Голос бездны - Андрей Ветер

Парень молча кивнул, но внутрь не вошёл. Он лишь сделал шаг в сторону и пропустил за дверь другого охранника, сам же продолжал наблюдать за гостями.

– Михал Михалыч, там Чемодан пришёл, – сказал вошедший в комнату парень полулежащему в кресле и потягивающему коньяк хозяину.

– Чемодан? Откуда он узнал?

Охранник пожал плечами.

– Пусть войдёт, – разрешил Когтев. – Но без охраны. Вы все будьте начеку. Чуть шорох – сразу сюда.

Он повернулся к сидевшему в углу комнаты пятому охраннику.

– Ты тоже не спи. Чемодан – свой, но я его не ждал, так что не убирай руку с пушки.

Тот понимающе кивнул.

Дверь открылась, и на пороге появился Саприков Старший.

– Как ты нашёл меня, Тимофей? – протянул руку Когтев.

– Эдику меня был. Рассказал про твою беду. – Саприков изобразил на лице глубокое сочувствие и пожал протянутую руку. Но я не думаю, что из-за этого стоит переживать. Ты же не один и не в пустыне. Мы всё сделаем.

Когтев кивнул.

Тимофей Саприков внимательно оглядел комнату. Белые стены с тонким золотистым рисунком, напоминающим паутину. На каждой стене по большой печальной картине в коричневых тонах. Светильники в форме золотых оленьих рогов. Лепной бордюр под потолком. Четыре низких кресла вокруг невысокого столика с наставленными на нём блюдами. Громадные окна, наполовину закрытые тяжёлыми тёмно-зелёными шторами. Чемодана интересовали эти окна. Особенно то, что выходило на проезд Волконского. Где-то там должен был уже пристроиться верный ему Лешак с неразлучным своим чёрным футляром. Но занавески, пожалуй, слишком мешали обзору. Отодвинуть бы проклятые занавески, сорвать их к чёртовой матери.

Сквозь распахнутую дверь в соседнюю комнату виднелись стулья с высокими спинками, обтянутые красным бархатом, и полностью задёрнутые красные занавески на окне. Охранник следил из угла комнаты за каждым движением гостя. Дремавшая во втором кресле Войка что-то проскулила во сне.

Саприков не любил такую обстановку. Его всегда утомляли бессмысленные украшения, вензелюшки, бантики. Он не любил подчёркнутого изящества. Ему по душе было всё, что выглядело натурально, не несло на себе толстого слоя грима, не пряталось за тугие корсеты и искусно уложенные складки. Саприков не любил дорогие гостиницы, хотя вынужден был посещать их по крайней мере раз в неделю, встречаясь с нужными людьми. Он с удовольствием выезжал на свою дачу, где не было никаких атрибутов высшего общества. Он дышал обычным лесным воздухом, радовался доносившемуся с ближайшей фермы запаху навоза, посиживал на простенькой деревянной лавочке перед горящим в небольшом углублении костром. Саприков Чемодан считал, что удобства богатой жизни слишком изнеживали людей, расхолаживали любой характер, что человек, попадавший в зависимость от удобств, лишался части своей природной силы, умения добывать себе корм, терял зрение и слух. Доказательством его убеждений служил откинувшийся в кресле Когтев. Некогда он был сильным зверем, не страшившимся ничего, не боявшимся лично участвовать в каких бы то ни было заварушках. Но он очень быстро оброс жирком уюта, армией прислуги и телохранителей. И вот теперь, когда жизнь вцепилась Когтеву в горло, он оказался совершенно неспособным дать отпор неприятностям и целиком зависел от чужих рук и умов.

Раскинувшийся в кресле Когтев венчал собой окружавшую его обстановку. Чемодан внимательно наблюдал за ним. Ему было любопытно смотреть на человека, которому предстояло через несколько минут покинуть мир живых. И Чемодана радовало, что он, над которым Когтев постоянно посмеивался за неотёсанность, сможет приложить к этому свою широкую руку и доказать, что грубая рука, налитая грубой силой, служит человеку вернее изысканного разума.

– Не переживай, – повторил Саприков, – ты не один в этом мире, тебя окружают сильные люди.

– Это меня и расстраивает. Сейчас я предпочёл бы находиться именно в пустыне. Тишина не убивает никого из людского рода. Никогда не думал раньше, что отсутствие людей покажется мне гарантией безопасности.

– Мы стареем, Михалыч, – покачал головой Чемодан, – но это не означает, что мы имеем право падать духом.

– Я не падаю духом! – воскликнул Когтев и поднялся из кресла. – Но я чертовски расстроен, я взбешён, я хочу отдохнуть. А отдохнуть негде! Это мне-то! С моими-то деньгами! Как такое может быть? Где справедливость?

– Где-то ты перешагнул черту, Михалыч.

– Чушь! – Когтев снова плюхнулся в кресло. – Нет никакой черты. Если её не было раньше, то её не может быть и сейчас.

Саприков, прищурив глаза, следил за движениями Когтева. Когда тот встал и принялся нервными шагами ходить по комнате, то несколько раз прошёл возле окна, и Тимофей Григорьевич затаился в ожидании выстрела. Но выстрела не последовало. Лешак почему-то ждал или не мог нажать на спусковой крючок своей винтовки. Если не мог, то дело осложнялось.

– Чушь! – снова крикнул Когтев. Несколько раз он снова порывисто поднимался, делал в полном молчании несколько нервных шагов по комнате и вновь падал в кресло, будто лишившись сил.

– Михалыч, – Саприков встал, – поделись, что у тебя на душе.

Когтев в очередной раз резко поднялся и шагнул в сторону. На его резкое движение поднялся сидевший в углу охранник. В ту же секунду послышался звон стекла.

***

Лешак остановил свою машину в самом начале переулка. До нужного ему строения оставалось не более двадцати шагов. Лешак осмотрелся. Блестящие чёрные глаза его сверкнули, как зрачки на пёсьей морде. Его лицо, похожее на пластиковую маску, ничего не выражало. Но таким лицо становилось лишь на время работы. В другое время Лешак умел и любил смеяться, широко разевая огромный рот и запрокидывая лохматую голову. Он производил впечатление весёлого парня, когда проводил время в компаниях, но выглядел одиноким и страшным, оставаясь наедине с собой. Сейчас он смотрелся именно так. Обведя знающими глазами пустынную улочку, Лешак быстро прошёл в подъезд и поднялся, бесшумно ступая, на третий этаж. Окинув взором стену «Васко да Гама», Лешак поднялся ещё на один этаж. Отсюда работать было удобнее. Нужное окно просматривалось полностью, качающиеся ветви деревьев не создавали помех.

Третий год он занимался заказной ликвидацией людей и достиг исключительного мастерства в своём деле, но никогда не брался за работу без предварительного изучения жертвы. Это не означало, что он тратил по нескольку месяцев на сбор информации о маршрутах и охране будущей жертвы, но обязательно выяснял всё, что гарантировало ему успешный результат и обеспечивало собственную безопасность. В этот раз он «купился» на уговоры Чемодана, предложившего большую сумму авансом.