ее статуи возвышались по всему городу. Греки почитали жену Антония как богиню и даже устраивали церемонии в ее честь. Клеопатра не собиралась с этим мириться; с тех пор как она тихо и незаметно жила в Риме, стараясь не попадаться на глаза супруге Цезаря, минуло четырнадцать лет. Царица была осведомлена о том, что ее деяния в Риме назывались беззаконными, а дети — незаконными. Клеопатра была первой из Птолемеев, кто ступил на афинскую землю, и город должен был ее полюбить: его жители поддерживали ее семью — за хлеб, военную помощь и политическое содействие — с начала третьего века. В Афинах можно было отыскать статуи предков царицы, например, ее двоюродной тетки. Но взор Клеопатры искал изображения другой женщины; даже каменная Октавия заставляла ее ревновать. Египтянка решила действовать: «посулив жителям города дорогие подарки», она принялась убеждать их избавиться от скульптур своей соперницы. Расчетливые афиняне согласились. Они были готовы оказывать возлюбленной римского диктатора любые почести. Статуи Антония и Клеопатры возвели на Акрополе. Во время одной из церемоний римлянин произнес речь в честь царицы от имени горожан.

Летом тридцать второго года Антоний преподнес Клеопатре бесценный подарок: Пергамскую библиотеку, единственное книжное собрание, способное составить конкуренцию александрийскому. В четырех залах большого здания на вершине живописного холма, под присмотром бюстов Гомера и Геродота, хранились двести тысяч свитков. Молва объявила их свадебным подарком или компенсацией за тома, погибшие во время Александрийской войны. На самом деле щедрость влюбленного не требует объяснений. Пергам располагался недалеко от Эфеса, и Клеопатра с Антонием могли наведываться туда, когда пожелают. Коллекция по большей части состояла из украденных экземпляров. В Риме ценить рукописи только учились.

Большинство источников свидетельствуют о безумной, всепоглощающей страсти к египтянке, владевшей Антонием тем афинским летом. В Александрии он отвлекал Клеопатру от государственных дел, здесь все было наоборот. Римлянин не мог думать ни о чем, кроме своей возлюбленной. «Не раз, разбирая тяжбы царей и тетрархов, он получал от Клеопатры любовные послания на стеклянных или ониксовых табличках и тут же принимался их читать», — повествует Плутарх (Антоний был далеко не первым политиком, которому доводилось получать письма от женщины, не отрываясь от государственных дел. Цезарю тоже случалось читать «любовную чушь» на заседаниях Сената. Правда, написаны они были не на ониксовых табличках). Как-то раз Клеопатра без предупреждения явилась к Антонию в тот момент, когда он вершил суд. Именно в ту минуту начал свое выступление знаменитый римский оратор. Увидев паланкин царицы, Антоний оборвал его, остановил заседание, бросился к Клеопатре и почтительно проводил ее на место. Для римлянина такое поведение было совершенно немыслимо. Римский гражданин был волен устраивать свою интимную жизнь как ему заблагорассудится, однако на людях ему надлежало оставаться хладнокровным и бесстрастным. Помпей сделался всеобщим посмешищем из-за нелепой прихоти любить законную супругу. Во втором веке одного сенатора изгнали из собрания за то, что он поцеловал собственную жену на глазах у публики. Самого Антония корили за то, что он иногда обнимал Октавию. Теперь он мог встать из-за стола в разгар пира, чтобы сделать Клеопатре обещанный массаж ступней (их отношения были регламентированы множеством шутливых пактов, договоров и пари, порожденных неистощимой фантазией Клеопатры. Антоний был равнодушен к формальностям). Такое поведение было почти непристойным: для таких целей существовали слуги. Истории о галантных жестах полководца, вполне естественных на Востоке, вызывали у римлян оторопь. Антоний прислуживал своей Клеопатре, точно какой-нибудь евнух. Он вместе с рабами носил по улицам ее паланкин. И все это из-за женщины, которая по римским меркам даже не была красива!